— Не помните?

— Я задумался, — сказал я.

— А точно на Сибуя? — усомнился контролер.

— Так ведь эта ветка начинается на Сибуя. С чего бы я вас обманывал?

— Но вы могли перейти с другой станции. Ветка-то вон какая длинная! Можно пересесть с ветки Тодзай через Цуданума или Нихонбаси.

— Цуданума?

— Например.

— Ну хорошо, сколько досюда от Цуданума? Я заплачу. Вы согласны?

— Так вы сели на Цуданума?

— Нет. Никогда в жизни не был на Цуданума.

— Так зачем же платите?

— Но вы же сказали!

— Я сказал «например».

Подошла очередная электричка, выплюнула очередных пассажиров, и турникеты заполнил поток людей. Я проводил их задумчивым взглядом. Среди них не было ни одного безбилетника. Мы продолжали переговоры.

— Ну, хорошо. Сколько нам заплатить, чтобы вы нас отпустили?

— Платите сколько проехали, — сказал контролер.

— Тогда от Сибуя.

— Но вы же не помните, сколько заплатили!

— Да с чего бы я помнил? — разозлился я. — Вы что, помните, сколько стоит, например, кофе в «Макдональдсе»?

— Я не пью кофе в «Макдональдсе», — возразил контролер. — Чего зря деньги выкидывать?

— Я сказал «например»! Такие вещи сразу из головы вылетают.

— Все безбилетники заявляют одно и то же. Приходят именно к этому выходу и говорят, что сели на Сибуя.

— Но я готов заплатить сколько вы скажете! Так сколько?

— А я откуда знаю?

Продолжать эту душераздирающую дискуссию больше не было сил. Мы просунули в окошко тысячеиеновую купюру и рванули наружу. Контролер еще долго что-то кричал нам вслед, но мы сделали вид, что не услышали. Перед самым концом света препираться из-за билета в метро — это уже чересчур. Тем более что мы ни одной станции не проехали.

На улице моросил дождь. Мелкие капли насквозь промочили деревья и землю. Наверно, он шел всю ночь. Мне стало особенно тоскливо. Последний бесценный день в моей жизни. Так не хочется, чтобы в этот день шел дождь! Небо ради такого случая могло бы и проясниться на денек-другой. Пускай потом льет хоть целый месяц, как в романе Балларда76, — мне будет уже все равно. А сейчас я хочу валяться на газоне под ярким солнышком, слушать музыку и потягивать холодное пиво. И ничего, абсолютно ничего больше не требую от этой жизни!

Но несмотря на мои молитвы, дождь кончаться не собирался. С неба, словно обернутого несколько раз целлофаном, все опадала мелкая, почти невесомая морось. Захотелось купить газету и узнать прогноз погоды, но для этого надо было спускаться в метро — а очередной перепалки с контролером я бы не перенес. Пришлось обойтись без прогноза. Ничего особенно радостного этот день все равно не сулил. Я даже не знал, понедельник сегодня или среда.

Прохожие шли под зонтиками. Все, кроме нас. Спрятавшись под козырьком какого-то здания, мы безучастно разглядывали этот город, как туристы — руины Акрополя. По перекрестку туда-сюда проносились разноцветные автомобили. Мне уже не верилось, что у нас под ногами — тьма тьмущая жаббервогов.

— Хорошо, что сегодня дождь, — сказала толстушка.

— Это почему?

— От ясной погоды у нас бы слезы текли в три ручья.

— А, ты об этом...

— Что будем делать? — спросила она.

— Выпьем чего-нибудь горячего. Потом домой — и в ванну.

Мы зашли в ближайший супермаркет и в кофейне у входа заказали два кукурузных супа и сэндвич с ветчиной и яйцом. Девица за стойкой при виде нас изрядно удивилась, но тут же взяла себя в руки и приняла заказ с профессиональной радостью на лице.

— Два супа, один сэндвич? — уточнила она.

— Так точно, — кивнул я. И добавил: — Какой сегодня день?

— Воскресенье.

— Вот видишь, — повернулся я к толстушке. — Что я говорил!

В ожидании супа и сэндвича я решил занять время чтением «Супоцу Ниппон»77, забытой кем-то на соседнем стуле. Читать спортивную прессу — занятие бессмысленное, но все лучше, чем ничего. Дата выпуска — второе января, воскресенье. Прогноза погоды не было, но довольно подробно описывалось состояние трассы на ипподроме: к вечеру дождь может кончиться, но завтрашние скачки, скорее всего, пройдут в тяжелых погодных условиях. На стадионе Дзингу состоялся бейсбольный матч. «Якульт» проиграл «Тюнити»78со счетом 6:2. О том, что прямо под стадионом Дзингу свили гнездо жаббервоги, не знала ни одна живая душа.

Толстушка вдруг потребовала у меня первую страницу. Я раздербанил газету и отдал ей целый лист. Заголовок, который ее привлек, вопрошал: «Глотанье семени: секрет омоложения?» А сразу под ним — «Как меня посадили в клетку для канареек и изнасиловали». Как можно изнасиловать кого-либо в клетке для канареек, я представлял с трудом. Разве только очень мудреным способом. Я бы такого и в страшном сне не придумал.

— Тебе нравится, когда у тебя глотают семя? — вдруг спросила толстушка.

— Да как-то... все равно.

— А знаешь, что тут написано? «Большинство мужчин любит, чтобы женщины глотали их семя. Ибо в эти секунды мужчина утверждается в своем главенстве над женщиной, а она, принимая это, совершает древнейший ритуал».

— Ну, не знаю... — пожал я плечами.

— А у тебя когда-нибудь глотали семя?

— Не помню. Вроде нет.

— Хм-м! — протянула она и снова уткнулась в газету.

Я познакомился с битвой за рейтинг между Центральной и Тихоокеанской бейсбольными лигами.

Принесли наш заказ. Мы выпили по супу и сжевали сэндвич, разделив его пополам. Во рту остался вкус обжаренного хлеба, ветчины и яйца. Я вытер салфеткой губы, а потом вздохнул. Так глубоко, наверно, вздыхают только пару раз в жизни.

Выйдя из супермаркета, мы стали ловить такси. От нашего вида шарахались прохожие, и машину поймать удалось далеко не сразу.

Таксист оказался молодым парнем с волосами до плеч. Здоровенный магнитофон на сиденье рядом наяривал какой-то хит из «Полис». Я прокричал водителю, куда ехать, и откинулся на спинку сиденья.

— Эй, а чего вы такие грязные? — спросил водитель, оглядев нас в зеркальце.

— Мы подрались, — сказала толстушка. — Прямо под дождем.

— Во даете! — восхитился он. — Видок у вас — полный вперед. На шее знаете, какой синячище?

— Знаю, — ответил я.

— Ну и ладно. Мне по фигу...

— С чего бы?

— А я вожу только тех, кто любит рок. Даже если они грязные. Лишь бы вместе оттягивались. «Полис» любите?

— Неплохо, — вежливо ответил я.

— Фирма мне говорит — ты, типа, не вздумай такое крутить. Ставь, говорит, только отечественную попсу. Представляете? В моей тачке — «Матти» или Мацуда Сэйко... Сдохнуть легче! Вот «Полис» — это я понимаю. Целый день можно слушать, и не надоест. Или регги, тоже неплохо. Любите регги?

— Вполне, — отозвался я.

Доиграл «Полис», и водитель поставил нам концертник Боба Марли. Вся его приборная доска оказалась завалена кассетами. Но я слишком устал и слишком хотел спать. Я не мог «оттянуться» по рок-н-роллу — хотя в душе и благодарил парня, что согласился нас подвезти. Из полудремы на заднем сиденье я рассеянно наблюдал, как водитель стискивает руль и подергивает плечами в такт музыке.

Когда мы подъехали к моему дому, я расплатился, а затем протянул ему тысячу иен чаевых79.

— Это вам на кассеты.

— Класс! — обрадовался таксист. — Надеюсь, еще встретимся?

— Непременно, — кивнул я.

— Я, кстати, почти уверен: лет через десять во всех такси будет играть сплошной рок-н-ролл! Как считаете?

— Хорошо бы, — сказал ему я.

Хотя сам был уверен в обратном. Джим Моррисон80умер куда больше десяти лет назад, но такси, в котором крутили бы «Дорз», мне еще ни разу не попадалось. Какие-то вещи на этом свете меняются, а какие-то — не меняются никогда. Музыка такси — как раз из второй категории. Еще в эпоху тотального радио в такси всю дорогу крутили бескрылый японский попс, безмозглые ток-шоу и трансляции бейсбольных матчей. Из динамиков в универмагах во все времена журчал оркестр Раймона Лефевра, в пивных барах ставили польку, а во всех торговых кварталах чуть не с ноября крутили рождественские мелодии «Венчурз». Так уж заведено.