— Ритуль, ты прекрасно понимаешь, мы ехали сюда час не для того, чтобы развернуться у цели. — Тяжело вздохнув, с пониманием отметил мужчина.

Не будь Маргарита ошарашена случившимся, может, узрела, что Чернышевскому тоже мало удовольствия доставляла поездка. Но он, в отличие от неё, осознавая необходимость данного возвращения сюда спустя годы, отступать не собирался.

Свою решительность Олег окончательно подтвердил, свернув к до боли знакомому двору. Проехав к нужному подъезду, припарковался у бордюра. Заглушил мотор с ностальгией осмотрел открывшуюся местность и, обернувшись к Одинцовой, попросил:

— Идем, Рит.

— Я не пойду никуда. — Вжавшись в кожаное кресло, зажмурилась и отрицательно закивала головой.

Умом понимала — назад ходу нет, должна послушаться. Но внутри все бунтовало. Не ради этого связывается с Чернышевским, чтобы снова возвращаться в прошлое, от которого столько лет пыталась сбежать.

Плевать, что с этим домом связана немалая часть жизни. Плевать, что однажды была счастлива уже потому, что именно здесь, на ветхих скрипучих качелях, в её судьбу как спасение вошел Олег.

Помимо относительно приятных воспоминаний с этим местом связано слишком много ужаса. Здесь Маргарита впервые осознала, что совершенно не нужна родной матери. Отсюда началась история с запиской, ведущая сквозь все круги ада к настоящей жизни. Равносильно как благословенно для неё, место было настолько и проклято.

Девушка боялась не только своей реакции на увиденное. Боялась того, что предстанет её глазам после стольких лет запустения.

— Нет, Рита. — Одинцова ощутила, как большая ладонь накрыла её руки, а успокаивающий тембр голоса возвращал спокойствие и внутреннее равновесие. — Ты прекрасно понимаешь, что это одинаково необходимо нам обоим. Чтобы жить дальше, обязаны возвратиться спустя столько лет и отпустить былое.

Теплота мужской руки так же быстро исчезла, как и появилась. Маргарита услышала легкий шорох и щелчок. Затем звук хлопнувшей дверцы со стороны Олега. Он вылез из авто. Еще минута и отворилась её дверь. Горячая ладонь снова на дрожащей коже.

— Ритуль, не бойся. Я буду рядом и никому не дам тебя в обиду. — Заклинал Чернышевский.

— Нет. — Вырвав руку, девушка спрятала лицо в ладонях. — Хочешь — иди. Я подожду здесь.

— Рит, я не хочу. Но это нужно. В первую очередь тебе.

— Я сказала — нет!

— Даже если это поможет окончательно разобраться в происходящем? Получить ответы на волнующие вопросы и сделать правильный выбор?

Медленно вникая в смысл услышанного, Маргарита опустила руки и, приоткрыв веки, повернулась к Олегу.

Присев на корточки у автомобиля, он обеспокоенно всматривался в девичье лицо глазами, полными сожаления. Ему ни капли не легче. Но он, переступая через себя, делал все ради неё.

Глубоко втянув воздух, Рита боязливо подала руку Чернышевскому. Получив одобрительный кивок, выбралась из машины со словами:

— Хорошо, пойдем. Только покончим с этим быстро.

2010 год

— Я думала, ты привез меня сюда для другого.

Не моргая, уставившись на серую гранитную плиту, Маргарита непроизвольно поправила прядку волос, назойливо ниспадающую на лицо из-за пронзающего насквозь сухого ветра.

— Для другого. — Раздался негромкий голос мужчины. — Наверное.

За спиной послышалось шуршание сухой травы и приближающиеся шаги. Мгновение и мужские руки несильно сжались на её плечах.

Невольно вздрогнув, девушка снисходительно хмыкнула.

— Но прежде тебе стоило прийти именно сюда. — Уткнувшись подбородком в девичью макушку, добавил Олег.

— Зачем? — Вздохнула Рита, вздернув плечиками, в попытке избавиться от близости мужчины.

Глаза продолжали невидяще изучать портрет довольно интересной женщины, выгравированный на надгробье. Судя по всему, новенькому.

Странным образом, но не было ни сожаления, ни слез. Одна пустота, изощренно расползающаяся изнутри и пускающая наиболее крепкие корни в глубины сердца.

Вот, оказывается, как бывает. Вместо ожидаемого страха — полное опустошение. Вместо заброшенной комнаты в коммунальной квартире — старое почти неэксплуатируемое кладбище, неподалеку от дома, за сквером.

Поначалу Одинцова крайне удивилась, когда Олег, обойдя стороной необходимый подъезд, потянул в сторону арок. Не задавая лишних вопросов, молчаливо шла следом. Девушка, вообще куда больше желала поскорее вернуться в дом Чернышевского, а не искать новые и новые зацепки минувших дней. Каково было удивление стоило очутиться у ветхих, поскрипывающих без смазки кованых ворот, надпись на табличке которых гласила — «Міський цвинтар».

Сколько в свое время по переезду в коммуналку, Рита боялась и обходила стороной это место. Сколько избегала после того, как стало к кому ходить, помимо покойной бабушки по материнской линии. Теперь по иронии судьбы, возвращаясь к истокам, Чернышевский первым делом потянул именно сюда. Хотела или нет не спрашивал. Снова поставил перед фактом, заявив, что так надо. Маргарита сомневалась в верности утверждения, но что поделать — раз дала слово, нужно сдерживать обещания.

Рассматривая изображение женщины вроде знакомой, известной ей, одновременно такой чужой и далекой, не понимала, как реагировать. Плакать? Но она не плакала даже на похоронах. О каких слезах может идти речь, спустя столько лет?

Наверное, Одинцова чрезмерно черствая, раз не смогла в подходящий момент ощутить горечь потери. Да и теряла ли? Отдаление этой женщины пережила в раннем детстве с уходом отца. Когда она, взамен того, чтобы воспитывать и заниматься родной дочерью, выбрала более близкую и понятную бутылку водки и сомнительную компанию. Формально родная мать, а в реальности совершенно чужой человек.

Рита, помнящая её в регулярном пьяном угаре, растрепанную, в грязной, засаленной одежде и с большими синими кругами под глазами, по-доброму завидовала детям, которым составляло огромных трудностей застать матерей дома, без фартука и чего-нибудь вкусненького перекусить. И глядя на лик, с трудом узнавала ту самую женщину, которую помнила с детства.

Молодая, красивая, с правильными чертами лица и слегка вьющимися, ниспадающими на плечи, темными волосами. Такая живая, искрящаяся, словно вот-вот сойдет с гранита. Добрые чистые глаза, легкая улыбка… Знакомая незнакомка. Лишь подпись внизу принуждала поверить — это один и тот же человек.

Одинцова Мария Семеновна.

После ухода отца, она так и не сменила фамилию на девичью. Порой, во время просветлений от алкогольной зависимости, Рите казалось, что, спустя многие годы, продолжала искренне любить и ждать возвращения мужа.

17.08.1964-21.08.1997.

Надо же — такая молодая. Ушедшая из жизни чуть старше теперешней Маргариты и ровесницей нынешнего Олега. Ранее девушка никогда об этом не задумывалась. Ранее, как бы кощунственно ни звучало, преждевременный уход матери казался наиболее верным и правильным выходом из сложившейся ситуации.

Одинцова хорошо помнила тот год. Ситуация становилась несноснее. Если Мария и прежде категорически отказывалась воспринимать родную дочь, в то время осознанно или нет, делала все, чтобы сжить Риту со свету. Последний день рождения матери сохранила в памяти навсегда.

Середина августа. Стояла изнывающая, плавящая мозг, жара. Маргарита, памятуя о празднике родительницы и надеясь, что та останется трезвой, спешила домой с поздравлениями. Специально пошла пораньше в магазин, чтобы на припрятанные деньги купить праздничный торт и цветы. Изящные и нежные маргаритки. Девушка отчего-то была уверена, что они являются любимыми цветами матери. Да и самой нравились крохотными пестрыми бутонами.

Одинцова намеревалась не просто сделать приятное непутевой матери, в очередной раз попытаться достучаться до разума. Надеялась. До последнего. До того самого момента, как переступила порог комнатушки и не увидела мать… нет, ни пьяной. Хотя наверняка женщина планировала напиться после. И, скорее всего, позже осуществила задуманное. Но когда Рита с идиотской улыбкой, тортом и цветами в руках вошла в квартиру, Мария, умостившаяся на диване с ногами, торопливо перебирала какие-то безделушки в маленькой деревянной шкатулке…