– За успех! – вдохновилась Августа и неожиданно выпила до дна.

– Конечно, есть кое-какие соображения, – проговорил он, закусывая лимоном. – Можно и другу обеспечить безопасность, и савельевских ребят укротить… Но нужны будут большие дополнительные расходы. А я о расходах – честное слово! – капиталистам говорить боюсь. Не любят они слышать о расходах, а любят – о доходах. Ты как считаешь, между нами, жадные они, нет?

– О нет! – первый раз изменила она себе. – Очень щедрые!

– Ну сколько тебе платят?

– Одну с половиной тысячу крон! – восторженно сообщила Августа. – И полное обеспечение.

«За такую работу могли бы и побольше», – в душе усмехнулся он.

– Прилично! В самом деле щедрые! Да и работа опасная…

– О да… Пан желает отдохнуть? – Она заметила, что Иван Сергеевич слегка поерзал в кресле.

– Августа! Нам придется еще раз выпить на брудершафт! – засмеялся он.

– Иван! Ваня! – поправилась она.

– Это другое дело! А все-таки хочется еще раз поцеловать тебя! – признался Иван Сергеевич. – Господи, какая ты нежная!

Он прикоснулся к ее губам – черт! Где такую помаду делают!

– Мне очень приятно, Иван…

«Еще бы не приятно, когда импортную разведчицу целует русский офицер, – пробухтел он мысленно и с удовольствием. – Правда, лысый и ленивый, но все же…»

– Все-таки чувствую, надо отдохнуть, – озабоченно проговорил он. – Так хорошо стало, мы так славно поговорили… Представляешь, как одному лежать тут со своими мыслями?

Она схватывала все на лету. Выставила недопитый коньяк, рюмку и сигареты на стол и развернула тележку к двери.

– Мне тоже было очень приятно! – улыбалась она и ждала его последнего действия.

– Надеюсь, мы встретимся за ужином? – спросил он урчащим, как у кота, голосом и дотронулся губами до ее уха.

– О да! – Она покатила тележку.

Иван Сергеевич смотрел ей вслед. Хороша же, а?! Если бы знал Мамонт, где он сейчас сидит, с кем пьет коньяк и какие у него перспективы, – сдох бы от зависти!

«Ну, ступай, – мысленно проговорил он. – Шеф ждет информации. Эх, поверил бы процентов на тридцать, и уже хорошо. И уже вечером не особенно-то станешь нажимать и торопить… Иди служи! Не смущай старого, ленивого кота!»

Вечерний разговор происходил неожиданно в неофициальной обстановке. В зале приемов (скорее всего шведы не знали, как использовать большие площади особняка, а чужих пускать не хотели), обставленном мебелью чистого дерева, и со стенами, задрапированными гобеленом, накрыли стол на четыре персоны – господин Варберг давал ужин.

Едва Иван Сергеевич вошел в зал, понял, что предстоит обыкновенная застольная беседа, предназначенная для уточнения обстоятельств полученной информации. Когда шведы чинно уселись за стол, Иван Сергеевич решил, что пора стать хозяином положения.

– Господа! Так дело не пойдет! – заявил он. – Это никуда не годится. Извините, но мы находимся на русской земле, а у нас так не принято. Россию хоть и называют азиатской страной, но уж поверьте мне, нравы у нас далеко не азиатские. Я требую, чтобы наши очаровательные дамы были за столом!

В чужой монастырь со своим уставом ходить тоже не дело, но Иван Сергеевич был уверен, что шведы не посмеют ему отказать. Тогда бы он их назвал азиатами, ибо мужчина всегда должен оставаться мужчиной и не позволять себе сидеть в присутствии стоящих дам. Шведы неожиданно живо и благодарно отреагировали на его заявление, ибо растолковали это по-своему – русский мужик загулял, ему понравилась баба, и потому усадили Августу рядом с Иваном Сергеевичем.

«Погодите, сволочи, я еще у вас цыган попрошу», – злорадно подумал он, коснувшись под столом ноги Августы. А чтобы ей было не больно, он снял ботинок. Августа лишь на мгновение подняла глаза.

«Постельная разведка – тоже женщины, – размышлял он саркастически. – Уж не разломлюсь, пусть покушает и из моих рук… Все равно приятно, черт возьми!»

Шведы, конечно, раскатывали губу по поводу его внимания к Августе: сядет в кресло «Валькирии», а шпион уже вот он, внедрен, и все тайные замыслы, вся его подноготная прямым ходом пойдут к шефу на стол. А он будет сидеть себе в Швеции и читать депеши. Разумеется, он должен будет попросить ее в секретарши… Эх, вот на старости подфартило! Помнится, в Институте, когда заведовал сектором «Опричнина», секретаршей была хромоногенькая старушка, очень исполнительная и обязательная, старой большевистской закалки, жена умершего видного чекиста. Таких красавиц, как Августа, в Институт не брали. И правильно делали.

Лучше хромые ножки, чем косые глазки!

Варберг встал с фужером шампанского и произнес тост по-шведски. Переводчик мгновенно переводил слова, будто знал текст заранее.

– Уважаемые дамы! Господин Афанасьев! Господа! Мы находимся на древней русской земле, на уральской земле, которую я лично считаю колыбелью русского и шведского народов. Мы братья, поскольку у нас одна мать – сыра земля, один корень, когда-то был единым язык и культура. И навсегда останется единой кровь, бегущая в наших жилах! Предлагаю выпить русский тост – со свиданьицем!

«Во дает! – искренне восхитился Иван Сергеевич. – Как повернул! И ведь не врет! Так ведь и считает! Эх, парень! Вот бы с тобой хорошенько выпить и потом поговорить! Без этого молчуна, один на один, лоб в лоб…»

За это можно было выпить без встречного, без алаверды! Тарелки, как и положено у воспитанных людей, позвякивали тоненько и мелодично, что соответствовало заданному ритму беседы – откровенной, примиряющей, компромиссной.

«Ладно, – решил Иван Сергеевич. – Тогда начну со своего друга. Тут у нас интерес взаимный, ведь и вам хочется послушать про Мамонта».

– Да, прекрасные дамы, господа… – проговорил он задумчиво, тем самым как бы устанавливая тишину. – Я сейчас вгляделся в ваши лица… И обнаружил удивительное сходство. Правда, пока только внешнее… Поэтому должен открыть небольшую тайну…

Он тянул паузы, как ямщик, подбирающий вожжи, и вдруг понял, что единственный человек за столом, не знающий русского, – молчаливый швед. Это для него трудится переводчик!

– Сейчас в горах находится мой друг Мамонт, человек вам известный… Так вот, господин Варберг и Мамонт удивительно похожи друг на друга! Если бы наш уважаемый соучредитель «Валькирии» отпустил бороду, я бы не различил их!

За столом задвигались, заулыбались, поглядывая на Варберга, а тот показал руками, какую бороду отпустит. И все ждали тост за него, уже и фужерчики к нему протягивали…

– Господин Варберг сегодня днем сказал мне, что он превратился в книжную крысу. – Тост получался грузинский, и Иван Сергеевич подсократился. – А я старая полевая крыса. Второй тост у нас принято пить за тех, кто в поле! Итак – за Мамонтов!

– О да! – вскричал переводчик, забыв перевести остаток речи. Все чокались с восторгом, и только молчаливый обескураженно водил глазами и фужером. Переводчик исправил свою ошибку, и у молчаливого на лице тоже появилась улыбка.

«Теперь поговорим о Мамонте! – подумал Иван Сергеевич и почувствовал на своей ноге легкую босую ступню Августы. – Что бы это значило? Заслужил поощрения?»

– Иван Сергеевич, – по-русски сказал Варберг. – Вы серьезно опасаетесь за жизнь господина Русинова?

Это был его пока еще небольшой прокол: о том, что он опасается за Мамонта, было сказано лишь Августе. По-видимому, они так долго обсуждали направление беседы на сегодняшней вечеринке, что немного подзабыли, какая информация и из какого источника получена. Но Варбергу – книжной крысе – это было простительно. Теперь Иван Сергеевич был уверен, что его используют в «Валькирии» как специалиста, и не более того, а правит бал молчаливый швед, для которого теперь работал переводчик.

– У меня есть на это основания, – сказал он. – Вы не учитываете крайнюю напряженность в нашем обществе, резкое размежевание по политическим убеждениям, по взглядам на жизнь, наконец, по материальному достатку. И что в здоровом обществе оценивается как конкуренция, у нас сейчас может приобрести фатальный характер.