Он замолчал. Крес некоторое время обмозговывал услышанное, и даже решил, что ослышался.

— В смысле?.. — опередил его Васса. Парень тоже обалдел от такого признания.

— В прямом, волчонок, — еще раз вздохнул Леший. — Хоть я и делал все от меня зависящее, чтобы мы вчетвером тут не погибли, титьки стали для меня скорее поражением, чем победой.

— Только не говори, что ты хотел покончить с собой таким образом… — буркнул Крес.

— Нет, будь покоен, Крес-Килса, жить я люблю, — улыбнулся травник. — Но идти дальше, мне тоже особо не улыбается.

— Тогда… — Крес не мог взять в толк, о чем тот болтает. Бредит что ли? Как можно было после стольких тягот пути говорить, что не хочешь идти дальше? — Зачем ты вообще пошел со мной, если не хотел переходить через горы? Ты… боишься идти в Приют?

Леший ответил не сразу. Но ответил.

— Да, — сказала он громче, чем было нужно. — Я уже говорил, что мне не хочется туда возвращаться. Я сбежал оттуда, и вряд ли могу рассчитывать на теплый прием.

— И чего же там такого страшного? Ругать, бить будут?

— Нет. Может все и обойдется. Но дороги назад уже не будет. Я не смогу. И не захочу. Это дорога в один конец. Для нас обоих.

— Странный ты. Сам не знаешь, чего хочешь…

— Это величайшее благословение, если человек свободен от сомнений. Увы, я ими переполнен. Вот ты, Крес, точно знаешь, чего хочешь?

— По-моему это очевидно… — закатил глаза Крес.

— Сомневаюсь, друг мой, очень сомневаюсь. Ясная цель иной раз только на поверхности. Но не спеши одергивать меня, а лучше подумай. Не обманываешь ли ты себя…

— Если хочешь снова завести какой-то дурной разговор…

— Я хочу, чтобы ты точно понимал, что лежит за Пылающими горами. Там тебя может ждать отнюдь не то, что ты себе нафантазировал. Только и всего.

— Ага. Вот только зачем тебе это? — начал распаляться Крес. Сеншес, каждый разговор с ним неизменно превращался в какую-то дуэль! — Сам же рассказывал, как ненавидишь Альбию и все с нею связанное.

— Ох, Крес не надо воспринимать мои слова, как личную обиду. Терки наших народов — явление слишком застарелое, чтобы из-за него грызться. Я же говорил все это не для того, чтобы тебя обидеть. Я лишь желаю, чтобы ты вошел в Приют немного с иными мыслями, с которым вошел в Лес.

— Благодарю покорно, но мои мысли не изменились. Я все еще хочу спасти Аду.

— А я помогаю тебе в этом со всем доступным мне мастерством. Все так же.

— Ничего не понимаю, — приподнялся Крес со своего места и глянул на Лешего через костер. — Сначала ты бежишь из Приюта и боишься возвращения туда, а теперь всеми силами пытаешься туда вернуться. Я правильно понял, что мой поход, лишь повод, а не причина, чтобы вернуться, и дело не только в любопытстве? А теперь ты, такой весь в сомнениях, боишься возмездия за… предательство! Вот-так номер.

— Ты сильно упрощаешь, — заметил Леший. — Но в целом прав. Я порядком напуган одним видом этих… титек.

— Чего ты боишься, объясни уже толком? — потребовал Крес. Эта манера растекаться мыслью по древу его порядком доконала.

— Идеи, которой меня заразили в Приюте, — ответил Леший охотно. — Которую я распространял среди рок’хи. Она меня прельщала, я любил ее и боялся одновременно. Уж слишком она была масштабна и чудовищна. Я боялся последствий того, что может произойти, если рок’хи осознают, что у них есть всего одна дорога к выживанию. И приведет она их не на юг.

— Ага, ты хотел, чтобы как можно больше людей пошло в Приют, а в итоге уговорил только меня. И теперь приперся к порогу этого Приюта и боишься, что тебя встретят еще и как неудачника!

— Нет, Крес, все как раз наоборот, — расплылся в улыбке Леший. — Рок’хи бросят к нам в объятия сами абели: они уже начали, так что моя неудача меня не расстраивает. Что касается Приюта, то меня могут пожурить за то, что я сбежал. Но за то, что я привел тебя, мне, скорее всего, все простят. И даже больше. Ты и прав, и не прав одновременно: твой поход и причина, и повод, чтобы мне вернуться в Приют. Да еще и с этим камнем в кармане… Они будут просто счастливы. Я уверен.

— Тогда чего ты боишься? За меня что ли?

— Сказал же, я боюсь Идеи и последствий того момента, когда ты переступишь порог Приюта с камнем и страстным желанием обменять его на рассудок своей жены.

— Ты уже перестанешь кривляться и расскажешь мне, что за Идея, о которой ты с таким придыханием рассуждаешь? Вы хотите стать абелями и для этого вам нужен камень, я правильно понял?

Тут Леший не выдержал и расхохотался.

— Заканчивай, — одернул его Крес. — Ежу понятно, что все эти ваши тайны и идеи всегда заканчиваются одним — жаждой власти и желанием занять место сильного. Тошнит уже.

— Нет, Крес, — сверкнул Леший глазами. — Нет у меня никакой жажды власти. Я в своей жизни управлял разве что лошадью, да и то она меня сбросила на середине пути. Не нравлюсь я животине. Ослы не в счет, им вообще на все наплевать. У них тоже нет желания занять место вампиров, я уверен. Те, что хотят все разрушить, не собираются ставить себе памятников и возводить дворцов. Ведь и памяти не должно остаться. Ничего. Только пепел.

Леший замолчал.

— Вы все явно психи, — покачал головой Крес и бросился обратно на лежак. — А я псих, что еще продолжаю надеяться на какой-то хороший исход…

— Наша идея — это Разрушение, Крес-Килса, — говорил Леший, не обращая внимания на его грубость. — Мы хотим разрушить Альбию и убить всех абелей, и даже больше — истребить даже саму память о них. Ведь не было в мире более отвратительного государства.

— Ты уже это говорил, — сказал Крес, опуская веки. Он замолчал и сделал вид, что засыпает. Но чувствовал, что Леший не спускает с него своих колючих глаз. После заката они становились какими-то прямо пронизывающими до костей, что не могло не нагонять на него жути.

— А такой идеей только на рынке баб да ребятню пугать, — наконец выдал Крес. — Я ожидал большего.

— Когда ты увидишь этого человека, к которому ты ведешь свою Аду, то по-другому заговоришь, — отозвался Леший. — И вспомнишь наш разговор. Но будет уже поздно. Лучше подумай, и подумай хорошенько сейчас и реши, — нужно ли тебе завтра идти дальше. Откажись, пока можно.

— Нечего думать — я уже все сказал давным-давно.

— Хорошо, — удовлетворенно ответил Леший и отвернулся.

Крес попытался уже, наконец, заснуть, но мысли, разбуженные проклятым травником, только сильнее впились в его мозг. Проклиная болтливого спутника, Крес ворочался еще какое-то время.

* * *

Она смотрела на него отовсюду, куда бы он ни отошел — она была уже там. Когда лежал на кровати, зажмурив распухшие от недосыпа глаза, она все равно смотрела на него. Он открывал глаза, и она была там. И он закрывал глаза, и она тоже все еще стояла там. На столике. И звала его.

Философская ртуть. Нектар Сеншеса. Благословение, которое абели даруют всем своим самым верным слугам.

Крес отвернулся, но Жажда стала только сильней. Прогнать ее достаточно просто. Открыть пробку и вылить в себя содержимое бутылочки.

И тогда боль пройдет, и он увидит сон. Где будет она. Снова она. Одна из тех десятков лиц, которые подобно нескончаемому водному потоку текли в его сознании, сливаясь в одно лицо, которое он смертельно боялся найти среди них.

Стоило только закрыть глаза… Стук угля в ушах, черные следы…

…

Это ее место. Постель уже ничего не помнит. Она холодна и уже забыла запах ее пота. И не осталось ни следа, ни волоска, ни вмятины на подушке.

И все залито этим противным светом. Фонарь прямо напротив окон светил в лицо трупно-зеленым сиянием. Как всегда. Как тогда… Но фонарю было все равно, он светит сейчас и будет светить потом все так же, а Крес не хотел ничего забывать.

Нужно только лишь протянуть руку и чуть наклонить бутылочку.

Крес бросился на подушку, и его скрутила очередная волна Жажды — ртуть не отпускала его. Он ухватил несвежую наволочку зубами и подавил судорогу, которая мигом скрутила его тело.