Русинов слушал его и мрачно думал, что в России дозревает еще один атаман – Паша Зайцев. Фамилия звучала несерьезно, не внушительно, но это только пока. Ведь и над фамилией «Разин» когда-то, возможно, смеялись, потому что она происходила от прозвища «Разя» – в буквальном смысле человек, смотрящий на солнце с открытым ртом. Раззява, одним словом…

Найти трамблер, даже старенький, в Дие оказалось невозможно. Русинов отдал весь чай Лобану и распрощался.

– Эх, не отпускай меня! – вдруг попросил тот. – Я могу и до Гадьи тебя подбросить. Паше скажешь потом, что задержал, и все. Паша тебя уважает.

– Скажи, за что? – прямо спросил Русинов.

– Ничего себе! – изумился Лобан. – Ты же в Кошгару ходил!

И понужнул притомленного коня.

Через два часа совсем стемнело – ехали целый день, и Русинов уж намеревался готовить ночлег рядом с проселком, в надежде поймать попутную машину утром. Но едва нашел приличную площадку, как увидел светящиеся фары и грохот лесовоза на ухабах.

В Гадью он приехал глубокой ночью и сразу же пошел к больнице. Темные окна, замок на двери – видимо, летом гадьинским жителям болеть было некогда… Он спрятал под крыльцом рюкзак и карабин и налегке отправился к дому Ольги. Возле красивых крытых ворот сначала различил белую скамеечку, а потом темный силуэт своей машины!

Не поверил, под лай просыпающихся собак подошел ближе – московские номера и задняя дверца завязана на проволоку…

Взрыв остался «незамеченным» в Красновишерске – официально утверждали, что взорвался газовый баллон, – но глубоко потряс шведскую сторону фирмы «Валькирия». Он оказался такой иллюстрацией к словам и речам Ивана Сергеевича, что ему уже больше не задавали вопросов. Эксперты установили, что в застекленную нишу над парадными дверями был заложен фугасный артиллерийский снаряд 152-миллиметрового орудия с часовым взрывателем. Двери вырвало и отбросило на противоположную сторону улицы, в соседних домах вылетели стекла, камнем и осколками повредило три автомобиля, и лишь по счастливой случайности, как принято говорить в таких случаях, никто не пострадал. Швейцар-охранник в этот момент отлучился в комнату дежурных выпить кофе…

Неожиданным образом Савельев помог Ивану Сергеевичу, поднял его авторитет на такую высоту, что с ним начал разговаривать молчаливый швед. Это событие стало признаком полного доверия. Однако как бы ни подкрадывался Иван Сергеевич, как бы ни придумывал и ни обставлял причинные стороны своих вопросов, узнать, кто конкретно финансирует «Валькирию», не удалось. Кто платит деньги и заказывает музыку, являлось тайной, сравнимой разве что с тайной самих «сокровищ Вар-Вар».

Особняк в тот же день обнесли высоким строительным забором, и охрану переместили в образовавшийся широкий двор. А снаружи был выставлен круглосуточный милицейский пост, как возле посольства. Несколько дней после взрыва Иван Сергеевич был предоставлен самому себе, и лишь трижды в день, согласно правилам содержания в «гостинице», к нему входила Августа с сервировочной тележкой; в четвертый же раз являлась неофициально, вечером, чтобы поплакать в жилетку и поделиться своими сомнениями – стоит ли дальше оставаться в России? Впрочем, эта дилемма стояла перед всей шведской стороной, хотя об этом никто не упоминал в разговорах. Вечером же Иван Сергеевич выходил с Августой на прогулку, при обязательном негласном сопровождении охранника-шведа. Мир перемещался самым невероятным и непредсказуемым образом: русский полковник гулял под ручку с полькой, а присматривал за ними швед. Милицейский сержант на посту возле особняка таращил глаза, неуверенно козырял и делал движение, словно собирался поклониться. Если бы Ивану Сергеевичу сказали об этом несколько лет назад, он просто бы воспринял такую ситуацию как анекдот. За всю жизнь он ни разу не пересекал родной границы – не пускали даже в соцстраны, а самое поразительное состояло в том, что подписка о неразглашении государственных секретов, данная им при увольнении из Института, действовала до сих пор. И по этой причине его не выпускали из России! Когда он собирался покупать машину и узнал, что очень дешево это можно сделать в Финляндии, ему не дали заграничного паспорта.

Привыкший жить под чьим-нибудь надзором и присмотром, Иван Сергеевич не особенно-то обращал внимание на шведа-«топтуна» и относился к нему брезгливо. У того, конечно, была задача не только охранять «объект» от нападения савельевской команды, но и приглядывать за поведением, и потому, когда к ним на скамеечку в сквере подсел какой-то паренек с зонтиком, швед немедленно развалился наискосок через дорожку на такой же скамейке. Паренек понял, что Иван Сергеевич находится под бдительной двойной охраной – нежная Августа сидела слева, прислонившись головой к его плечу, – повертел зонтик, пострелял глазом и ушел. Вроде бы не касался одежды, да и сидел далековато, однако у себя в номере Иван Сергеевич обнаружил в кармане кителя визитную карточку с именем какого-то Юрия Воронова, его рабочим и домашним телефонами. Таким образом, ему предлагали позвонить и установить с кем-то контакт. Иван Сергеевич сразу подумал – уж не от Мамонта ли весточка? Не он ли, узнав обстановку, пытается прорваться к нему?

Позвонить из номера он побоялся, поэтому, улучив момент, когда Августа занималась на кухне, забрался в ее комнату в левом крыле особняка и набрал номер телефона. Ответил женский голос.

– Я получил визитную карточку Воронова, – сказал в трубку Иван Сергеевич.

– Нам нужно встретиться, – сказала женщина. – Очень срочно.

– С незнакомыми женщинами не встречаюсь, – ухмыльнулся ленивый кот.

– Вам будет интересно со мной, – многообещающе проговорила она. – У нас есть общие знакомые.

– Как вас зовут?

– Карна!

Он уже почти не сомневался, что это от Мамонта. Про себя отметил, что Русинов делает правильно, не вступая с ним в контакт напрямую.

– Мне это очень трудно сделать. Рядом со мной всегда очаровательная женщина…

– Я знаю, – перебила незнакомка. – Видела на улице. Поэтому приду сама. До встречи.

Иван Сергеевич не успел спросить, куда она придет и как, а перезванивать было нельзя и задерживаться в комнате Августы – тоже. Лезть к нему в номер через эшелонированную охрану – бессмысленное дело, хотя можно обеспечить алиби: к иностранцам часто лазают девушки и без всяких приглашений. В ожидании этой встречи он волновался, как перед первым свиданием, а не зная его часа, маялся от неведения. Ночью лежал и прислушивался ко всем звукам в здании и за окном. Утром после завтрака Августа предупредила, что в его номере сегодня будут делать ремонт – штукатурить трещины, образовавшиеся от разрыва снаряда. Строители на следующий же день после теракта начали устранять его последствия: бытовые дела в фирме шли блестяще.

А безделье уже наскучило Ивану Сергеевичу. Шведы в полном составе два дня консультировались по телефонам, а затем вообще вылетели в Москву. Оставался один переводчик, который ничего не решал, не предпринимал и сидел в особняке как связист. Ну и конечно, усиленная служба безопасности. На очередной прогулке Иван Сергеевич купил в букинистическом магазине книгу Анатолия Буйлова «Тигроловы» и, лежа на плавающем диване, изучал, как надо отлавливать тигров. Шведы опасались покушения на Афанасьева и советовали до их возвращения из Москвы как можно меньше выходить в город. Да и сам Иван Сергеевич чувствовал, что дело одним предупредительным взрывом не кончится. Савельев мог в любую минуту перейти к более решительным действиям. Фирма «Валькирия», создав из бывшего руководителя и его людей неуправляемого и непредсказуемого монстра, теперь сама не знала, как его укротить. Наверняка московская командировка шведам потребовалась именно для этого. Надо было объявить Савельева вне закона, и лишь после этого российские власти и карательные органы взялись бы за его обезвреживание.

Иван Сергеевич лежал в зале на диване и читал, когда рабочие содрали ковры в спальне и начали стаскивать туда ведра с раствором, известью, краской, вносить стремянки и инструменты. Он и не заметил, когда все ушли и осталась какая-то баба в заляпанной спецодежде.