Черты знакомых лиц…
Черты знакомых лиц,
Знакомые огни
Уходят от меня.
Мне памятны одни
Те, бедные мои,
Задумчивые дни,
Когда ты, притаясь,
Ждала меня в тени,
И путь бежал, виясь,
И были мы одни…
Таков он был тогда –
Мой сумрачный рассвет,
Начало всех блаженств,
Всех небывалых бед.
Когда же мне блеснет
Тот – настоящий свет?
Когда же мне сверкнет
Тот – пламенный рассвет?
Когда ж он пропоет
Тот – радостный ответ?
Я прокрадусь ночью сонной…
Я прокрадусь ночью сонной
К изголовью утомленной
Вечной суетностью дня.
Там незримый, неизбежный
Мертвый голос вьюги снежной
Посетит меня.
Туман скрывает берег отдаленный…
Туман скрывает берег отдаленный.
Ладья бежит – заметней и смелей.
Кто на руле – прекрасный и влюбленный –
Тебе поет и гладит шелк кудрей?
Смотрю я вдаль без воли и без плена,
Мой берег пуст, но ясно вижу я –
Поет и блещет розовая пена,
В лучах зари бегущая ладья.
И внятен крик тоскующий и страстный,
И даль нема, и взор еще немей.
И на руле – влюбленный и прекрасный
Тебе поет и гладит шелк кудрей.
Три стихотворения
I
Из царства сна выходит безнадежность –
Как птица серая – туман.
В явь ото сна умчит меня безбрежность,
Как ураган.
Здесь – все года, все боли, все тревоги,
Как птицы черные в полях.
Там нет предела голубой дороге –
Один размах.
Из царства сна звенящей крикну птицей,
Орлом – в туман.
А вы – за мной, нестройной вереницей,
Туда – в обман!
II
Озарен таинственной улыбкой
Проводил он дни земли.
Шел на берег – и на глади зыбкой
Льдистый призрак виделся вдали.
Открывались красные ворота
На другом, на другом берегу.
И там – прекрасное что-то,
Казалось, пело в лугу.
Озарен таинственной улыбкой,
Последние проводил он дни –
Не в дневной надежде зыбкой,
Не в ночной приветной тени.
III
Но прощай, о, прощай, человеческий род!
Ты в тумане свои переходишь моря –
Через Красное море туман поползет,
Я покинул туман, предо мною – Заря!
Я смотрю ей в глаза, о, народ, о, народ,
Думы нет, мысли нет, только льдина плывет,
Голубая, холодная, – прочь от земли!
Озаренная солнцем смеется вдали!
На могиле друга
Удалены от мира на кладбище,
Мы вновь с тобой, негаданный мертвец.
Ты перешел в последнее жилище,
Я всё в пыли, но вижу свой конец.
Там, в синеве, мы встретим наши зори,
Все наши сны продлятся наяву.
Я за тобой, поверь, мой милый, вскоре
За тем же сном в безбрежность уплыву.
Целый день – суета у могил…
Целый день – суета у могил.
В синеватом кадильном дыму
Неизвестный уныло бродил,
Но открылся – лишь мне одному.
Не впервые встречаюсь я с ним.
Он – безликий и странный пришлец.
Задрожали бы все перед ним,
Мне же – радостен бледный мертвец.
Мглистый призрак стоял предо мной
В синеватом куреньи кадил.
Он владеет моею душой.
Он за мною тогда приходил.
На небесах горят Ее престолы…
На небесах горят Ее престолы,
Их на земле не суетны лучи.
Ее блаженств громовые глаголы
Для слуха чуткого мерещатся в ночи.
И были при последнем издыханьи…
…И были при последнем издыханьи.
Болезнь пришла и заразила всех.
В последний раз в прерывистом дыханьи
Боролись жизнь, любовь и смертный грех.
Он, озарен улыбкой всепознанья,
Нашел удушливый голубоватый смех…
Неомраченный дух прими для лучшей доли…
Неомраченный дух прими для лучшей доли
Тоскующею тенью поутру.
И день иной родится в свете воли.
И легок будет труд в ином миру.
Они говорили о ранней весне…
Они говорили о ранней весне,
О белых, синих снегах.
А там – горела звезда в вышине,
Горели две жизни в мечтах.
И смутно помня прошедший день,
Приветствуя сонную мглу,
Они чуяли храм, и холод ступень,
И его золотую иглу.
Но сказкой веяла синяя даль,
За сказкой – утренний свет.
И брежжило утро, и тихо печаль
Обнимала последний ответ.
И день всходил – величав и строг.
Она заглянула ввысь…
В суровой мгле холодел порог
И золото мертвых риз.
