— Спасибо, — пожимаю врачу руку, и он уходит в кабинет, на ходу бросая, что скоро принесет мне список необходимых медикаментов.

Подхожу к палате и жду. Все те слова, которые хотел ей сказать, куда-то испаряются. И приказной тон уже не рвется наружу, как несколько минут назад. Даже шею ей открутить окончательно пропадает желание. Сейчас самое главное, чтобы она не нервничала, а с остальным мы потом разберемся. К тому же, я и сам виноват во всем случившемся. И перекладывать всю вину на Дарину не буду.

Паренек в белом халате выходит из палаты, заявляя, что я теперь могу зайти.

Дарина лежит на кровати под капельницей. Ее глаза закрыты, лицо бледное, но все равно — она самая красивая женщина в мире. Для меня так уж точно. И плевать на всех остальных.

При моем приближении Дарина открывает глаза.

— Не ругайся сильно, — произносит негромко. — Я правда думала, что это переутомление. Буквально перед твоим приходом сделала тест.

— Не буду ругаться, — улыбаюсь ей в ответ. Пододвигаю стул и сажусь рядом.

Беру ее тоненькие пальчики в свою ладонь и сжимаю.

— Я даже знаю, что ты сейчас спросишь, — она пытается улыбнуться и поворачивает голову в мою сторону. — Я собиралась сказать тебе о ребенке завтра. Честное слово. Я бы никогда это от тебя не скрыла.

— Видишь, — прислоняю ее пальцы к своей щеке, после чего аккуратно их целую. — Ты уже знаешь меня лучше, чем я сам себя. Не переживай, я верю тебе. И знаю, — делаю паузу, — что никогда бы не причинила вред ни мне, ни нашему будущему ребенку.

— Одна ночь, — теперь уже пытается засмеяться. — Перед самой свадьбой, когда ты меня утешал.

— Если ты давишь на мою совесть, то зря, — перебираю ее пальцы своими. — Я рад безумно, что у нас будет ребенок. Только тебе не мешало бы по попе настучать за то, что довела себя до такого состояния.

— Прости, — она тяжело вздыхает и закрывает глаза. — Я виновата, не спорю. Теперь буду следить за своим здоровьем. Никаких стрессов.

— И уволишься с работы, — Дарина открывает глаза, а затем рот, но я ее нагло перебиваю: — Это даже не обсуждается. Если очень хочешь работать, а главное, врачи позволят, то иди ко мне юристом. Свободный график, минимальная нагрузка, и мне поможешь заодно. Но я бы предпочел, чтобы ты сидела дома и набиралась положительных эмоций.

— Хорошо.

Такое тихое и робкое, что даже не переспрашиваю, к какой части моей пламенной речи оно относится. Главное, не спорит, а с остальным я уж как-нибудь справлюсь.

Дарина аккуратно вырывает свои пальцы из моей ладони и тянет их к моей голове. Наклоняюсь, а она гладит рукой по моим волосам. Смотрю ей в глаза и понимаю — сейчас. Именно сейчас, чтобы она не сомневалась больше, я должен сказать ей самые главные слова. Которые так боялся произнести.

— Люблю тебя, — и делаю паузу, а она останавливает руку на моей щеке. Не двигается, а просто смотрит мне в глаза. — Больше жизни люблю.

И теперь я готов их повторять вновь и вновь, лишь бы доставить ей приятное. У нее на глазах появляются слезы, а я приподнимаю ее рубашку, опускаю голову и целую ее в живот, нежно дотрагиваясь губами до бархатистой кожи.

— Еще раз скажи, — шепчет Дарина, а я усмехаюсь.

Теперь уже привстаю и наклоняюсь к ее лицу.

— Я люблю тебя, — произношу прямо в губы, после чего дотрагиваюсь до них своими губами.

— Балабанов, — стонет моя вторая половинка. — Почему так долго? Как же я ждала этих слов.

— Думал, и так все понятно, — отвечаю честно, снова касаясь губами ее губ, а она в ответ прижимает мою голову к себе одной рукой.

— Я тоже тебя люблю, — шепчет, а из глаз катятся две слезинки. — Очень люблю и никому не отдам.

— Так я никуда не собираюсь уходить, — смеюсь в ответ, вытирая подушечками пальцев слезы на ее щеках. — И тебя больше не отпущу.

— Ты теперь от меня не избавишься, — смеется, отпуская меня.

Сажусь назад на стул, не выпуская ее руки из своей. Как же это здорово, что есть на свете женщина, готовая принимать тебя таким, какой ты есть — со всеми достоинствами и недостатками, тяжелым характером и кучей ошибок в жизни. И ей не важен твой банковский счет, квартира или машина — ей важен только ты, а остальные могут идти лесом.

— Глупости не говори, а то получишь по попе, — подмигиваю, вызываю на ее лице улыбку.

— Девять месяцев со мной спорить нельзя, — лукаво смотрит на меня. — Восемь оставшихся месяцев беременности, и еще тридцать дней в качестве твоего наказания за плохое поведение. Так что завязывай со своим командным тоном. И, возможно, — делает паузу, после чего немного печальнее добавляет: — На весь период беременности запретят заниматься сексом. Выдержишь?

— Ты невыносима, — качаю головой из стороны в сторону. — Все выдерживают, и я выдержу, не переживай. Главное, что с вами все будет в порядке, а я как-нибудь переживу длительное воздержание.

— Два раза отпущу тебя на стриптиз, — смеется, снова вырывая руку из моей, после чего дотрагивается до моей щеки.

— Нафига он мне сдался? После новогоднего шоу, которое мне устроила моя любимая жена, все стриптизерши мира блекнут, — и, чтобы ее немного подразнить, добавляю: — Вот если по девочкам отпустишь…

— Балабанов, — бьет меня легонько пальцем по носу. — Доиграешься у меня.

— Это, чтобы ты всякую чушь не несла, — ловлю ее пальцы и целую. — Я поехал домой за вещами, а также лекарства в аптеке куплю. А ты поспи, доктор сказал, что тебе надо подольше отдыхать.

— Останешься со мной на ночь? — поворачивает голову в сторону, показывая на диван, стоящий возле окна. — Боюсь одна. Сама не знаю чего, но боюсь.

— Конечно, — встаю, наклоняюсь и целую ее в губы. — Я скоро вернусь, не переживай.

И уже в машине, когда греется мотор, а руки сжимают крепко руль, а благодарю Бога, что всё обошлось. Моя любимая женщина в безопасности, с ребенком все будет хорошо, и мы станем самыми счастливыми родителями. Научимся понимать друг друга с полуслова, доверять и решать все проблемы вместе.

Правильно говорят, что семейная жизнь — это тяжелый каждодневный труд. Особенно в самом начале. Главное, выдержать девять месяцев. Или уже меньше, но все равно долго.

Усмехаюсь и трогаюсь с места, в голове уже придумывая, что подарю любимой жене, когда она вернется из больницы в наш дом…

— Хватит мельтешить перед глазами! — ворчу, когда Макс с Пашей в очередной раз переставляют стол на новое место. — Надоели уже, ни минуты покоя, — кривлюсь, гладя огромный живот.

Сижу на кресле, откинувшись на спинку и вытянув ноги на табурет. Спину тянет уже несколько дней кряду, да так сильно, что двигаться нет сил. К тому же, большой живот мешает передвигаться быстро. Макс смеется, называя меня “беременной черепахой” из-за моей неповоротливости, за что постоянно получает подзатыльники от Пашки.

Кстати, мальчик остался жить с нами. Сначала решили дать ему возможность закончить девять классов, чтобы не бегать из школы в школу, а потом… Глядя в его невинные глаза даже мысли не возникло отправить его назад в Москву. Родители не возражали, а мы с Пашкой тем более.

Отношения у них наладились, что не может не радовать. Они — братья, и должны всегда и во всем поддерживать друг друга.

— Дарина, — вздыхает мелкий. — Когда ты уже родишь?

— Можно подумать, что-то изменится, — смеюсь в ответ. — Я уже так привыкла командовать, что вы никуда не денетесь.

— О, Господи, — Максим закатывает глаза.

— Лучше молчи, — кивает головой мой муж. — Так куда стол ставить? — а это уже обращается ко мне.

Три месяца назад мы переехали в свой собственный дом, продав обе квартиры. На продаже моей жилплощади настоял Балабанов — чтобы у меня больше не было желания и возможностей от него сбежать. Можно подумать, я собираюсь его бросить. Боюсь, как бы он от моих капризов не свалил куда-нибудь подальше.

Я уволилась из прокуратуры сразу же, как только меня выписали из больницы, куда загремела по своей же дурости. Никогда бы себе не простила, если бы с ребенком что-нибудь случилось. Пашка радовался, как маленький мальчик, получивший любимую игрушку, что теперь я буду сидеть дома и варить ему борщи. Пришлось напомнить, что кто-то предлагал мне пойти к нему на фирму юристом. Тяжело вздохнул, попытался отговорить, но позже согласился с моими аргументами. К тому же, надо ведь супруга под присмотром держать, отбивая от молодых сотрудниц, которые так и норовят хвостом покрутить перед шефом.