Прозвонил колокол к перекличке, и Риддель сошел в рекреационный зал. Не более двадцати человек, в числе которых были Блумфильд, Портер, Ферберн, Котс, Вибберлей, неизменно поступавший так, как поступал Блумфильд, отозвались на свои имена, по поводу чего было, конечно, немало смеху. Блумфильд, также смотревший на самовольное бегство вильбайцев, как на пренебрежение его властью, был оскорблен не меньше Ридделя, и в этот день большой школьный зал был свидетелем необычайного зрелища — дружеской беседы между двумя старшинами-соперниками.

— Будет завтра история! Падди страшно рассердится, — сказал Блумфильд.

— Да. Придется сообщить ему имена убежавших, — заметил Риддель. — Сам ты подашь список своих или я подам общий список?

— Подавай ты за всех… то есть, если Ферберн не пожелает подать список отдельно.

— Нет, пусть подает Риддель, — сказал Ферберн. Таким образом старшинство Ридделя было в первый раз признано бесспорно. В тот же день он подал директору свой внушительный список и с нетерпением стал ждать последствий.

Не одна зубная боль мучила Джилькса в описываемое послеобеденное время. Было кое-что, мучившее его несравненно сильнее. Дела его шли дурно. Это началось уже давно. С тех пор, как он подружился с Сильком, он стал замечать, что теряет уважение товарищей; а с того дня, как его выгнали из команды директорской шлюпки, они окончательно от него отшатнулись. Но это было еще не все. К враждебному отношению товарищей Джилькс уже привык, хотя по временам ему было больно. Из-за этого он не остался бы скучать один в пустой школе. У него были огорчения посильнее этого. В настоящую минуту его терзали два противоположных чувства: бессильный гнев и страх. Он только что поссорился с Сильком — с Сильком, ради дружбы которого порвал со всеми прежними друзьями! Да и как было не поссориться? Сильк обращался с ним возмутительно. Ссора кончилась дракой, и Сильк, бывший сильнее, больно поколотил Джилькса. Никто не знал, из-за чего произошла ссора и была ли она окончательной или временной. Конечно, Джилькс сумел бы отплатить своему бывшему приятелю, но беда была в том, что он его боялся: он знал, что Сильк, если дело дойдет до крайности, свалит на него всю вину за одну проделку, в которой они участвовали оба. Расхаживая теперь по двору, точно зверь в клетке. Джилькс ломал голову над тем, как бы ему расквитаться с Сильком так, чтобы не пострадать самому.

Для оставшихся в школе время до переклички тянулось нестерпимо медленно. После вышеописанного краткого совещания старшины трех отделений расстались. Блумфильд ушел к себе, а Риддель с Ферберном отправились в комнату первого. Риддель ощущал потребность излить перед своим другом то, что его волновало.

— Ну, не комедия ли это — мое старшинство? Согласись, что комедия! — воскликнул он, как только они остались одни.

— Вовсе нет. В сегодняшней истории ты ничем не виноват, — возразил Ферберн.

— На мне лежит ответственность за порядок в школе.

— За такой случай не может отвечать ни один старшина, и я убежден, что директор на тебя не рассердится.

— Допустим. Но разве не доказывает этот случай, что моя власть — нуль? Ведь меня в грош не ставят. Взгляни на это несчастное объявление: кого оно удержало?

— Как тебе не стыдно, дружище, приходить в отчаяние от всякой безделицы! То же могло случиться с каждым старшиной.

— Как бы я желал избавиться от этого проклятого старшинства! С каким наслаждением уступил бы я его Блумфильду!

— Вздор! Во-первых, нас с Блумфильдом оскорбили нисколько не меньше, чем тебя, а во-вторых… во-вторых, когда ты успокоишься, ты сам будешь смеяться над собой. Поговорим лучше о другом. Я давно хотел тебя спросить: бывает у тебя Виндгам?

— Очень редко. А что? — спросил с тревогой Риддель.

— Кажется, он попал в дурные руки.

— Это старая история. Но что такое он сделал?

— Ничего особенного, только на днях я видел, как он возвращался в школу очень поздно, гораздо позже переклички. По-настоящему я должен был бы довести это до сведения директора, но я хотел прежде сказать тебе. Жаль Виндгама: он хороший мальчик.

— Не знаю, что бы я дал, чтобы разлучить его с Сильком! — сказал Риддель. — У Силька какая-то власть над ним. Виндгам прекрасно понимает, что Сильк плохой товарищ, и все-таки дружит с ним. А теперь, как нарочно, он рассердился на меня за то, что я не пустил его в город.

— Это, однако, не помешало ему уйти.

— Да, и, к сожалению, он ушел не один, а опять-таки с Сильком.

— Что это? Слышишь? — воскликнул вдруг Ферберн. — Уж не наши ли возвращаются?

Ферберн угадал. Со стороны города доносился какой-то звук; можно было разобрать топот многих ног и гул голосов. Звук быстро приближался и из отдаленного гула скоро перешел в сплошной рев. Очевидно, вильбайцы возвращались всей гурьбой, и возвращались далеко не мирно. Слышны были крики: «Сомкнись, наши! Пробивайся дружней!», «Долой радикалов! Да здравствует Пони!» Эти крики часто покрывались возгласами других, более грубых голосов: «Долой школяров! Бей их!» Все это значило, что между городским населением и школой происходила драка и что вильбайцы грудью пробивают путь к дому. Казалось, весь город преследует их по пятам; им то и дело приходилось останавливаться и расчищать себе дорогу. Однако, несмотря на превосходные силы неприятеля, вильбайцы подвигались к дому и с каждым шагом вперед оглашали воздух торжествующим криком: «Да здравствует Пони!»

Высунувшись в окно, Риддель и Ферберн увидели авангард «своих». Добежав до школьной ограды, беглецы распахнули ворота и с оглушительным гамом ворвались во двор. Старшина и его друг не могли не ощутить некоторой гордости при виде этих молодцов, смело пробившихся сквозь полчища врагов. Битва была не на живот, а на смерть: оборванное платье и обезображенные лица героев ясно свидетельствовали об этом. Последними прибежали Гем, Ашлей, Типпер и еще несколько старших воспитанников; они, очевидно, заняли опасный пост в арьергарде нарочно, чтобы сдерживать напиравшую сзади толпу. Грустное зрелище представляли все они, когда вбежали наконец во двор. Преследователи не рискнули проникнуть за ограду, но, стоя снаружи, не переставали браниться.

— Запирай ворота! — крикнул Гем.

Толпа школьников бросилась было исполнять команду, как вдруг за воротами раздался крик:

— Помогите!

При звуке этого голоса Риддель вздрогнул и как был, без шапки, выскочил в окно прямо на дорогу, где стояла толпа горожан. Ферберн последовал за ним.

— Наш остался за оградой! Выручай своего! — кричали во дворе.

— Не пускай их! Держи ворота! — отвечали им снаружи.

— Это Виндгам, — проговорил Риддель, задыхаясь от скорого бега. — Его убьют!

— Бей школьника! Не давай ему спуску! — кричала толпа.

Отчаянным усилием вильбайцы всей массой навалились на ворота и вырвались опять за ограду. Риддель и Ферберн, бежавшие со стороны дороги, прибежали первыми. Риддель помнил, что он видел Виндгама лежащим на земле посреди толпы буянов; потом он почувствовал сильный удар в голову и свалился. Дальше он ничего не помнил. Очнулся он уже на дворе: Ферберн вел его под руку с одной стороны, а Гем — с другой. От них он узнал, что Виндгама отбили и что драка кончена. Когда Ридделя привели в его комнату и Гем ушел, Риддель спросил Ферберна:

— Очень досталось Виндгаму?

— Нет, не очень, гораздо меньше, чем тебе, — отвечал тот.

— Да и мне не очень досталось. Меня только оглушили. Кто-то ударил меня по затылку.

— Да, и я знаю, кто, — проговорил, нахмурившись, Ферберн.

— Кто же?

— Сильк.

— Быть не может!

— Я был подле тебя в эту минуту и видел своими глазами, как он тебя ударил.

— Видел это кто-нибудь, кроме тебя? — спросил Риддель.

— Не знаю. Кажется, нет… Однако, дружище, я и не подозревал, что ты можешь быть таким неукротимым, — сказал, смеясь, Ферберн. — Ты бросился в драку, как лев. Вся честь спасения Виндгама принадлежит тебе.