Лошади такой породы стоили недешево, ибо ценились во всем Лереме. Вольфраму пришлось изрядно раскошелиться. Впрочем, теперь он был почти вельможа и землевладелец и вполне мог себе такое позволить. Вторая лошадь позволяла им двигаться быстрее, а значит, он раньше доберется до монахов, выполнит поручение рыцаря и получит обещанную награду. И не только это. Главное — он раньше отделается от этой безумной тревинисской девчонки.

За первую неделю их путешествия Ранесса вообще не сказала ему ни слова. Она разговаривала исключительно сама с собой. Словоохотливый и общительный по своей природе, Вольфрам несколько раз пытался завязать разговор. Ранесса неизменно одаривала его колючим взглядом, блестя глазами сквозь гриву лохматых черных волос, и велела попридержать язык, иначе она его отрежет.

Вольфрам не сомневался, что такое создание вполне способно выполнить свою угрозу. Разговаривая мысленно, он проклинал монахов, заставивших его взять в попутчицы такую бестию. Он мог бы снять браслет и забыть, как тот жег ему запястье. Но проходил день за днем, а дворф только удивлялся себе, не понимая, почему до сих пор этого не сделал. Он проклинал собственные алчность и любопытство. Оба этих качества постоянно ввергали его в какие-нибудь истории.

В конце второй недели Ранесса наконец решила удостоить Вольфрама разговором. Их отношения, однако, не стали более дружественными, поскольку любой разговор с дворфом Ранесса начинала со спора. Спорила она по любому поводу. На развилке дорог она упиралась, не желая ехать по той, которую избирал Вольфрам. Когда он находил удобное место для очередной стоянки, Ранессу оно непременно чем-то не устраивало. Прошлым вечером она затеяла с дворфом ссору даже из-за такого пустяка, как приготовление мяса суслика на ужин. Вольфрам предлагал сделать жаркое, Ранесса требовала изжарить суслика на вертеле.

Разговор с Вольфрамом она начала с самого утра. Сумасбродная девчонка была убеждена, что они поехали не по той дороге.

Повернувшись в седле, Вольфрам придержал лошадь и укоризненно поглядел на Ранессу.

— Ты хоть знаешь, где мы сейчас находимся? — сердито спросил он.

Застигнутая врасплох, Ранесса вертела головой то вправо, то влево и наконец неохотно призналась:

— Вообще-то нет.

— А куда мы едем, ты знаешь?

— Да. На Драконью Гору, — выпалила она.

— И где она, по-твоему?

Ранесса замешкалась, потом ткнула пальцем на восток.

— Где-то там.

— Двигаясь в том направлении, куда ты показала, можно попасть в самые разные места, — сухо заметил дворф. — Например, к карнуанцам. Дальше за ними лежат земли эльфов, чье государство называется Тромек, а еще дальше — Виннингэльская империя, за которой начинаются степи моей родины. Раз мы находимся на западе Лерема, в том направлении оказывается большая часть мира. Причем огромного мира.

Вольфрам поправил под собой седло и сказал уже более примирительным тоном:

— Я не сомневаюсь: ты непременно найдешь то, что ищешь. Пусть ты даже потратишь на это целых десять лет, но рано или поздно ты доберешься до Драконьей Горы. Монахи встретят тебя с распростертыми объятиями. Счастливого пути, красавица. Да будут боги твоими провожатыми. Больше на такое не отважится никто.

Последнюю фразу он произнес шепотом.

Ранесса сощурилась и впилась в него глазами. Спутанные волосы, закрывавшие ее лицо, мешали увидеть, что было в этих глазах — ярость или неожиданный страх остаться одной. Этого дворф не знал да и не особо хотел знать. Разумеется, браслет тут же начал нагреваться, напоминая ему, что он должен довезти Ранессу до Драконьей Горы. Что он — раб этого браслета? Пусть девчонка едет куда угодно, подумал он. Пусть этот чертов браслет прожжет ему всю руку до самой кости. Пусть лучше у него останется обожженная культя вместо кисти. Сейчас дворф предпочел бы лишиться руки, чем выносить дальнейшие сумасбродства Ранессы.

Ранесса мотнула головой, откидывая волосы. Ее рука легла на рукоятку меча. У Вольфрама зашлось сердце. Никак она собирается его убить?

— Я не могу отпустить тебя одного, — сказала она. — За тобой следят, дворф. Кто-то или что-то — точно я не знаю, — но оно выслеживает тебя. Если я уеду, ты останешься с ним наедине, а это опасно. Бросив тебя, я совершу бесчестный поступок и навлеку позор на свою семью. Поэтому я и дальше поеду вместе с тобой.

— Меня преследуют? — Вольфрама разобрал такой смех, что он едва мог произнести эти слова. — Уж не хочешь ли ты сказать, что за нами кто-то гонится? Я ничего подобного не вижу и не слышу.

— Я тоже, — кивнула Ранесса.

Впервые за все время их путешествия ее глаза утратили дикий блеск и смотрели на него ясно и осмысленно.

— Просто я знаю, дворф: что-то, что невозможно ни увидеть, ни услышать, пытается тебя найти.

Она произнесла эти слова негромко, и по тону ее голоса Вольфрам понял, что Ранесса не шутит. Яркий солнечный день померк, а в теплом летнем воздухе вдруг повеяло холодом.

Чепуха! Вольфрам несколько раз не слишком уверенным голосом повторил про себя это слово. Она несет явную бессмыслицу. Она же свихнутая, одержимая. Не хватает еще, чтобы и он стал таким же.

— Надо ехать дальше, — продолжала Ранесса. — Здесь мы — как на ладони. — Помолчав, она как ни в чем не бывало добавила: — Ты же знаешь дорогу. Я поеду за тобой.

Вольфрама распирало от желания высказать ей все, но слова слиплись у него в горле. Потом он и вовсе оставил эту затею — все равно бесполезно. Он рассерженно повернул лошадь и поскакал дальше. Разумеется, он не поверил в этот бред. Но почему-то теперь он то и дело оборачивался и всякий раз долго и пристально озирался по сторонам.

Степи, что лежали между горами Абул Да-нек и Карну, являлись предметом взаимных притязаний этого государства и Дункарги. Оба королевства посылали туда свои вооруженные дозорные отряды. До сих пор Вольфраму удавалось не натолкнуться ни на дуркарганцев, ни на карнуанцев. Правда, особой опасностью это ему не грозило. Наверное, это было единственное преимущество совместного путешествия с Ранессой. Обе противоборствующие стороны нанимали в свои армии тревинисов и старались ничем не вызывать их недовольства. Впрочем, кто знает, как поведут себя солдаты. И потому Вольфрам только радовался, что пока обходилось без встреч с ними.

Вокруг тянулись степи, поросшие густой травой. Рыхлая земля заглушала цокот копыт. Дневное путешествие протекало легко, поскольку и всадник, и лошадь хорошо видели любую преграду. Но в темноте передвижение становилось довольно опасным; лошадь могла попасть ногой в сусличью нору, которые в последние два дня часто попадались им по дороге. Когда день начал клониться к закату, Вольфрам решил остановиться. Он чувствовал, что лошади утомились и проголодались.

Завидев рощицу, которая всегда указывала на ручей или родник, Вольфрам осадил свою лошадь и свернул к деревьям.

— Темнеет, — сказал он. — Переночуем здесь, а завтра пораньше двинемся дальше.

— Темнеет? — закричала Ранесса. — С чего ты это взял? Темнота наступит еще не скоро. Мы вполне можем продолжать путь.

— Ты совсем рехнулась, — в очередной раз сказал Вольфрам.

Он произносил эти слова настолько часто, что они превратились в пустой звук. Спешившись, Вольфрам повел лошадь к рощице, рассчитывая тем самым прекратить спор.

Не хватало еще, чтобы эта дура из-за собственного упрямства поехала одна. Вольфрам покачал головой. Не она ли несколько часов назад заявляла, что ей нельзя оставлять его? Впрочем, пусть едет. Удачного ей путешествия.

К счастью, лошадь Ранессы обладала изрядной долей здравого смысла. Она двинулась не туда, куда желала бы хозяйка, а послушно побрела вслед за Вольфрамом, предвкушая водопой.

На Вольфрама обрушился поток проклятий на тирнивском языке. Хотя бы в этом Рейвен мог гордиться сестрой: она ругалась, как бывалый тревинисский солдат. Ранесса на чем свет кляла лошадь, пиная ее в бока. Затем она ударила лошадь по шее. Пусть удар был несильным, но все равно это был удар.