— Не надо, дядя… — попросил его Бродский. — Лежите…

— Сука, помоги мне! — проревел мужик. — Эта шалава проткнула меня! Меня! Шалава!

— Лежите, пожалуйста… — взмолился Павел.

Спустя несколько минут прибежала Гюзель, администратор.

— Все оставайтесь на местах! — выкрикнула она. — Не двигаться! Я звоню Евгению Фёдоровичу!

Павел и так не собирался совершать каких-либо действий, а просто замер на месте.

Гюзель набрала директора по саунам и начала кратко излагать обстоятельства произошедшего.

— Помогите ему! — выглянул из двери сауны тощий мужик в банной простыне. — Вы чего стоите⁈ Мы вызвали скорую и полицию!

Петруха понял, чем пахнет дело, поэтому забежал в сауну и вынес оттуда две простыни. Он перевязал мужика, как смог, после чего перевязал раненую проститутку.

Крови вокруг было очень много, что вызывало у Павла сильную тошноту. Вживую он такого ещё никогда не видел…

Анжела стонала от боли, а мужик хрипел и матерился.

Где-то минут через семь-восемь в коридор вбежали полицейские, которые сразу же навели шумиху.

Гюзель была не очень рада такому повороту событий, но все её ненавязчивые попытки отвести кого-нибудь из полицейских на разговор, увы, закончились провалом.

Затем приехала скорая помощь, которая сразу же приняла на себя пострадавших. Оказалось, что в самой сауне сидел ещё один мужик, с разодранным лицом. Анжела оказалась очень боевитой…

Закончилось всё тем, что это происшествие привело к полному хаосу в развлекательном комплексе. Анжелу и окровавленного мужика на носилках увезли медики, а полиция, взяв показания у всех присутствующих, увела с собой и администратора Гюзель для дачи объяснений.

Павел, окончательно обессилев от пережитого, стоял на месте, чувствуя, как колени слабеют, а в голове остаются лишь смутные обрывки недавних событий. Всё, что произошло, было настолько диким и выходящим за границы его обычных переживаний, что он не мог поверить, что это случилось на самом деле.

Петруха подошёл к Павлу, похлопал его по плечу и сказал:

— Пашка, это был не наш день… И не наш клиент. Давай, соберись, работы ещё полно.

Павел кивнул, хотя внутри у него было пусто. Всё, чего он хотел — это уйти из этого места, забыться, выйти наружу и подышать свежим воздухом, подальше от запаха крови и визжащих голосов, которые всё ещё эхом звучали в его голове.

Они с Петрухой молча начали наводить порядок. Они убрали простыни, стёрли кровь, которую отказалась оттирать уборщица, с пола, а также помогли официанткам прибраться в третьей сауне.

Бродского никто не просил, он сам вызвался, чтобы занять себя хоть чем-то.

— Слушай, Петруха… — сделав глубокий вдох, спросил Павел. — Может, это знак? Может, пора заканчивать с этим местом?

— Каждый раз, когда что-то случается, думаешь, что вот он, знак, — после задумчивого вздоха произнёс охранник. — А потом встаёшь, берёшь тряпку и продолжаешь дальше. Жизнь такая, Пашка… Но выбирать всегда тебе.

В какой-то момент к ним с Петрухой присоединился Тимур, который уже был наслышан о произошедшем. Всё это время он был в лаундже, где обслуживал клиентов, но начал что-то подозревать, когда к лестнице пробежали сначала полицейские, а затем и медики.

Когда смена кончилась, они втроём вышли из «Сафари» и закурили.

— Нахуй, — произнёс Павел. — Я больше не хочу здесь работать.

— Я тоже, честно говоря… — признался Тимур. — Пусть я не видел самого пиздеца, но крови было просто дохуя…

— А мне ипотеку платить, — грустно улыбнулся Петруха.

Примечания:

1 — Высокая температура жабки — в эфире рубрика «Red, расскажи мне побольше об этих жабах!» — как тебе уже известно, побочным эффектом от приёма психостимуляторов типа мефедрона или альфа-ПВП является, в том числе и гипертермия, то есть, повышение температуры тела. До 39 или 40 градусов она может повыситься только в случае передоза, а в наркожабской «норме» температура колеблется в районе 37–38 градусов Цельсия. И обычный врач сразу же подумает, что это какая-то инфекция, а не жаба под приходом. Нельзя забывать, уважаемый читатель, что врачи тоже живут в обычном мире, а не в этом ебучем Хогвартсе с волшебными палочками и поющими жабами.

2 — «Марафон» — это термин, обозначающий длительное и непрерывное употребление наркотиков в течение нескольких дней или даже дольше, с минимальными перерывами на сон, еду или отдых. И чем здоровее организм жабки, тем дольше может продолжаться этот беспробудный забег за передозом. Правда, этот тухлый организм, рано или поздно, начнёт буксовать, но такое, непосредственно по физиологическим причинам, случается очень редко. Причина? А наркожабки, как правило, очень быстро просаживают все накопленные средства и «сходят с дистанции» по причине звенящей нищеты. Но также бывает, что наркожабки мутят деньги прямо в ходе марафона, только это удаётся не всегда. Теоретически, если представить условия, когда дурь не закончится никогда, можно пронаблюдать сюжет о крысе с электродом в башке — жабка будет жрать наркоту до тех пор, пока не сдохнет. Также возможен сценарий, при котором вся жизнь, хотя хуй его знает, кто назовёт это жизнью, жабки становится непрерывным марафоном — целью её существования становится употребление наркотиков. И, в принципе, никаких других ценностей в этом бытии не предусматривается.

3 — О периодических крышесносах солевых жаб — наши жабки думают, что наличие мыка зависит от «культуры употребления», возможности контролировать мык или ещё какой-то хуйни, но на самом деле, с каждым употреблением синтетических наркотиков их мозг плавится всё сильнее и сильнее. Вследствие этого их мыки становятся чаще, сильнее, бредовее и страшнее. С каждым новым заходом солевая жабка всё глубже погружается в собственный бред — её восприятие разрушается, превращая мир вокруг в нескончаемую череду угроз и паранойи. Обычные вещи начинают казаться частью заговоров: телевизор подглядывает, соседи прослушивают, а каждый шорох в квартире — это сигнал к опасности. Контроль над реальностью становится мифом, который развеивается при каждом «передозе», и мык из кратковременной «плохой трип-тусовки» превращается в непрерывное состояние — в «норму» бытия. Границы между реальностью и иллюзиями стираются, и в этом задымленном мире наркожабки — они всё больше погружаются в кошмар, который генерирует тот плавленый сырок, что остался от их мозга. В такой ситуации есть только три исхода: дурка, тюрьма или могила.

Примечание:

Автор осуждает любые виды приёма наркотиков и резко отрицательно относится к наркоторговле. Сегодня на повестке эмпатогенность. Что это такое? Психически активные вещества, такие, например, как мефедрон или МДМА, способны вызывать у жабок эмпатию, которой могло вообще не быть изначально — у жабок кратно усиливается способность к эмпатии, что вызывает у них сильное чувство близости, доверия, сопричастности. В качестве примера могу привести события из предыдущих глав, когда две наркожабки Павел и Тимур были практически неразлучны — поскольку между ними, вследствие совместного употребления мефа, возникла очень прочная эмпатическая связь, из-за которой они почти физически не могли действовать раздельно. Соль — это уже другое. Альфа-ПВП — это, в первую очередь, стимулятор, но какие-то эмпатогенные свойства у него есть. Например, природа «солевого вай-фая» в какой-то степени завязана на эту эмпатогенность. Вообще, в целом, это малоизученное говно, потому что появилось оно исторически недавно, поэтому даже учёные не до конца понимают все побочки и последствия приёма этого говна. То есть, современные наркожабки, с учётом широкой вольницы при изготовлении альфы, выступают ещё и лабораторными жабками. И, кстати, этого ещё не было в тексте, но важно помнить, что это ощущение, будто мефедрон — это что-то сильно отличное от соли, ложно. От мефа точно так же ловят мыки, психозы, подключаются к «солевому вай-фаю» — это тоже ебучий наркожабий мрак, поэтому мне не до конца понятно, почему среди наркожабок меф считается чем-то более элитарным, чем альфа.