— Перед тем как уйти, я осмелюсь попросить еще об одной милости богов.

— О какой же? — В мягких глазах Шри отражалось сияние углей.

— Я прошу богов простить меня за то, что усомнился в их мудрости, — смиренно произнес Арим.

— Ты прощен, — ответила Шри.

ГЛАВА 27

Переправившись через речушку Набир, что вытекала из Редешского моря, Вольфрам с Ранессой поехали вдоль нее на юг, к берегам другого моря — Каларского. Путешествие было спокойным, а что касалось Вольфрама — на редкость спокойным. По пути им не встретилось ни души, и это в самый разгар лета, когда лучшего времени для путешествий не придумаешь. С каждой милей, приближавшей их к промежуточной цели — карнуанскому портовому городу Карфа-Лену, — Вольфрам все больше рассчитывал встретить настоящих попутчиков. Но дни проходили за днями, а они с Ранессой по-прежнему оставались единственными всадниками на дороге. Недаром говорят: вместе и путь короче. Никогда еще дворфу так не хотелось, чтобы этот путь поскорее окончился.

Вольфрам бубнил об этом до тех пор, пока Ранесса не устала от нескончаемых сетований и не потребовала заткнуться.

— Ну не встречается нам никто, и что из этого? — сердито спросила она. — В мире и так полно народу. Я обожаю одиночество и молчание, особенно молчание.

Обиженному Вольфраму оставалось только подчиниться. Теперь он говорил лишь со своей лошадью и то старался делать это тихо, чтобы Ранесса не слышала. Прошло еще некоторое время, и пустая дорога уже не раздражала дворфа, а стала не на шутку пугать. Существовали лишь две причины, способные помешать передвижению караванов и одиночных торговцев: снег и война. Снега вокруг не наблюдалось. Оставалась война.

Поскольку между Дункаргой и Карну существовала давняя взаимная неприязнь, оба государства начинали военные действия по малейшему поводу. Какая-нибудь украденная курица могла стоить жизни сотням солдат. Вольфраму отнюдь не хотелось угодить в водоворот гражданской войны. Он боялся не дисциплинированных войск регулярной армии, а разбойничьих шаек, которые пользуются гражданскими конфликтами как поводом для безнаказанного грабежа. Ему вовсе не улыбалось стать легкой добычей каких-нибудь головорезов.

Вольфрам самым бдительным образом следил за местностью. С тех пор как Ранесса объявила о некоем преследователе, дворф постоянно ощущал у себя на затылке чей-то взгляд. Он не раз просыпался по ночам с явным ощущением, что к нему кто-то подкрадывается. Уханье ночной совы мгновенно будило его, и он в холодном поту вскакивал на ноги.

Ранесса, это она виновата во всем, думал дворф. Своими вспышками ярости, хождением взад-вперед или застывшим взглядом, устремленным на восток, она могла притянуть что угодно и кого угодно. Еще немного — и Вольфрам станет таким же безумцем, как она.

В то утро он заметил Ранессе:

— Тот, кто, по твоим утверждениям, гнался за нами, должно быть, упустил нас. Видно, мы оказались хитрее и запутали следы.

Последние слова были сказаны с изрядной долей иронии, как всегда оказавшейся недоступной для Ранессы. Она вперилась взглядом в северный край горизонта и без тени улыбки ответила:

— Да, мы запутали следы, но ненадолго.

Ранесса быстро повернулась к Вольфраму.

— Он гонится не за мной. За тобой.

Дворфа до мозга костей обдало холодом, и он горько пожалел, что вообще раскрыл рот.

Когда они пересекли речку Набир, на душе у Вольфрама стало намного радостнее: они почти у цели. Еще полдня пути, и они подъедут к стенам Карфа-Лена. Пусть это еще далеко не конец всего путешествия, но первый отрезок будет пройден. Постоянно помня о том, что Карну находится в состоянии войны, он не удивился, найдя городские ворота наглухо закрытыми и увидев возле них внушительную охрану. На стене стояли карнуанские солдаты с луками наготове и подозрительно смотрели сверху на двоих путешественников. Это несколько озадачило Вольфрама.

— Почему вы так смотрите на меня? — сердито спросил он. — Дворфы, кажется, не объявляли войну вашему государству.

Вольфрам подъехал к боковым воротам, что находились на некотором расстоянии от главных ворот. Спешившись, он велел Ранессе не двигаться с места и не раскрывать рта, а сам подошел к воротам и забарабанил в плотно запертые створки.

В одной из створок открылось окошко, из которого на дворфа уставился чей-то враждебный глаз.

— Чего тебе надо? — спросили по-карнуански.

— Въехать в город, — прорычал Вольфрам. Его познаний в карнуанском вполне хватало, чтобы объясниться с караульными. — Чего же еще, как ты думаешь, нам надо?

— Я не думаю и думать не хочу, — холодно ответил голос. — Убирайтесь отсюда.

Окошко скрипнуло, готовое закрыться. Вольфрам собирался что-то сказать, когда Ранесса отпихнула дворфа от окошка и, чтобы его не закрыли, просунула туда свою руку.

— У нас тут дела, — заявила она на эльдерском языке.

— Убери-ка руку, если не хочешь остаться без пальцев, — ответил ей голос.

В ответ Ранесса ухватилась за деревянную дверцу и, сорвав ее с петель, презрительно швырнула на землю. Глаза Ранессы метали молнии.

Вольфрам посмотрел на валявшуюся дверцу и от удивления разинул рот. Доска была толщиной с его большой палец, а петли весьма солидными. Чтобы оторвать дверцу, сильному воину, вроде ее брата, пришлось бы приналечь всем телом, и еще неизвестно, повезло бы ему или нет. Карнуанский стражник по ту сторону ворот был не менее удивлен как дерзостью поступка, так и невероятной для женщины силой.

Ранесса повернулась к Вольфраму.

— Расскажи им про наше дело, — повелительным тоном произнесла она.

Сама Ранесса отошла в сторону и встала, скрестив руки на груди и выжидающе глядя на Вольфрама. Если она и думала, что совершила нечто впечатляющее, то прятала свои эмоции под внешним спокойствием.

Вольфрам перестал таращиться на оторванную дверцу и вновь обратился к стражнику.

— У меня… есть дело к сапожнику Осиму с Башмачной улицы.

— Лавки и мастерские закрыты. У нас война.

— Знаю, — поспешно сказал Вольфрам. — Во всяком случае, догадываюсь. Но в чем вы меня подозреваете? Уж не думаете ли вы, что у меня в карманах сидит вся Дункарганская армия? Пока мы ехали к стене, мы не менее пяти миль маячили у вас перед глазами. Нас всего двое: я и эта девчонка. Если у вас война, тем более стоит пропустить нас в город, где безопасно.

— Сейчас везде опасно, — возразил стражник. — И воюем мы не с Дункаргой.

Лицо стражника скрылось, оставив дворфа гадать, с кем же, Волк побери, они тогда воюют. Может, с виннингэльцами? Ведь Карну оскорбило и унизило Виннингэль, неожиданно напав на южные земли империи и захватив Виннингэльский Портал в Ромдемере, переименованном затем в Делек-Вир. Однако карнуанцы владели Порталом уже многие годы, и хотя в империи раздавались горячие призывы отвоевать его у врагов, дальше пустых угроз дело не шло.

В окошке вновь появилось лицо стражника.

— Можете въезжать, — нехотя бросил солдат. — Но мы дадим вам сопровождение, так что без глупостей.

Проезжая через малые ворота, Вольфрам сразу же обратил внимание на мрачные, суровые и подозрительные лица солдат. И еще на этих лицах виднелся страх, чем прежде уж точно никогда не страдали карнуанцы.

Малые ворота за дворфом и Ранессой тут же закрыли. Появились ремесленники, чтобы поставить на месте оторванную деревяшку. В сопровождающие путникам дали женщину-воина. Под ее надзором им предстояло добраться до главной стены, окружавшей город. Вольфрама это не удивило: в Карну все без исключения обучались воинскому искусству. Тренировки начинались на пятнадцатом году жизни и длились пять лет. Лучших воинов зачисляли в Карнуанскую армию. Остальные возвращались к ремеслам, землепашеству или торговле, обзаводились семьями и растили будущих воинов. Поголовное обучение воинскому делу имело свою положительную сторону. Когда армии приходилось воевать в других местах, город и порядок в нем охраняло городское ополчение. Горожане сражались не хуже солдат и отличались редким мужеством — ведь они защищали своих близких.