— Если за ним гонится врикиль, мне надо уносить отсюда ноги, — твердил себе Вольфрам.

Обливаясь потом и хватая ртом воздух, он заставил себя оторвать взгляд от бурлящей воды.

— Это не моя битва, — про себя произнес дворф, пятясь задом. — И до этих юнцов мне тоже нет дела, как и до рыцаря, да хранят его боги. — Вольфрам сделал еще один шаг. — Я сделал то, ради чего меня посылали, и нашел то, что должен был найти. Теперь для меня главное — остаться в живых и сообщить о моей находке. Рыцарь сам велел мне убираться подальше, и здесь я с ним полностью согласен.

Возможно, то была судьба, а может — воля богов. Очень может быть, что причиной явилась и собственная нерешительность дворфа или браслет на его руке. Могло быть и так, что всему виной оказался проворный суслик, прорывший в земле ход. Дворф сделал третий шаг назад, после чего собирался повернуться и броситься прочь. Но тут его нога попала в норку, прорытую в мягкой почве. Вольфрам вскрикнул от удивления и рухнул вниз, растянув себе лодыжку.

Темная вода шипела и пузырилась, словно варево в гигантском котле. Из Портала вылетела черная лошадь с черной фигурой всадника на спине. Призрачное сияние Портала не осветило их; оно не вспыхнуло ни на мокрой шкуре лошади, ни на черных доспехах. Зло вбирало в себя весь свет, отчего звезды померкли, а тьма стала кромешной. Ветер утих, и даже воздух не мог пробиться в легкие. Темные силуэты лошади и всадника заставили мерцание Портала почти полностью угаснуть; оно превратилось в едва заметное колеблющееся пятно на воде.

Доспехи женщины-врикиля были столь же черны, как и Пустота, породившая их. На плечах и локтях торчали зловещего вида шипы, служившие дополнительным оружием.

Дворф слышал немало легенд о врикилях — исчадиях Пустоты, неподвластных смерти, но никогда не воспринимал эти сказания всерьез. Даже сейчас он все еще отказывался верить в существование врикилей. Ему бы очень хотелось думать, что он видит кошмарный сон, от которого вскоре пробудится и посмеется над своими страхами.

Черная лошадь понеслась прямо к рыцарю в серебряных доспехах. Владыка Густав опустил забрало и встал на берегу, ожидая встречи с врагом. От всадницы веяло магией Пустоты. Даже деревья безжизненно склонили свои ветви; казалось, магия зла пригнула их к земле, как ураган пригибает былинки.

Полуослепший и оцепеневший от страха, Вольфрам припал к траве, моля только о том, чтобы женщина-врикиль его не заметила. Лошадь рыцаря заржала и ударила копытами. Башэ заскулил и даже Джессан вскрикнул от ужаса. Услышав звон скрестившихся мечей, дворф решился поднять глаза.

Женщина-врикиль заметила, что ее противник спешился и не имеет щита, который он все равно не смог бы удержать раненой рукой. Она решила, что на этот раз ему не уйти, поэтому убрала меч и достала огромную булаву. С нечеловеческой силой она принялась размахивать своим оружием.

Булава со свистом рассекала воздух, будто рой голодной саранчи. Женщина-врикиль намеревалась пробить доспехи рыцаря. Если удар и не убьет его, то наверняка оглушит и лишит сознания, сделав беззащитным перед вторым ударом.

Густав спокойно стоял с поднятым мечом. Его противница бросилась прямо на него, замахнувшись булавой. Густав не дрогнул.

Вольфрам не сомневался, что конец рыцаря неминуем, и терзался вопросом об участи их троих.

Густав выкрикнул на виннингэльском языке странные слова:

— Сладостная горечь памяти!

От доспехов и от меча исходило серебристо-голубое сияние. Густав взмахнул мечом, защищаясь от булавы, и магия благословенного оружия столкнулась с проклятой магией Пустоты. На землю посыпались искры. Даже воздух содрогнулся от удара. Меч Густава отсек кисть руки женщины-врикиля. Булава и кольчужная рукавица упали на землю.

Густав зашатался и отпрянул назад. Чувствовалось, что ему стоило неимоверных сил удерживать в руке свой меч. Он поднял голову и посмотрел на противницу, рассчитывая увидеть ее поверженной.

Столь ужасающий удар убил бы любого смертного. Однако это исчадие лишь немного удивилось выпавшей булаве и с прежним напором продолжило сражение. Натянув поводья, женщина-врикиль пришпорила лошадь и понеслась прямо на рыцаря.

Нам всем конец, думал Вольфрам. Теперь врикиль расправится с Владыкой, а потом перебьет и нас. Дворф оглянулся на юношей. Джессан стоял, держа поводья лошади Густава, и даже не замечал, что держит их. Он следил за битвой широко распахнутыми, возбужденными глазами. Башэ дрожал от ужаса, выглядывая из-под лошадиного брюха.

Вольфрам прижал язык к внутренней стороне зубов и издал странный звук, напоминавший одновременно жужжание и причмокивание. Засунув в рот руку, он усилил этот звук, сделав его похожим на жужжание целого роя мух, которых дворфы называли «лошадиным проклятием».

Дворф жужжал и причмокивал, словно во тьме и впрямь кружились мухи, готовые ужалить свою жертву. Лошадь рыцаря, невзирая на всю свою вышколенность, тревожно заржала, дернула головой и закатила глаза, пытаясь определить, с какой стороны нападут ее мучители. Эти мухи своими укусами доводили лошадей буквально до бешенства, и те были готовы нестись даже в пропасть, только бы убежать от маленьких кровопийц. Джессану и Башэ пришлось напрячь все силы, чтобы удержать перепуганное животное.

Вольфрам горячо молился Волку. Только бы лошадь врикиля оказалась настоящей, а не кошмарным порождением Пустоты. Его молитва не осталась без ответа. Черная лошадь навострила уши. Ее глаза беспокойно забегали. Она поднялась на дыбы и от страха принялась молотить передними копытами воздух. Напрасно женщина-врикиль пыталась успокоить лошадь. Вздыбившееся животное резко дернулось и сбросило всадницу. Женщина-врикиль повалилась на спину.

Сознавая, какая опасность ей угрожает, она сразу же попыталась подняться на ноги. Однако тяжесть доспехов и искалеченная правая рука помешали ей встать достаточно быстро. Она дергалась из стороны в сторону, и доспехи придавали ей сходство с опрокинувшейся на спину черепахой.

Густав не замедлил воспользоваться преимуществом. Схватив меч, он подбежал к противнице и встал над нею. Она сделала последнюю отчаянную попытку спастись, но ей так и не удалось схватить левой рукой ногу Густава.

Густав вновь крикнул на своем родном языке:

— Силою любви Аделы!

С этими словами он вонзил сияющее серебряно-голубое лезвие меча прямо в грудь врикиля.

Меч с громким треском расщепился пополам. Мелькнула яркая голубая вспышка, потом стало темно. Женщина-врикиль испускала нечеловеческие вопли, крича не столько от боли, сколько от ярости. Благословенный свет заполнял ее изнутри, уничтожая магию Пустоты, поддерживавшую ее существование. Душераздирающие крики продолжались довольно долго. Неослабевающее бешенство женщины-врикиля не могло вернуть ей исчезавшие магические силы, и она это понимала. Вольфрам стиснул зубы и плотно зажал руками уши. Последнее, что он видел, прежде чем от ужаса накрепко закрыть глаза, была фигура рыцаря. Голубой свет его доспехов тускнел. Потом Густав медленно осел на землю, рухнув неподалеку от поверженного врага.

Удивляясь тому, что он до сих пор жив, Вольфрам осторожно открыл глаза. Сквозь легкую рябь озера ярко светился Портал. Башэ успокаивал лошадь рыцаря, поглаживая животное по шее и шепча утешительные слова. Джессан, помня о своем долге, бросился на помощь упавшему Владыке.

Вольфрам встал, ворча и морщась от боли. К счастью, его лодыжка оказалась не сломанной (во всяком случае, хруста при падении он не услышал), а просто сильно растянутой. С такой ногой не побежишь. Хотел он того или нет, но на какое-то время его судьба оказалось связанной с двумя юношами; по крайней мере, пока не поправится лодыжка. Если лошадь врикиля не сбежала, он может взять ее и отправиться к монахам, чтобы сообщить им о находке и потребовать вознаграждение.

Он огляделся в поисках лошади и услышал в отдалении стук ее копыт. Слишком далеко для его покалеченной ноги. Хромая, Вольфрам направился к тому месту, где Джессан склонился над бесчувственным телом рыцаря и где валялся мертвый врикиль.