Трудно сказать, сколько времени мы так простояли, но внезапно крики чончона достигли немыслимых высот, а потом резко отобрались, и наступила тишина. Несколько минут мы молчали, а потом Коннел негромко сказал:

– Кажется, небо чуть светлеет...

– Значит, все?.. – тихо спросила я.

– Да, если чончон до восхода солнца не обретет тело, то он погибнет. Вернее, погибнет не только он, но и его тело.

– Но солнце еще не взошло...

– Зато чончон умолк. Думаю, что все закончено.

– Все равно давай пока не будем выходить отсюда. На всякий случай...

– Ничего не имею против...

Конечно, это глупо, но стоять в мужских объятиях вовсе не так плохо. Во всяком случае, кажется, что ты не одна, и рядом есть тот, кто всегда может тебя защитить...

– Да перестань ты оглядываться по сторонам... – посоветовал мне Коннел. – Говорю же тебе – чончона больше нет.

– Откуда ты знаешь, может, я не чончона, а опасное зверье высматриваю?.. – мне оставалось только тяжело вздохнуть.

Мы находились рядом с тем же каменным козырьком, под которым прятались большую часть ночи – а что, место удобное, и находится сравнительно недалеко от дороги, вернее, от того места, по которому мы совсем недавно направлялись к пещере. Солнце, голубое небо с белыми облаками, почти полное отсутствие ветра, то и дело раздается треск кузнечиков и цикад... Благодать! Ох, если бы не эта неопределенность, которая бесконечно выматывает и от которой тяжело на сердце...

– Да откуда тут зверье?.. – махнул рукой парень. – Около жилища колдуна никаких хищников нет – они же чувствуют возможную опасность, и потому стараются держаться подальше от этого места. Вот если мы отойдем отсюда на приличное расстояние – тогда да, зевать не стоит, а пока что можно особо не волноваться.

– Коннел, ты точно уверен, что чончона больше нет?.. – я все же решилось задать вопрос, который по-прежнему не выходил у меня из головы.

– Я в этом абсолютно уверен. Тебе, кажется, уже говорили: чончону необходимо обрести тело до рассвета, а иначе его ждет смерть. Мази для приращения головы к телу он не нашел, а раз так, то жизни ему оставалось только до восхода солнца. Помнишь, как чончон кричал последний раз, сколько в его голосе было отчаяния? То-то и оно. Есть строго определенное время, на которое голова колдуна может отделяться от тела, и если превысить это время, то чончону уже ничто не поможет. Чтоб ты окончательно успокоилась, я скажу тебе так: даже жители здешних мест, которые по-настоящему боятся чончона, с рассветом уже не опасаются его нападения – для этих летающих голов солнечный свет подобен смерти. Ну, уж если ты не веришь моим словам, то давай поищем голову чончона, тем более что последний раз он кричал где-то подле своего жилища, кажется, неподалеку от той пещеры, где лежало его тело.

Вот спасибо, только этого мне еще не хватало! Лишь стоит вспомнить маленькую темную комнатку, освещенную лишь мертвенно-бледным светом гнилушки, неподвижное тело без головы, лежащее на травяной циновке... Бр-р-р, нет, спасибо, с меня вполне достаточно и одного посещения этого места! А уж заниматься поисками головы колдуна у меня и вовсе не было не малейшего желания!

– Ладно, считай, что я все поняла, и на эту тему больше разговоров нет.

– Хм, приятно слышать.

– Только вот мне еще кое-что неясно... – я все никак не могла успокоиться. – Судя по всему, чончон, то бишь колдун, действовал вместе с чернокнижником и принцем, но ты ранее утверждал, что подобное невозможно! А еще ты говорил, будто чончон никому не подчиняется, и действует сам по себе...

– Так оно и есть... – кивнул Коннел. – В Зайросе я нахожусь достаточно долго для того, чтоб узнать местные нравы, законы и порядки. Мне до сих пор кажется невероятным то, что чончон нашел себе друзей-чужестранцев, и в чем-то даже слушался их, тех людей, что пришли сюда из-за моря. Это, знаешь ли, в корне неправильно. Надо сказать, колдунов в здешней стране хватает, но тех, кто сумел достигнуть вершин в своем чародейном искусстве – таких можно пересчитать по пальцам. Чончон – это высшая ступень здешнего колдовства, и тот, кто ее достиг, вряд ли снизойдет до общения с чужаками, и уж тем более не станет действовать с ними заодно. Конечно, чончоны нередко собираются вместе, но частенько это происходит лишь в том случае, если требуется общая помощь или совместные действия. Ну, а чтоб чончон по своей воле стал помогать чужакам... Нет, я в подобное поверить никак не могу.

– Понимаю... Меня и другое беспокоит. Вот уже несколько часов, как взошло солнце, а наши еще не подошли. Отсюда до пещеры не так далеко, а выйти они должны были с рассветом – мы же так договаривались...

И верно – наших мужчин что-то долго нет. Вчера было решено: мы разбираемся с чончоном, а Павлен и святые отцы сделают все, чтоб Проклятое Око навек исчезло с лица земли. Как сказал Пес Веры – далеко не все, что осталось в этом мире после битв Богов, может нести мир и процветание. Если кое-что из наследия Темных Богов сгинет раз и навсегда, то ничего, кроме пользы, это не принесет. Уж не знаю, как Павлен намеревался расправиться с Проклятым Оком, но понятно, что Пес Веры слов на ветер не бросает.

В итоге мы решили, что наши мужчины выйдут из пещеры с рассветом, а мы будем дожидаться их тут, неподалеку от дома колдуна. Все бы ничего, только вот солнце уже часа два, как взошло, а мы по-прежнему никого не видим.

– Ну, мало ли что могло произойти... – хотя Коннел и произносит эти слова спокойным тоном, но чувствуется, что у него тоже тревожно на душе.

– Может, отправиться назад, к пещере?.. – предложила я.

– Нам было велено сидеть на месте и дожидаться прихода остальных здесь.

– Просто время идет, и я начинаю волноваться.

– Ну, не ты одна тревожишься, но пока что давай подождем. Вот если они еще час не покажутся – то вернемся.

– Ладно... – кивнула я головой. – Тогда ответь мне на один вопрос...

– Неужто только на один?.. – усмехнулся парень.

– Ну, тут уж как получится. Ты сказал мне, что твой дед – простой охотник, и отец из купцов, а вот Павлен как-то обмолвился, что ты – из аристократов, пусть и из мелкопоместных. Ну, и кто из вас говорит неправду?

– И когда же он тебе об этом сказал? – после короткой паузы поинтересовался Коннел.

– Вскоре после того, как я тебя наняла. Думаю, за короткое время он собрал о тебе все сведения.

– Когда я рассказывал тебе о своей семье, то просто кое-что сгладил... – вздохнул Коннел. – Семья моей матери относится к числу старинных аристократических родов. Правда, больше им похвастаться нечем – мать со своим отцом жили весьма небогато, а точнее, бедно. Как мне говорили, в свое время у нашего семейства было неплохое состояние, но... Вчистую разорился еще мой прадед... Таких, чтоб ты знала, хватает.

– Знаю, не сомневайся.

– Ну вот, для того, чтоб выжить, мои предки занялись охотой, тем более что любили лес куда больше города, да и чувствовали себя в нем, как дома. И потом, охота, пусть даже ею занимаются для продажи шкур – это вполне пристойное занятие, ничуть не роняющее честь семьи аристократа. А уж если учесть, что у многих дворян охота – это нечто среднее между развлечением и обязанностью... В общем, семью никто не осуждал, хотя и прежних знакомств особо не поддерживали: сама понимаешь, водить дружбу с бедняками ни у кого нет большого желания, хотя знатные гости изредка посещали дом деда – все же на лечение в Светлый Лог приезжало немало людей из знатных семейств. Тем не менее, к нашей семье в тех местах относились с должным уважением и почтением. Что же касается моего папаши, то он, чтоб ты знала, тоже из разорившихся аристократов, только вот там несколько иная история – его, если можно так выразиться, взяли в богатую купеческую семью за красоту и титул...

Ну, это мне знакомо, сталкивалась с подобным уже не раз. Многие богатые купеческие семьи, желая, так сказать, заиметь некий лоск и возвыситься над остальными простолюдинами, выдавали дочерей за вконец разорившихся аристократов, и даже брали их в торговые партнеры. Зачем? В этом случае не только дочь, но и твой торговый дом приобретает титул и некие торговые послабления – мол, к этим делам имеют прямое отношение высокородные!, а на самого купца падает отблеск знати, после чего купчина смотрит с некоторой долей снисходительности на своих друзей-соперников по торговому союзу! Правда, сами аристократы на подобное шли крайне неохотно – когда твой родовой герб отныне будет использоваться среди торговцев, да еще и является, если можно так выразиться, фишкой купеческого дома, то в этом случае титул, так сказать, несколько обесценивается, а на тебя самого в среде аристократов смотрят свысока и с некой долей брезгливости. Женитьба аристократа на простой девушке из народа – это, разумеется, считается мезальянсом, но в этом нет ничего необычного или позорного (случалось, и короли брали в жены простолюдинок!), но вот когда твой титул и фамильный герб красуется в каком-либо торговом доме – на подобное смотрят весьма предвзято. Недаром муж Ларин, моей старшей сестры, хотя и женился на ней ради приданого, но и слышать не хотел о том, чтоб позволить использовать герб своей семьи каким-то торгашам, и все ради того, чтоб те вешали его на свой торговый дом и припутывали к купеческим делам. Как видно, папаша Коннела не был столь разборчивым.