Следовало устроить завал на дороге, но чем и как? Везде можно объехать. Прошел бы небольшой дождь! И они бы надолго застряли, вынужденные бросить машину, и тогда можно оторваться от них. Остается одно – найти узкое место и делать засаду. Иначе приведешь за собой к камню со знаком жизни…

Он ехал с оглядкой – ничего подходящего! Только примятые к земле деревья, сухие и жесткие, как согнутый лук. И тут его осенило! Русинов пропустил между колесами очередную жердь, скребнувшую по днищу, – ее не объехать! – выскочил из машины и стал минировать дорогу. Распустил моток изоленты на всю длину, один конец привязал к склоненному деревцу, к другому – небольшой камень. У гранаты выдернул чеку, положил на землю, прижал камнем. Как только преследователи тронут деревце бампером машины, камень отвалится, чека отлетит. Замедлитель работает до пяти секунд, поэтому взрыв прогремит либо впереди машины, либо даже под ней…

Русинов вернулся к «Ниве», сел за баранку. Он никогда не мог предположить, что ему придется еще и воевать, хотя он почти двадцать лет носил погоны и был военным человеком. Причем воевать со своими, говорящими на одном языке и разве что живущими по иным законам и правилам. Можно было представить, кем бы стал этот генерал, завладей он золотом, а значит, и властью.

Вся прошлая жизнь до сегодняшнего утра ему уже казалась призрачной, беззаботно-ребячьей, когда можно было пусть и с радиомаяком, но свободно ходить по земле, загорать на песке под солнцем…

Правда, и тогда приходилось оглядываться…

«Повинуюсь року!»

Он выехал на мертвую дорогу и остановился, как витязь на распутье. Если ехать направо, можно добраться до поселка Вая, что с древнеарийского можно было перевести как «кричащая»; налево была знакомая уже Кошгара, гора, набитая сокровищами… Следовало искать третий путь – в горы, к вершинам хребта «Стоящего у солнца».

Через двенадцать километров он отыскал все-таки отвороток с мертвой дороги. Зарастающий молодым ельником, едва видимый проселок уходил куда-то к водоразделу истоков рек северного и южного направлений. У него не было ни карты, ни компаса, ориентироваться приходилось лишь по солнцу. Но через восемь километров дорога опять уперлась в стену. Впереди был карьер: видимо, отсюда возили щебень для отсыпки полотна.

Он не стал больше испытывать судьбу и искать пути, чтобы проехать на машине. Въехал в карьер, напоминающий огромную воронку или метеоритный лунный кратер, подогнал «Ниву» вплотную к живой, дышащей осыпи. Взял все, что могло пригодиться в пути: автомат с запасными магазинами, три гранаты, коробок спичек и литровый китайский термос с остатками заплесневелой заварки. Ни продуктов, ни ножа или топора, ни куска веревки. А надо пройти по горам более ста километров, перевалить хребет, ночевать среди скал без топлива, без пищи и теплой одежды…

Он примотал изоляционной лентой к заряженной гранате ту, из которой вывернул запал, поднялся из карьера на гору и метнул этот снаряд в середину щебенистой осыпи. Взрывом стронуло сотни кубометров породы, котлован заполнился пылью. Когда она чуть улеглась, Русинов заглянул вниз: машина была похоронена надежно. Через несколько часов влажный щебень подсохнет, и никому в голову не придет, что там есть, под длинным, шевелящимся языком щебня…

Он уже поднялся на водораздел, когда услышал хлопающий гул вертолета. Он крался над самым лесом, но тянул к Кошгаре, торчащей чуть правее по ходу движения Русинова. Он решил, что команда генерала Тарасова поднялась «в ружье» и начала его розыск. Надо было выходить из этого района к хребту, где его наверняка искать не станут, ибо никому, кроме Ивана Сергеевича, не известно о его маршруте. Вертолет приземлился в районе Кошгары – значит, высадил десант и сейчас начнется прочесывание.

Водораздел, как всегда бывает, оказался сухой – ни ручейка, ни родника или дождевой лужи. Он уже не потел, начиналось обезвоживание организма. Развалы камня – замшелые курумники, поросшие лиственницей, – тянулись бесконечно. Здесь нельзя было бежать или прыгать, как на болоте, по кочкам. Любое неверное движение – и потом лучше застрелиться, потому что со сломанной ногой нельзя сдаваться в плен и нельзя никуда уйти. За два часа он едва одолел пять километров. Проклятая Кошгара, кажется, и не сдвинулась с места! А тут еще поднялся вертолет и начал кружить над горами.

Он знал, что с воздуха на голых серых камнях любой движущийся предмет можно увидеть на десяток километров. Опасаясь, что вертолет начнет рассаживать десант по горам, он все-таки залег в курумнике под нависшей глыбой и приготовился к бою. Около часа вертолет кружил над лесом, но так и не подлетел к водоразделу. Сделав последний разворот, он лег на курс и скоро пропал из виду.

Русинов выбрался из укрытия и уже без оглядки пошел строго на восток. Впереди, как чудилось издалека, поднимались неприступные стены «Стоящего у солнца»…

Ледник не осилил эти стены. Он дополз до их основания, уткнулся, уперся с северо-западной стороны и медленно сотлел под солнцем, оставив нагромождение валунов по бортам морены и долины, распаханные по предгорьям. По этим долинам потом потекли реки с болотистыми берегами, обезображенная земля сначала обратилась в мшистую тундру, затем постепенно затянулась лесами, и возник ландшафт, который существовал и поныне.

Но здесь, на стенах, все оставалось так, как было и миллион лет назад. Можно было поднять либо отколоть камень, бросить его вниз и тем самым совершить глобальную геологическую работу, по принципу сходную с той, что произошла здесь миллиарды лет назад.

Магнитная сила Южного полюса была настолько мощной, что стала тянуть к себе тогда еще единый Мировой материк, который начал разваливаться на три части – Антарктиду, Европу и Азию. Евразийскому материку грозила участь быть разорванным на две примерно равные половины, и тогда бы мир стал триединым континентально, образовав трехлепестковый цветок. Там, где сейчас лежит Западно-Сибирская равнина, был бы океан, имеющий шельфы и материковые склоны. Однако земная кора по шестидесятому меридиану оказалась настолько прочной и эластичной, что растянулась в широтном направлении под воздействием центробежных сил и выдержала их. От Мирового материка сначала оторвалась Антарктида и облегчила растяжение земной коры к югу. Затем «отплыли» Северная и Южная Америки, Африка и на востоке – Австралия. Континент искололся, словно весенний лед, и, освободившись от центробежных сил и магнитного притяжения Южного полюса, начал сжиматься, как растянутая резина. Там, где в земной коре внутреннее напряжение было максимальным, вздыбились цепи гор на юге, юго-западе и юго-востоке. А в меридиональном направлении под воздействием уже других, центростремительных сил поднялись хребты. Урал восстал из земных глубин, как мощная складка, протянувшаяся от Северного к Южному полюсу. Это была пограничная стена, единственная на земном шаре сухопутная граница, разделяющая два континента.

Это был стык двух частей света, это был полдень – зенит солнца, и полночь, однако здесь не было ни дня, ни ночи, ибо в точке, где сходятся запад и восток, утро длится до зенита и мгновенно начинается вечер. Потому и имя ему было – «Стоящий у солнца», ибо здесь переламывалось время.

Всякое сочленение одного начала с другим рождало жизнь в живой и неживой природе. Все полиметаллические месторождения, а также месторождения золота, алмазов, драгоценных камней были приурочены именно к подобным стыкам плит земной коры. Все самые поразительные открытия, совершенные умом человеческим, были сделаны на стыках прямо противоположных наук. Это была космическая предопределенность существования жизни, материи, разума – изначально заложенное Триединство мира: два начала рождали третье, как от соития мужчины и женщины появляется дитя. Древние понимали это так же просто, как строение атома. Неразрушенное мироздание виделось человеку так же ясно и понятно, как движение солнца по небосклону, независимо от того, в какой географической точке он находился, поскольку еще существовала гармония мира.