— Риддель, как вы думаете, есть ли хоть какая-нибудь надежда, что наша шлюпка выиграет?

В голосе мальчика, когда он задал этот вопрос, было столько тревоги, точно счастье всей его жизни зависело от ответа Ридделя.

— Право, не знаю. Во всяком случае, я считаю возможным, что шлюпки придут к цели вместе, — отвечал Риддель.

— Но вчера вы опередили парретитов на целых пять секунд.

— Да, но это случилось в первый раз и могло быть простой случайностью.

Лицо Виндгама омрачилось.

— Риддель, как хотите, вы должны взять приз, — проговорил он почти сердито.

— Я сделаю все, что от меня будет зависеть, чтобы доставить тебе это удовольствие, — отвечал, улыбаясь, Риддель.

— Если только они выиграют, это будет…

От избытка чувств у мальчика не хватило слов досказать, что будет, если парретиты возьмут приз.

— Чем волноваться понапрасну, не лучше ли будет, если ты будешь готовить свои уроки? — заметил Риддель, принимаясь за книгу.

— Я не могу сегодня учиться! — воскликнул Виндгам. — Разве можно учиться перед самыми гонками?

С этими словами он собрал свои книги и тетради и встал. Ридделя это огорчило. Несмотря на свои новые обязанности и развлечения, старшина не забывал следить за маленьким братом своего друга и последние дни начинал тревожиться за него. Виндгам опять подружился с Сильком и Джильксом, отчего страдали его занятия. Он запустил библиотеку и стал реже ходить к Ридделю. Ридделю было жаль мальчика. Он попробовал удержать его.

— Разве ты уже уходишь? — спросил он ласково.

— Да. Сегодня от моего зубрения не будет никакого толку, я это чувствую.

— Так посиди со мной.

— Вы заняты. Лучше я приду завтра. Покойной ночи, — и мальчик вышел.

Ридделю показалась странной видимая поспешность, с которой он ушел. Вообще за последнее время в обращении мальчика была заметна какая-то нервность. «Почему он стал реже ходить ко мне? Почему он так ежится от малейшего намека на его дружбу с этими противными мальчишками? — думает Риддель. — Но вот он, кажется, возвращается». У Ридделя мелькнул луч надежды, когда отворилась дверь и на пороге показался Виндгам. Но оказалось, что он пришел за перочинным ножом, который забыл на столе. Взяв нож, он вышел, даже не взглянув на Ридделя. Риддель принялся за чтение, но не переставал думать о Виндгаме. Он понимал, что мальчик попал в дурные руки, но не знал, как этому помочь…

Итак, вечер накануне гонок прошел для старшины не совсем весело. Но утром даже у Ридделя вылетели из головы всякие посторонние мысли. В эту среду утренние уроки в Вильбайской школе были одной комедией, и все это понимали. Даже директор был до крайности рассеян, а об учителях и говорить нечего.

Гонки должны были начаться в три часа, а задолго до назначенного часа все наиболее выгодные пункты на обоих берегах реки были заняты зрителями, состоявшими не из одних только вильбайцев. Июньские гонки были событием для всего Шельпорта, и жители городка всякий год стекались толпами на место состязаний. Вдоль обоих берегов тянулись вереницей экипажи; на мыске у ив была разбита палатка для директора, его семейства и знакомых. Линия берега у самой реки была огорожена веревкой, протянутой на кольях. За веревкой были места школьников, посторонние туда не допускались. К трем часам вся школа высыпала на реку и начала занимать места. Часть стала у шлюпочного сарая, против того места, с которого должны были тронуться шлюпки. Все это были спортсмены школы, фланелевые фуфайки и легкие башмаки которых говорили об их намерении следовать за шлюпками вдоль берега. Многие столпились на противоположном конце, у финиша, но большинство заняли холмик против мыска. Это место, лежавшее на полпути курса шлюпок, считалось самым выгодным пунктом для зрителей. Тут река, огибая мысок, делала крутой поворот, и почти весь путь шлюпок был виден, как на ладони. Тут-то несколько в стороне от толпы сидели Сильк и Джилькс.

Как опытные моряки они прекрасно знали, что результат гонок больше всего зависит от того, как обогнут шлюпки мысок, и потому забрались сюда с двух часов, пожертвовав даже обедом.

— Где Виндгам? — спросил Сильк.

— У шлюпочного сарая. Он в числе бегунов. Если бы ты видел, как он волнуется за своих! Просто умора.

— Бедняга! Его ждет жестокий удар, — смеясь, заметил Сильк и продолжал: — А знаешь, вчера он опять был у своего исповедника. Боюсь, не проговорился ли он ему о нашем субботнем похождении.

— Ну нет, он понимает, что может дорого поплатиться, если выдаст нас. Теперь он в моих руках больше чем когда-нибудь.

Настало молчание. Друзья были довольны собой, последнее время им замечательно везло: все их проделки сходили с рук необыкновенно счастливо; Виндгама они опять прибрали к рукам; кроме того, один довольно опасный план, задуманный ими вскоре после того, как Джилькса выгнали из шлюпки, удался им» как по писанному. Теперь они нетерпеливо ждали блестящих результатов этого плана.

Между тем у шлюпочного сарая происходила очень оживленная сцена. Там собралась толпа бегунов, то есть те воспитанники, которые были намерены следовать за шлюпками по берегу. В числе их были Тельсон, Фильнот, Пильбери, Кьюзек, Кинг и другие «мартышки» всех трех отделений. Все они кричали и суетились так, что всякий посторонний зритель непременно подумал бы, что они-то и есть главные участники гонок.

Приветственные клики, относившиеся к «своим», сменялись насмешливыми возгласами противной партии; там и сям раздавались личные обращения и более или менее удачные остроты, и все это тонуло в общем бестолковом гвалте.

Вельчиты шумели больше всех. Не заинтересованные в гонках лично, они могли свободно издеваться над обеими партиями и вполне пользовались этим преимуществом.

— Ну уж команда! Оснастить шлюпку и то не умеют! А еще директорские! — кричал Кьюзек. — Первое отделение!

— Ты бы поучил их, — предложил Тельсон язвительно.

— А ты чего вступаешься? — вмешался Пильбери. — Метил в рулевые, да не попал. Эх ты, отставной рулевой!

— Пильбери, я тебя поколочу!

— Брось их, Тельсон, это они от зависти. Не сумели подобрать команду! Бабы! — сказал Кинг.

— Выходи-ка на кулаки, так я покажу тебе, какие мы бабы!

— Вот наши! — крикнул Виндгам, подкидывая шапку в знак приветствия, когда Ферберн, Котс, Портер, Кроссфильд и Риддель показались на пристани.

— Да здравствуют директорские! Ура!

— Бедняжки, как они боятся! Надо их поддержать! — кричали вельчиты.

— А вот и Парсон! — взвизгнули Тельсон, Бошер и Кинг, бросаясь навстречу маленькому рулевому шлюпки Паррета.

— Ай да Парсон! Наполеон, да и только!

Это замечание одного из вельчитов было вызвано тем, что Парсон вынул из кармана платок и торжественно махал им в ответ на приветствия своих поклонников.

Но вот начались приготовления к гонкам. Для посторонних это довольно скучная процедура. Установка подножек, осмотр уключин, разборка весел, укрепление флагов — все это, естественно, интересует участников гонок, но возбуждает лишь нетерпение в зрителях. К тому же, как и всегда, дело не обошлось без путаницы. Прежде всего перепутали флаги; потом Котс захватил по ошибке чужое весло. Когда то и другое было исправлено, Блумфильд вдруг заметил, что у него шатается подножка, и потребовал, чтобы подождали, пока он прибьет ее покрепче.

Наконец все было готово. Шлюпки медленно вышли на середину реки.

Директорской шлюпке достался счастливый жребий, и потому она заняла «первое», внутреннее место, то есть стала ближе к тому берегу, на котором был мысок. Это место считалось выгоднее, потому что при повороте за мысок путь шлюпки, приходившейся ближе к нему, несколько сокращался.

— Ура! Наши на первом месте! Сама судьба за нас! — кричали с берега директорские.

— Смотрите, как бы ваша судьба не посадила вас на мель! — отозвались на это из шлюпки Паррета.

— Ферберн, голубчик, не выдай! — раздался с берега отчаянный крик Виндгама, за которым немедленно последовали насмешливые возгласы вельчитов: