– Русинов, Александр Алексеевич? – спросил он, подавая ему брюки и рубашку, но не выпуская куртки. – Вы арестованы. Вот ордер!

Он прекрасно знал, что Русинов не сумасшедший, не агрессивный маньяк и не окажет сопротивления, а потому пришел один, и пистолет в кобуре оттопыривался у него под застегнутым на все пуговицы тесноватым кителем…

Варберг приехал веселый, деятельный, без тени прошлого испуга, и с ним вместе ожило все население шведского особняка. На десять часов утра было назначено совещание с присутствием Ивана Сергеевича; все развивалось бы в духе оздоровления и бодрости, если б сержант на посту за забором не доложил, что ночью неподалеку от его будки откуда-то взялся автомобиль – белая «Волга» последней модели с ключами в замке зажигания.

Вся охрана немедленно высыпала на улицу, а к Ивану Сергеевичу в номер ворвался швед-переводчик и сообщил, что нужно немедленно эвакуироваться из здания: опасались, что в «Волге» находится заряд огромной мощности.

– Там нет никакого заряда, – храня спокойствие, сказал ему Иван Сергеевич. – Это моя машина.

Не торопясь он спустился вниз, миновал двор и подошел к машине. Шведская охрана пряталась за углом забора, двое из них пытались перекрыть улицу, и только постовой сержант, проявляя настоящее геройство, оставался на своем посту, и белое его лицо поблескивало за стеклом будки, как глазированный пряник.

Саперов уже вызвали…

Иван Сергеевич открыл дверцу, сел за руль и запустил двигатель. Документы оказались в шкафу для перчаток, и судя по печатям, по километражу на спидометре, «Волгу» пригнали из Перми. Иван Сергеевич сделал круг по близлежащим улицам, и когда возвращался к особняку, ворота во двор были уже распахнуты. Он въехал и остановился в сторонке от шведских автомобилей и только здесь, на заднем сиденье, затянутом в заводской целлофан, заметил три уже завядших ромашки…

К автомобилю между тем подбежал сам Варберг:

– Господин Афанасьев! Вы могли бы не хлопотать, мы предоставим в ваше распоряжение любую машину!

– Я не надеюсь на вашу охрану, – заявил Иван Сергеевич. – Да и привык пользоваться в этом смысле услугами своих людей.

– О да! Мне доложили о вчерашнем инциденте! Телохранитель в нашей фирме больше не служит.

«Бедный! – пожалел Иван Сергеевич. – Ни за что пострадал парень…» Он забрал ромашки с сиденья и поставил их в своем номере в вазу с водой. Когда Августа доставила завтрак, она мгновенно оценила решение Ивана Сергеевича, заботливо потрогала опущенные вниз головки цветов и принесла небольшую упаковку каких-то таблеток, одну бросила в вазу. Когда она исчезла из номера, Иван Сергеевич полюбопытствовал, что это за лекарство. Не очень-то зная английский, он кое-как прочел: средство для продления жизни цветов…

На утреннем совещании Варберг сообщил, что получено дополнительное финансирование фирмы в связи со сложной обстановкой в России и часть средств в виде гуманитарной помощи будет направлена для поддержания жизни местного населения в регионе, для чего в городе Красновишерске и районных центрах будут организованы пункты бесплатного питания для малоимущих, а также раздачи носильных вещей. Иван Сергеевич про себя чертыхнулся, однако поблагодарил за заботу о соотечественниках. Из разговора он понял, что молчаливый швед успел побывать в Стокгольме и Риме, а Варберг заявил, что шведская сторона готова обсудить и принять любой перспективный план развития и деятельности «Валькирии», предложенный Иваном Сергеевичем, и требуется лишь его согласие возглавить фирму.

– Я согласен, – сказал он просто.

А оказалось все не просто, ибо после документальных формальностей Августа отвела Ивана Сергеевича в зал приемов и оставила одного. Скоро туда вошли Варберг и молчаливый швед, обряженные в черные мантии и шапочки. Доктор Варберг торжественно объявил, что господин Афанасьев избран почетным академиком Шведской и Римской академий наук, а также почетным членом Географического общества. Шведы торжественно внесли такую же мантию и шапочку, обрядили и Ивана Сергеевича, вручили ему красивую грамоту со множеством подписей знаменитых академиков и железный крест. Потом навалили кучу разных подарков, в том числе якобы от короля Швеции, во что Иван Сергеевич не очень-то поверил, обласкали речами и повели к столу, накрытому в фойе. Все население особняка было выстроено как на параде. Помпезное представление закончилось совместным обедом, после которого служащие шведского представительства, соучредители фирмы в сопровождении охраны выехали на природу – на берег Вишеры, где будто бы по заявке русского руководителя «Валькирии» жарили «традиционное» национальное блюдо – шашлык из баранины. И никто не хотел верить, что шашлык – блюдо грузинское и что от жареного у Ивана Сергеевича побаливает печенка.

На следующий день Иван Сергеевич получил долгожданный вертолет «Ми-2» – небольшую пассажирскую машину – и наконец вылетел в горы. Как бы он ни пытался откреститься от спутников, как бы ни ссылался на конфиденциальность переговоров с Мамонтом, если его удастся разыскать, Варберг настоял взять с собой шведа-переводчика, который был теперь определен на должность референта, и Августу – личного секретаря. Иван Сергеевич не знал, кого больше опасаться: а следить за двоими было сложно, тем более что референт оставался «темной лошадкой», тогда как с Августой ему казалось проще – известно хоть, на кого и как она работает. Одним словом, никакой обещанной свободы действий Иван Сергеевич не получил, напротив, теперь его пытались использовать вместо «паровоза», который бы вывез шведов на прямой контакт с Мамонтом. Это стало ясно сразу же после утверждения Афанасьева на должности руководителя тем же вечером, когда после выезда на природу благородная публика играла в теннис на корте, устроенном на заднем дворе особняка. Пока Варберг с молчаливым гоняли мяч, референт приставал к Ивану Сергеевичу с расспросами о Мамонте. И по тому, как он ставил эти вопросы и что хотел на них получить, Иван Сергеевич понял наконец, чем же занимается переводчик в «Валькирии» на самом деле. Это был профессиональный разведчик и, видимо, возглавлял Службу. При Савельеве она была целиком подчинена руководителю фирмы с российской стороны; Савельев сам либо через помощников набирал кадры и управлял ими, а швед-переводчик лишь присматривал за ним. Сейчас же они осознали, какого масштаба совершили оплошность, и старались взять под контроль всю деятельность Службы, не подпуская к ней Ивана Сергеевича.

При всем своем неудовольствии сложившееся положение дел следовало принимать как данность, как воздух: нет же смысла обижаться, что он не такой приятный, как бы хотелось, не такой теплый или холодный. Поэтому Иван Сергеевич продумывал примерное развитие событий, если удастся отыскать Мамонта в горах, и в случае крайней необходимости изобретал способы, как можно нейтрализовать и своего референта, и личного секретаря.

Пилоту он указал первую точку, куда должен был заехать Мамонт. Естественно, референт немедленно поинтересовался, почему именно сюда, с какой целью, по каким соображениям Мамонт окажется здесь. Выдавать принцип «перекрестков Путей» Иван Сергеевич не собирался и потому сослался на некие собственные предположения Русинова начать поиск отсюда. Через час полета пилот подозвал знаком Ивана Сергеевича и указал вниз. Предгорья Уральского хребта серели залысинами вырубок и переплетением лесовозных дорог. И лишь реки по долинам поблескивали вечно, свежо и живо. Сверху это место было непримечательным, разве что на берегу речушки, среди залысины, поросшей малинником, стояли большая пасека и изба, а рядом оказался удобный для посадки пятачок.

Пилот посадил машину, выключил двигатели и сообщил, что, по всей вероятности, они приземлились на какую-то взлетно-посадочную полосу: на выровненной земле виднелись следы странных, похожих на велосипедные, колес. На пасеке и в избе никого не оказалось. Оставалось сидеть и ждать, когда появится хозяин. Для пилота такие командировки были развлечением – он тут же собрал спиннинг и отправился на речку, предупредив, чтобы ему дали знать сигнальной ракетой. Кроме своей зарплаты, он получал хорошую надбавку в кронах от фирмы, был доволен судьбой и готов совершать посадки хоть на крышу дома.