Языки пламени жадно вылизывали пирамидку из трех бревен. Леший сдобрил костер своей серницей — белесый, почти бесцветный дым рассыпался о низкие ветви размашистой ели, под которой их компания расположилась на ночлег. Ада немедленно чихнула и юркнула под плащ от навязчивого резкого запаха, который мигом полез в ноздри. Вдобавок Леший от души тряхнул своей курткой над огнем, разгоняя искры и дымище во все стороны.

— Советую вам сесть поближе, голубки. Так и теплее, и целее.

Крес вонзил топор в бревно и сдвинул немного в сторону. На образовавшееся место водрузил котелок с похлебкой и упал на лежак к Аде.

— А еда не провоняет? — поинтересовался Крес, с опаской поглядывая, как дым обволакивает их ужин.

— Поглядим, — Леший плюхнулся подле костра. — Пока живешь в Лесу, ко всему привыкаешь и уже жрешь все подряд. Посмотрим, не разбаловала ли меня бабья стряпня.

Ада мучительно застонала под плащом, уткнувшись Кресу в бок.

— А ты, я гляжу, привычный, — рассмеялся Леший, обращаясь в Вассе, который даже не поморщился — ни единого словечка за минувшие сутки. Волчонок расположился подальше ото всех, уставился в костер и молчал.

— У него просто опыт, — горько улыбнулся Крес. Васса никак не отреагировал на его реплику.

— Ща выть начнут… — сказал Леший, откидываясь на спину.

— Что? — насторожился Крес.

— Если здесь есть кто, — кхамеры я имею в виду, — учуют и начнут кусать локти.

У Креса на лбу выступила испарина — он многое бы отдал, чтобы не только не видеть, но даже и не слышать больше мурчанья этих отвратительных созданий.

Они шли всю ночь и весь день, позволяли себе только короткие привалы. Ноги горели и протестовали после каждого движения. Уже вскоре после их побега из деревни Ада начала скулить, а потом расплакалась, — поход давался ей тяжелее остальных. Пока Крес пытался справиться с ней, Васса поглядывал на нее с плохо скрываемым отвращением. Для волчонка это было привычным делом, он и не жаловался, не забывая оглядываться каждый шаг.

Сумерки постепенно уступали место плотной пелене ночи. Ветры гнали стаю туч по темному небу, чаща в страхе замахивалась тысячами ветвей, отгоняя их. Оглушительно крикнула птица: раз, второй, третий, — распростерла невидимые крылья и унеслась, оглашая округу своим звонким голосом, пронизывающим до самых костей.

Костер неспешно потрескивал, пережевывал дровишки, испускал дух, от которого шла кругом голова. Постепенно мороз, который за день успел проникнуть под одежду и заставить отбивать дробь зубами, стал отступать, отдавая место теплой сонливости; крышка котелка легонько дребезжала на своем месте, исходила паром, который разносил уже другой аромат. Крес слушал мрачную песнь леса, гладя чихающую Аду по голове. За прошедшие месяцы ее каштановые волосы порядочно отрастали, и она начала походить на себя прежнюю. Хотя бы внешне. Все это напоминало Кресу о некогда счастливых, ушедших днях его юности в Альбии. Когда…

…кто-то обхватил своими холодными костлявыми пальцами его позвоночник. Сжал, попробовал, как гнется, наполнил его холодом, пробирающим до треска.

Крес с трудом поднял смерзшиеся веки. Костер давно прогорел дотла, оставив после себя только выжженную бледную дыру. Место Лешего пустовало. Васса ничком лежал в снегу.

Ада тоже была здесь, лежала тихо, не двигаясь, и не дышала, лютый мороз доконал ее. Крес принялся сначала легонько, потом все настойчивей и настойчивей расталкивать ее, приводить в чувство. Но пальцы нащупали лишь окоченевшую, промерзшую до костей куклу. Он поднял ее волосы, занесенные тонким слоем снега: лицо под ними было почти прозрачным, спокойным и безжизненным, как восковая маска.

Выдыхая замирающие в воздухе облачка, Крес беспомощно озирался по сторонам, лихорадочно соображая кого бы позвать на помощь. Видел он вокруг себя только черные кривые колонны на бледном поле без конца и края, казавшемся пустым дном морской пучины. А некто тем временем сжимал его позвоночник ледяной хваткой, все сильнее и яростней тянул его к промерзшей земле.

Упав на колени, Крес чувствовал себя бабочкой, прибитой булавкой к столу, волосы на макушке зашевелились — по телу прошлась горячая волна знакомого ужаса. Нехорошее чувство, будто кто-то или что-то внимательно разглядывает его из глухой темноты, нарастало.

Все ближе, среди черных столбов.

Пока еще где-то вдалеке, там, куда не способы дотянуться ослабевшие глаза — в чернеющей лесной бездне, но с каждым ударом беснующегося сердца расстояние сокращалось. В абсолютной тишине, даже снег не скрипел под паучьими ногами. Все ближе, и… И да, из-за деревьев показалось нечто действительно жуткое.

Словно старый стертый портрет, выглядывающий из темноты.

Крес пытался закричать, чтобы напомнить себе, что он все еще жив, но только впустую обжег горло. Не было больше никаких криков и ни единой возможности спрятаться.

Нужно было спасать хотя бы ее — останки возлюбленной, холодное, хрупкое тело, которое сразу же треснуло, стоило только подхватить его под мышки и потащить к тому месту, где еще недавно полыхали горячие языки пламени.

Дыра была темной и тесной, и только Сеншес знал насколько глубокой. Извне шел спертый, могильный смрад, от которого кружилась голова, а желудок выворачивало наизнанку. Когда Крес сунул туда свое остывающее лицо, ему показалось, что из-под земли доносятся голоса, сдавленные расстоянием и толщей земных недр. Сквозь пальцы утекло порядочно времени, и уже не столь важно, как их встретят там, где никогда не видели света.

Он полз вниз, тянул Аду за собой все глубже, глубже.

А она заползла следом, царапая грунт длинным когтями.

Вскоре стало так темно, что отказали глаза, и единственное, что оставалось — дрожать от каждого скрипа. Он слышал, как его ногти скребут землю в попытке выиграть еще хотя бы пядь. Слышал, как тело его возлюбленной беспомощно волочиться за ним, стирая кожу о камни. И он слышал голоса. Мурлыкающие голоса. И слышал, как ходуном ходит земля, словно это бьют в барабаны подземные жители — поют, приветствуют его.

И слышал, как она следует за ними, не обронив ни единого звука.

Все ближе и ближе подползает она, подтягивает свое тощее черное тело длинными паучьими руками, роет грунт железными когтями, раскрывает пасть все шире, капая вязкой слюной, чтобы ухватить добычу за дрожащие пальцы. Во рту было тесно от песка и мерзлой земли.

Крес не мог сопротивляться этому долго, знал, что проход рано или поздно станет уже, и им вдвоем уже нипочем не протиснуться. Он уперся в холодную твердь и попытался раздвинуть своды руками, метался, выдавливал из себя крик, и из последних сил зарывался, уходил, протискивался глубже, задыхаясь и ломая пальцы, но тянул Аду дальше.

Когда тело девушки дернулось и застряло, и он уже был не в силах вырвать ее, уши заполнил резкий, сочный звук, с которым отрывают курочке лапки.

Рвались барабаны в мирской толще, подземные жители приветствовали его на своем пиру.

* * *

Крес очнулся в ледяном поту. Костер весело трещал и вылизывал котелок, который вовсю закипал, дребезжа крышкой. Леший был тут как тут — помешал варево длинной деревянной ложкой, попробовал, причмокнул губами:

— Пес его знает, но вроде неплохо! Тебя сморило что ли?

Крес кивнул, пытаясь унять дрожь во всем теле.

— Держи, пацан, твоя доля, — Леший сунул миску Вассе, но тот глянул на него исподлобья и только.

— Ну как знаешь, — пожал плечами травник, передавая похлебку Кресу. — Только если завтра зароешься в снег носом, я тебя вытаскивать не буду, так и знай.

Васса не ответил, лег на бок и закрыл глаза.

Миска обжигала пальцы, но Крес почти не заметил этого. В костях все еще жил призрак тех других ледяных пальцев, что сжимались с пугающей быстротой, вымораживая конечности и волю. Темный, неуютный лес, занесенный тяжелым слоем снега. Он всматривался в него долго, почти не дыша, и ожидая, что вот-вот некто обретет очертания во мраке и поползет в их сторону.