Ayг тоже сделал шаг в сторону, и фигура на троне позади него попала в лучи ламп.

Ясновидец поднял взгляд к залитой солнцем вершине зиккурата и обреченно вздохнул.

Даже при его превосходной физической форме подъем оказался изнурительным. Кожа заблестела от испарины. Суставы жгло, словно огнем.

— Никаких пси–сил, — уныло буркнул он.

И продолжил подъем.

С каждой ступенью он поднимался почти на полметра, а затем повторял это усилие, снова и снова. Нелегко преодолевать такой путь, особенно на жаре.

Солнце достигло зенита и сияло с безмолвной тихой яростью, медленно поджаривая ясновидца в его броне. Нагретый воздух дрожал, плотной пеленой окутывая буйно разросшиеся джунгли. Густые заросли простирались внизу, бескрайние и однородные, как океан. Верхняя часть зиккурата, к счастью, поднималась над плотным слоем деревьев и обеспечивала прекрасный вид на бесконечную зелень.

Красоты мало интересовали ясновидца, но все же он был рад выбраться из–под полога ветвей. Влажный тенистый сумрак как будто специально мешал ему подниматься. От приторного запаха цветов и земли можно было задохнуться. Свисающие лианы цеплялись за оружие и броню. Из щелей и дыр в огромных стволах высовывались крупные рогатые существа, покрытые хитином, мерзкие и агрессивные. Даже растения испытывали голод. Колючие цикасы, грибковые колонии, обрамленные иглами мембраны–ловушки и клейкие плотоядные листики трепетали, распространяя ощутимые волны враждебности. И гудение… Непрерывный, изматывающий нервы гул паукообразных, прямокрылых, шестиногих…

— Лучше бы тебе оказаться на месте, — буркнул ясновидец, остановившись, чтобы вытереть со лба пот.

Через несколько часов он добрался до вершины.

Ни один охранник не преградил ему путь — то ли жертва была чудовищно самонадеянна, то ли просто глупа. Перед ним протянулась обширная платформа. Даже изрезанная загадочными знаками, построенная не из камня, хотя из какого–то похожего на него материала, она напоминала посадочную площадку. Впрочем, сюда не залетал ни один воздушный корабль. Достичь вершины можно было только тайными тропами, известными членам Кабала.

Эльдрад Ультран когда–то входил в этот орден. И верил, что остается членом организации до сих пор, — просто его цель немного изменилась.

Но Кабал вмешался не в свое дело, а этому, как и долгим жизням их помощников, следовало положить конец. Озарение оказалось неверным или, по крайней мере, неполным. Истребление человечества не приведет к предсказанному результату.

— Гахет…

Древнее слово, древнее имя представителя древнего племени.

В ответ на его призыв тучное создание, спокойно медитирующее на вершине зиккурата, открыло глаза.

В облике Гахета проглядывало что–то змеиное. Его кожа казалась холодной на ощупь.

+Эльдрад, я знал, что ты придешь+, сказал он, не пошевелив губами.

— В таком случае отсутствие охраны меня удивляет, — ответил ясновидец.

И вдруг он обнаружил, что не может двигаться. Ладонь остановилась в сантиметре от меча и отказывалась опускаться. Он с трудом дышал, словно грудь придавила неподъемная тяжесть.

+Мне не нужна стража, чтобы защититься от тебя. Я позволил тебе прийти. Я наблюдал за тобой в джунглях и во время долгого подъема.+ Гахет моргнул. Бледная мигательная перепонка с нарочитой медлительностью скользнула по его глазу. В груди ясновидца вспыхнула боль. + Путешествие лишило тебя сил.+

Ответ стоил ясновидцу немалого труда:

— Похоже, я недооценил тебя, Гахет.

+Я из Древних, Эльдрад. Неужели ты верил, что сможешь так просто прийти и убить меня?+

— Ты разочарован?

+Заинтригован,+ признал Гахет. +Ты стараешься изменить судьбу, старый приятель.+

— Не припомню, чтобы мы когда–то дружили.

Глаза Гахета прищурились до змеиных щелочек, и боль в груди Эльдрада усилилась.

+Почему?+

Раскаленные иглы, пронзившие мозг ясновидца, свидетельствовали о попытках Гахета проникнуть в слои его разума.

+Любопытно. Ты сопротивляешься.+

— Наша Определенность… — выдохнул ясновидец и ощутил во рту привкус крови. — Есть ведь и третий… ох-х… вариант. Человечество…

+Должно погибнуть. Ты сам это видел. Изначальный Уничтожитель восторжествует, и взметнется его пламя. Но, как любое голодное пламя, оно догорит и угаснет.+

— Ты видишь не все последствия, Гахет. Человечество должно выжить. Хорус должен… — Ясновидец был вынужден прерваться, издав мучительный стон. — …Пасть.

Гахет придвинулся, и близость чужака причинила еще более сильные мучения.

+Ты что–то скрываешь, Эльдрад. Дергаешь за нити сплетения. Кто стал твоим заложником теперь, когда Горгон умер? Ты обработал кого–то другого.+ Гахет еще немного придвинулся. Он не имел запаха, и его тело не излучало тепла. Впрочем, принятая им форма могла быть проекцией, просто видимостью, чтобы лучше соответствовать окружающему миру. Но вот его воздействие на психику было реальным. Ясновидцу пришлось стиснуть зубы, чтобы не прокусить язык. Дрожь распространилась по конечностям, проникла в кости, в его костный мозг. +А я стал препятствием в твоей схеме?+

— Да… ты… мешаешь.

+Это ты убил остальных. Вечных и агентов, даже членов Кабала.+

— Я… ещё… буду убивать.

+Я не могу тебе этого позволить, Эльдрад. Твоя воля сильна, но ты не можешь… Что ты скрываешь? Ведь есть что–то еще. Глубже…+

Ясновидец не смог ответить. Он едва слышал голос в громе двух своих сердец.

+Почему ты улыбаешься, Эльдрад?+

Это он услышал. Гахет позволил ему. Он хотел добиться ответов.

— Потому что, — вымолвил ясновидец, напрягая остатки своих сил, — я не Эльдрад.

Глаза Гахета расширились, когда ведьмин клинок пронзил его раздутое тело. А потом колдовская молния оборвала протестующий крик и превратила его плоть и кости, будь то проекция или нет, в сухой пепел.

Эльдрад, истинный Эльдрад, внезапным шквалом телекинеза развеял пепел по всему зиккурату.

— Ну и ну, — тяжело дыша, произнес Нарек. Он упал на одно колено, согнулся и уперся в пол трясущимися руками. — Мне было… крайне неприятно.

Наваждение, скрывающее его настоящий облик, развеялось, открыв измученного, окровавленного легионера в потрескавшейся броне и с кривой усмешкой на лице, обращённом к эльдару

— Мне не понравился твой план, ксенос. Я предпочитаю подкрадываться в темноте и убивать жертву из винтовки. — Он сплюнул сгусток слизи, смешанной с кровью. — Или ножом. Давай так и будем поступать, ладно?

— Гахет требовал более тонкого подхода, не столь прямолинейного, — ответил Эльдрад.

Он убрал в ножны ведьмин клинок и кончиками пальцев стал что–то чертить прямо в воздухе.

— Меч в брюхо, а потом сжечь. — Нарек кивнул, наконец сумев встать на ноги. — Поразительно, как он вообще что–то заметил.

Эльдрад проигнорировал его сарказм, по–видимому недоступный эльдару. Начертанная им руна начала проявляться, сплетаться из завитков света. Она стада многогранной, пересекающиеся кривые и штрихи образовали многоугольные ячейки.

— Это твой язык, ксенос?

— Тайный язык. Это прорицание.

— Ты имеешь в виду судьбу?

— В некотором смысле.

Взгляд Вулкана не отрывался от массивного силуэта на троне. Но на краю толпы, за фалангой прорывных щитов, за сервиторами с глупо разинутыми ртами и автоматическими орудиями, на периферии зрения, он видел другого. Бледного призрака, изнуренного и злобного.

— Феррус…

Он зажмурился. Никто ничего не слышал. То ли он прошептал имя брата, то ли окликнул его лишь в мыслях. Вулкан открыл глаза; воплощение его давнего безумия исчезло, но вот второй Манус, сидящий на троне и закутанный в мантию, словно король древней Альбии, остался.