Ему приснилось, что он бежит по ровному, без единой травинки глиняному полю, а по нему бьют из пулеметов. Свист пуль вокруг был бесконечным и несмолкаемым. Они напоминали капли ртути и были видимы, но почему-то ни одна не попадала в него. Во сне он понял, что это его так пугают хранители «сокровищ Вар-Вар». Он проснулся и услышал наяву этот свист: из уха выпала затычка…

Время было без пяти двенадцать, и Русинов смутился – дня или ночи? Сколько он проспал? В общем-то время суток не играло роли, однако было приятно думать, что на улице сейчас светит солнце, поют дневные птицы, шумят сосны на уступе и колышется под ветром трава…

Он зажег лучину и сунул ее в насос. Дым почему-то вырывался из него и плыл в пещеру.

Давление выровнялось, и тяга пропала… Дело! Срочно найти работу, действовать!

Русинов вновь загнал зуб ледоруба в уплотнитель двери и пробовал ее отжать – нет, не хотят отворачивать колесо хранители сокровищ.

Он посветил фонарем в стык с обвязкой проема. Уплотнитель оказался свинцовым, предохраняющим от проникающей радиации, и хорошо обеспечивал герметичность. Конечно, не было смысла ожидать радиации из пещеры, похоже, сюда поставили типовую дверь бомбоубежища. Он поковырял свинец ножом – что, если вырезать весь уплотнитель?! Тогда ослабнет и сам собой повернется запор – поперечная профилированная балка с той стороны, прижимаемая к зацепам косяков.

Надежда – великая вещь! Высшая мудрость! Не зря говорят, что она умирает последней…

Русинов начал резать ножом уплотнитель, но в темноте это казалось почти бессмысленной работой. Сантиметровый слой свинца был упрятан под плиту двери, и нож ходил по одному следу, не выстругивая стружки. Если это трудно сделать с открытой части двери, то как же его выковырять снизу, или со стороны навесов?

Выход был единственный – распалить возле двери большой костер, раскалить ее и выплавить свинец. Дров бы хватило, но хватит ли кислорода? Будет ли чем дышать потом? Риск огромный, но надо что-то предпринимать. Вот уже в ушах свистят пули, перед глазами глиняное поле. А что появится завтра?..

Выплавить! По крайней мере это уже кардинальная мера, ведущая к свободе. Кубатура зала все-таки приличная, капель хоть немного, но очищает воздух от газов. Конечно, в случае неудачи он потеряет и хорошую атмосферу, и топливо… Да где наша не пропадала?!

Несколько часов подряд он колол и разламывал в мелкие щепки и поленья бревна и доски, аккуратно выкладывая в клетку возле двери. Накалить дверь нужно было до температуры триста двадцать семь градусов, причем свинец может «поплыть» еще раньше, когда размягчится его структура. Надо лишь постукивать по двери, расшатывать ее, выжимать уплотнитель. Он оторвал всасывающую трубу насоса от ограждения, развернул ее другим концом, и получился неплохой таран, действовать которым можно было снизу – на площадке будет не устоять от жара и дыма.

Вечером он закончил все приготовления и снес вещи вниз, расположившись на камнях за лестницей. Прежде чем поджечь свой «мартен», Русинов съел двойной суточный рацион, чтобы кровь поживее гуляла по телу и в случае отравления угарным газом выводила его из организма. Он был уверен, что все получится, но когда подносил зажигалку к лучинам, дрогнула рука…

Номер в «маленькой гостинице» оказался двухкомнатными апартаментами с кондиционером, камином в зальчике, мягкой дутой мебелью и ковром, в котором ноги утопали, как в траве на газоне. Вещи Ивана Сергеевича – чемодан и рюкзак стояли на специальной подставке под вешалкой и на первый взгляд казались нетронутыми. Однако он запер дверь на ключ, торопливо открыл чемодан и ощупал карманы кителя – документы и пистолет были на месте. Он достал оружие, проверил обойму: даже не разрядили!

Если его не разоружили, значит, доверяют или надеются на свою бдительность и вышколенную охрану. Впрочем, что его разоружать? И так, считай, у них в руках, под надзором, а вытащи они пистолет – сразу понятно, кто это сделал, и, значит, полное недоверие. А шведы хотят заполучить его во что бы то ни стало! У них сейчас нет другого выхода! Савельева-то поспешили выгнать, беднягу. Не самому же Варбергу садиться в кресло руководителя, да, поди, по уставу фирмы он не имеет права это делать. Хотя если он имеет хорошие связи с нынешним правительством и с помощниками президента – все возможно. Интернационалу с неизвестным номером нужны деньги на революцию…

Иван Сергеевич скинул свитер и открыл ванную комнату – ну, супер-супер! Что еще сказать? Даже биде есть, махровый халат и полотенце размером с простыню. Все это надо обязательно использовать, вести себя слегка развязно, по-хозяйски и не скромничать ни в коем случае! Надо делать вид командира производства, оказывающего услугу каким-то бедным, несчастным шведам, попавшим в затруднительное положение. Хочу – выручу и пойду руководить, а захочу – не пойду. Пусть они стараются, угождают, прислуживают. Надо их завязать на себя, притянуть к своей персоне все их надежды и успехи. Эх, найти бы в этой «гостинице» какой-нибудь изъян! Чтобы вода из крана не текла или текла слабо, чтобы форточка не закрывалась, – холодина на улице! Телевизор бы не работал, телефон…

Увы, здесь все текло, закрывалось и исправно работало. Не придерешься, не устроишь гневный разнос и не найдешь причин уйти в городскую гостиницу. А это очень плохо, когда хозяин живет на квартире у гостей…

Иван Сергеевич с удовольствием выкупался под душем, надел халат и, выйдя в зал, развалился в кресле. Конечно, для русского человека, привыкшего за семьдесят лет жить в убожестве коммунальных квартир, все это кажется роскошью, и шведы это прекрасно понимают. Своеобразное психологическое воздействие, соблазн: дескать, посмотри, как стоит жить и как ты, имея редкую профессию, имеешь право жить. И дрогнет душа – да так твою мать! Неужели не заслужил? Тонн десять золота нашел и поднял из земли и со дна морского! А что получил? Зарплату? Полковничьи погоны? Двухкомнатную квартиру заработал, и то не в Москве, а в Подольске? Даже если по советским законам отнять двадцать пять процентов, положенных за находку клада, сколько это будет? Две с половиной тонны! Минус налоги, амортизацию за технику и оборудование, рабочую силу, и то в любом случае тонна принадлежала ему. А с тонной золота можно жить и почище, чем шведы живут! Должно быть, Савельеву приглянулась такая жизнь и жалко стало с ней расставаться. Потому и пошел машины жечь и, если верить шведам, решился на мокрое дело… Вот уж не думал никогда, что придется переходить дорогу своему ученику. Стыдно…

В это время в дверь как-то бережно постучали.

– Войдите! – приказным тоном сказал Иван Сергеевич.

На пороге очутилась женщина лет тридцати – в фартучке, с наколкой на красиво уложенных волосах, все при всем – типичная «телка», по выражению современных молодых людей.

– Добрый день, господин Афанасьев! – ласково проговорила она, улыбаясь. – Обед прикажете подать в номер? – Акцент выдавал ее славянское происхождение.

– Да, пожалуйста, – нехотя бросил Иван Сергеевич, скрывая интерес.

Официантка так же мягко исчезла вместе с улыбкой и осталась стоять в глазах светлым пятном. Иван Сергеевич покряхтел и пошел надевать брюки.

Через пять минут она вкатила тележку с мелодично звенящей посудой, на которой был разложен и разлит обед.

– Благодарю вас, – проронил он и не сдержался: – Простите, вы полька?

– О да! – воскликнула она почему-то изумленно. – Я полька!

– Послушайте, пани…

– Августа!

– Пани Августа. – Иван Сергеевич огладил лысый череп – как небритый подбородок! – Скажите, кто у вас муж?

– Мой муж? – засмеялась она. – У меня нет мужа!

«Разумеется, нет, – подумал он. – Я ведь не только для этого спрашиваю. Я же хотел спросить, каким образом ты оказалась со шведами в Красновишерске. И ты, конечно, мне ничего не скажешь…»

– Это замечательно, что у вас нет мужа, – проговорил он. – Будь я вашим мужем – умер бы от ревности. А вы мне компанию не составите? – спросил он. – Вы знаете, я воспитывался в семье, где в одиночку не обедали. Была такая старорежимная семья…