Эти слова дворф прибавил на тот случай, если рыцарь вдруг услышит его. По правде говоря, среди человеческих Владык Густав слыл наиболее взбалмошным.

Башэ присел возле рыцаря на корточки. Коротышка приложил ухо к груди Густава, прислушиваясь к ударам его сердца. Потом приподнял веко и осмотрел глаз. Затем он раскрыл рыцарю рот и внимательно оглядел язык. Качая головой, Башэ бросил опасливый взгляд на черные доспехи.

— Ты говоришь, это было порождение зла? — спросил он Вольфрама.

— Еще какого! — с жаром подтвердил Вольфрам.

Башэ кивнул. Он встал и начал принюхиваться, здорово напоминая гончую, берущую след. Затем Башэ молча скрылся в темноте. Через несколько минут он вернулся с пучком терпко пахнущих листьев.

— Шалфей, — пояснил он, помахав пучком в воздухе. — Разведи огонь, — велел он Джессану.

Джессан послушно принес кремень и трутницу, высек несколько искр и развел огонь. Башэ поднес листья к пламени. Те сразу же вспыхнули. Башэ дал им немного обгореть, после чего загасил огонь. Бормоча какие-то слова на своем языке, он махал дымящимся пучком над Густавом, начав с головы и постепенно добравшись до ног.

— Шалфей прогоняет зло, — пояснил Башэ.

В конце своего действа он поднес шалфей к носу Густава, заставив рыцаря вдохнуть дым. Трудно сказать, что именно принесло желаемый результат: то ли Башэ действительно изгнал зло, то ли рыцарь начал задыхаться от едкого дыма и оттого пришел в сознание.

Густав закашлялся и открыл глаза. Некоторое время он смотрел на склонившиеся лица, никого не узнавая, затем к нему вернулась память о недавнем сражении. Разгоняя рукой дым, рыцарь с усилием сел.

— Радуйтесь, Владыка Густав, — сказал Вольфрам. — Ваш враг мертв.

Густав огляделся. Взгляд его остановился на черных доспехах.

— Это правда? Значит, я ее убил? — Потом он нахмурился и покачал головой. — С этим исчадием нужно держать ухо востро. В первый раз я тоже думал, что убил ее.

— Если только горстка праха вновь не превратится во врикиля; если нет — вы победили своего врага, господин.

— От врикиля можно ожидать чего угодно, — тихо проговорил Густав. — Доспехи надо уничтожить. Закопать в землю или утопить.

Густав умолк. Его глаза остановились на дворфе.

— Похоже, я тебя знаю…

— Вольфрам, к вашим услугам, — ответил дворф, неуклюже кивнув головой. — Вам уже доводилось меня видеть, и, возможно, вы вспомните, где именно. — Чуть заметно указав глазами на Башэ и Джессана, Вольфрам наклонился ниже и прошептал: — Я стараюсь не распространяться о себе, господин. Я не люблю хвастаться своими знакомствами.

— Да, я понимаю, — слабо улыбнулся Густав.

Неожиданно у него перехватило дыхание и по всему телу пробежала болезненная судорога.

Башэ осторожно взял Густава за плечи.

— Тебе нужно лечь, господин, — с почтением произнес он.

Он видел, как уважительно обращается с рыцарем Вольфрам, хотя, конечно же, ничего не понял из их короткого разговора.

Башэ помог рыцарю снова лечь.

— Где у тебя болит? Скажи мне, я умею врачевать, — с гордостью добавил Башэ.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Густав, судорожно втягивая воздух. — У тебя такое мягкие и заботливые руки.

Густав закрыл глаза и некоторое время лежал молча, ожидая, когда боль ослабеет. Потом прижал руку к груди.

— Моя рана находится здесь. — Он открыл глаза и внимательно посмотрел на Башэ. — К сожалению, ты ничем не сможешь мне помочь, мой нежный друг. Это смертельная рана. Каждый день маленький кусочек меня умирает. Но я — довольно рослый человек. — Он вновь улыбнулся. — Боги позволят мне пожить еще немного. Теперь дай мне отдохнуть, а после поможешь мне сесть на лошадь.

— Ты не сможешь ехать верхом, господин, — возразил Башэ. — Ты едва ли удержишься в седле. Мы возьмем тебя в нашу деревню. Моя бабушка — самая лучшая в мире врачевательница. Она сумеет тебе помочь.

— Спасибо тебе, мой нежный друг, — ответил Густав. — Но я не распоряжаюсь своим временем. У меня есть важное дело. Мне нельзя долго отдыхать. Боги…

Неожиданно Густав почувствовал, что боги забирают это важное дело у него из рук. Боль более острая, чем удар меча, пронзила его тело. Схватившись руками за грудь, он потерял сознание.

Башэ тут же приник ухом к груди Густава, слушая, как бьется сердце.

— Жив, — сообщил пеквей. — Но мы должны как можно скорее довезти его до нашей деревни. Джессан, ты посадишь его на лошадь. Я поговорю с ней и объясню, что от нее требуется.

Башэ взглянул на Вольфрама.

— Ты умеешь ездить верхом?

Умеет ли он ездить верхом? Вольфрам мысленно перенесся в те дни, когда он, словно ветер, несся по родным просторам, когда он и его конь становились одним существом, соединив мысли и сердца и перетекая друг в друга. Картина была настолько живой и вызвала в нем столько боли, что у дворфа из глаз хлынули жгучие слезы. Да, он не забыл, как ездить верхом. Но ему запрещено садиться в седло. Слова об этом уже готовы были сорваться у него с языка, когда до него дошло: если он не поедет верхом, Башэ и Джессан увезут Густава без него. И тогда он останется здесь вместе с этими жуткими черными доспехами.

Вольфрам быстро заковылял туда, где стояла лошадь. Лошадь Густава была выше, чем коренастые пони, на которых он привык ездить, но он знал, что сумеет справиться с нею.

Дворф подпрыгнул и уселся верхом. Лошадь беспокойно дернулась, но Вольфрам крепкой рукой сжал поводья, потрепал животное по шее и произнес несколько ободряющих слов. Прикосновение дворфа и голос пеквея успокоили лошадь. Джессан поднял Густава, усадив его рядом с Вольфрамом. Старый рыцарь был совсем легким. За последние несколько дней он как будто почти лишился плоти. Вольфрам удерживал его в своих сильных руках, не давая клониться в сторону.

— Отправляйтесь, — велел Джессан Башэ. — Я вас догоню.

С попоной в руке он направился к черным доспехам.

— Джессан, друг мой! — крикнул ему Вольфрам. — Утопи доспехи в озере, как приказывал рыцарь. Забрось их как можно дальше, туда, где поглубже.

— Что? — недоуменно уставился на него Джессан. — Утопить такие хорошие доспехи? Ты что, спятил?

Он расстелил на земле попону. Подняв кусок доспехов, он швырнул его на попону. Вольфрам сообразил, что Джессан намеревается притащить доспехи в свое селение. Если бы дворф сумел слезть с лошади, он бы не посмотрел на больную лодыжку и припустил отсюда со всех ног. Или нет, он сам утопил бы эти зловещие доспехи в озере. Однако действия упрямого тревиниса настолько его потрясли, что он мог лишь смотреть и давиться слюной.

— Джессан, послушай меня! Не бери их с собой! Это проклятые доспехи. Рыцарь сам говорил, что мы должны их уничтожить. Башэ! — обратился он к пеквею, который, держа поводья, выводил лошадь из рощи. — Башэ, скажи ему. Предостереги своего друга. Ему нельзя…

— Он не станет меня слушать, — возразил Башэ. — Мне от этих доспехов тоже не по себе. Я их боюсь. Но не волнуйся. Моя бабушка сумеет снять проклятие.

Он натянул поводья, и лошадь зашагала быстрее.

Вольфрам молил о том, чтобы Густав пришел в сознание. Тогда бы рыцарь сам потребовал уничтожить доспехи, и его власть, возможно, подействовала бы на Джессана. Но Густав погрузился в глубокий сон, и дворфу никак не удавалось его разбудить.

Оглянувшись назад, Вольфрам увидел, что Джессан увязывает доспехи в попону. Потом он перекинул узел через плечо и поспешил вслед за лошадью.

Вольфрама передернуло, и его состояние передалось лошади, которая беспокойно заржала, заставив Башэ издать какое-то неодобрительное восклицание.

День постепенно разгорался. Небо было расцвечено розовато-красными, пурпурными и шафрановыми полосами. Восход предвещал ясный день. Джессан смотрел на сияние небес и чувствовал такое же сияние внутри. Как давно мечтал он о возвращении из своего первого похода! Никогда еще он не уходил так далеко от родной деревни и на столь долгий срок. Теперь его мечты исполнились. Утром, произнеся свое обычное приветствие богам, Джессан решил, что обязательно поблагодарит их за редкую удачу.