Король притворился, что не слышал этих слов, — то была его обычная уловка при столкновении с каким-либо трудным или неприятным обстоятельством.

— Они возводят лагерь. Как вы считаете, сераскер, не собираются ли они осадить Дункар?

— Ваше величество, такое возможно лишь в том случае, если их верховный командир — круглый идиот, — резко ответил Онасет. — Дункар — портовый город. Мы можем выдерживать их осаду до бесконечности, если только они не отрежут нас с моря. — Онасет поскреб бороду. — Нет, ваше величество, эти войска собираются напасть на нас и завоевать Дункар. Взгляните на их боевые машины.

Вдали появились слоны, неспешно тащившие за собой громадные осадные башни, называемые колокольнями. Башни имели но четыре колеса, а их высота равнялась высоте городских стен. Это были многоэтажные махины, и на площадках каждого этажа размещалось немало вооруженных солдат. Самый верх занимали лучники, своими стрелами косившие защитников на стенах. Когда такую колокольню подкатывали к городской стене, с нее на стену перекидывали лестницы, а со стены враги уже легко могли проникнуть в город. На некоторых башнях виднелись странные сооружения, похожие на кишки. Защитники города боялись их несравненно больше, чем колоколен. Эти башни изрыгали оркский огонь, с одинаковой яростью пожиравший все на своем пути. Студенистая масса, падая на город, сжигала здания дотла, а людей — заживо.

— Нападение на укрепленный город дорого им обойдется, — сказал Онасет, оглядывая дункарские оборонительные сооружения и еще раз удивляясь дерзости вражеского командира.

Готовясь к затяжной воине с карнуанцами, которая так и не началась, Дункар обзавелся самыми лучшими оборонительными сооружениями, какими не мог похвастаться ни один город Лерема. Дункарцы располагали разнообразными метательными машинами, способными нести разрушения и смерть войскам неприятеля. Стены защищали искусные лучники. Тут же стояли огромные чаны. В них готовилось «угощение» для тех, кто осмелится штурмовать городские стены, — кипящая вода и масло. Обладали дункарцы и своей разновидностью оркского огня. Им ничего не стоило поджечь вражеские колокольни и заживо изжарить находившихся внутри солдат.

— Подобное сражение может продлиться недели. При этом он потеряет немало своих солдат, а это обернется против него. Если он захватит Дункар, он будет вынужден удерживать город. Я уже отправил гонцов в Амра-Лин с просьбой о подкреплении.

— Кто он ? Кто этот неведомый враг?

Моросс оглянулся на вражеский лагерь и пробормотал:

— Он обязательно должен быть заодно с Карну.

Онасет в этом не был уверен, однако не мог дать королю никаких иных объяснений.

— Рано или поздно мы об этом узнаем. Нам торопиться некуда.

Помолчав и прочистив горло, сераскер добавил:

— Я верю, ваше величество, что Дункар выстоит. Правда, боги знают, что в этом мире нет ничего определенного, кроме смерти и податей. Ваше величество могли бы приказать подготовить к отплытию королевский парусник.

— Нет, сераскер, — возразил король, и Онасет впервые заметил в этом человеке проблеск решимости. — Мы не сбежим и не бросим наш народ перед лицом угрозы.

Кто-то из офицеров сообщил, что к городским воротам приближаются всадники.

— Господин сераскер, противник направил к нам своего посланника.

— Прекрасно! — воскликнул король Моросс. — По крайней мере, мы узнаем, с кем имеем дело. Пусть его проведут во дворец. Сераскер, вы пойдете с нами.

Еще раз бросив взгляд на вражеский лагерь, который разрастался буквально на глазах, Онасет вместе с королем отправился на встречу с посланником неведомого врага.

Рейвен уже собирался тронуться в путь, когда услышал сигналы тревоги. В лагерь тревинисов вернулась женщина-воин, которая несла караульную службу на городской стене.

— К городу подошла вражеская армия, — сообщила она, мрачно покачав головой. — Похоже, Дункару грозит осада.

Остальные тревинисы столь же мрачно переглянулись. Вместо славы на поле битвы они были обречены провести месяцы, а может, годы внутри осажденного города. Им была ненавистна сама мысль о том, что они теперь заперты внутри городских стен, где им уготовано тупое существование, недостойное воина: есть, спать и обмениваться словесными оскорблениями с врагами. Самое скверное, что им был отрезан путь к родным племенам.

— Мне такое не по нутру, — сказал кто-то из солдат. — Я не собираюсь помирать здесь с голоду.

— Тогда поторопись убраться отсюда, — ответила ему женщина. — Отдан приказ закрыть все ворота.

При этих словах Рейвен вскочил в седло и пришпорил лошадь. Он понимал, что нечего и пытаться выехать через главные ворота. Рейвен знал о существовании незаметной двери с восточной стороны стены. Этой дверью пользовались те, кому требовалось попасть в город после наступления темноты, когда главные ворота закрывались. Он направился туда.

К несчастью для него, весть о появлении врага уже успела разлететься по Дункару и улицы были запружены народом. Ехать по главной улице было почти невозможно. Боевая лошадь Рейвена привыкла к звону оружия, запаху крови, стонам раненых и умирающих. Но для нее были совсем непривычны маленькие дети, ухитрявшиеся прошмыгнуть под ее брюхом. Она никогда не слышала пронзительных криков женщин, пересказывавших друг другу последние слухи. Она не знала, как пахнет страх на городских улицах. Лошадь навострила уши, выпучила глаза и заупрямилась.

Какому-то пьянчужке пришла в голову шальная мысль украсть лошадь Рейвена, чтобы бежать на ней из города. Он схватил Рейвена за ногу, пытаясь стащить вниз. Рейвен ударил этого дуралея ногой, и тот полетел вверх тормашками в ближайшую канаву.

Обхватив голову лошади руками и не позволяя ей озираться по сторонам, Рейвен кое-как выбрался из толпы. Он въехал в узкую боковую улочку, где народу было гораздо меньше. Но и здесь он двигался еле-еле, крепко натянув поводья. Увидев военного, люди повысыпали из домов и в один голос стали требовать у него сведений о происходящем. Наконец он добрался до восточной стены. Дверь была закрыта и заложена металлическими брусьями.

— Откройте дверь, — не слезая с лошади, крикнул Рейвен.

Услышав властный голос, солдаты встрепенулись, однако, увидев, что перед ними — всего-навсего тревинис, покачали головами. Дункарганцы не возражали, когда тревинисы сражались на их стороне и умирали за них, но это отнюдь не означало, что они были дружески настроены к «этим дикарям».

— Поворачивай назад хлебать суп из крысятины, — бросил один из них. — Нам не велено никого впускать и выпускать. Приказ сераскера.

Будь Рейвен дункарганцем, он бросил бы этим воякам несколько серебряных монет, и дверь мигом бы открылась. Никто бы не стал его расспрашивать, куда и зачем он едет. Однако в голове тревиниса не могла возникнуть мысль подкупить стражу. Тревинисы были не в состоянии понять, что такое подкуп. Поэтому Рейвен слез с лошади и вступил с солдатами в спор.

— Тревинисы не подчиняются приказам сераскера, — сказал он, говоря чистую правду. — Я — офицер. Раз я приказываю, вы должны подчиняться. Вам за это ничего не грозит.

— Разумеется, не грозит, — сердито блестя глазами, отозвался солдат. — Потому что дверь тебе я не открою.

Он смерил Рейвена презрительным взглядом.

— Хочешь улизнуть, ничего не заплатив? Не выйдет!

Оскорбление разозлило Рейвена, а невозможность покинуть город привела его в отчаяние. Он схватился за меч, но услышал за спиной звон стали. Оглянувшись, он увидел еще шестерых солдат. У каждого в руке был меч, и выражение их лиц не предвещало ничего хорошего.

Тревинисы отличались бесстрашием в бою, но отнюдь не безрассудством. Рейвен умел признать поражение. Он поднял руки, показывая, что они пусты, затем вернулся к лошади. Вскочив в седло, он поскакал назад, заставляя горожан испуганно расступаться перед бешено несущейся лошадью.

В то время когда Рейвен пытался вырваться из города, в Дункар прибыл посланник вражеской стороны. Его пропустили через калитку в главных воротах. К немалому разочарованию горожан, он оказался человеком. Дункарцы, возбужденные слухами о двуногих чудовищах, долетавшими в город со стен, жаждали собственными глазами увидеть этих существ.