Утомленные люди рано улеглись спать в надежде, что уже завтра мы покинем Птичью Гряду и выйдем к монастырю Святого Нодима, где можно хотя бы спокойно выспаться и не оглядываться по сторонам каждую минуту. Привычно распределив дежурство, отправились на боковую и мы с Якубом, оставив на дежурстве Коннела.
Увы, в эту ночь выспаться нам не удалось. Мне казалось, что я только успела закрыть глаза, как меня разбудил Коннел.
– Что, уже подошла моя очередь дежурить?.. – я с трудом сумела раскрыть глаза.
– Думаю, нм надо уходить отсюда, и как можно быстрей.
– Бальдандерс появился?.. – у меня враз пропал сон.
– По счастью, нет, но я уверен, что нам всем грозит опасность. Нужно уходить, во всяком случае, следует убраться из этого места. Я почти уверен, что здесь может начаться землетрясение. В этих местах они нередки.
– Объясни, отчего ты так уверен насчет этого?
Оказывается, Коннел еще с вечера обратил внимание на то, что змеи покидают это место, причем все ползут в одном и том же направлении, словно бегут от опасности. Парень пробыл в этих местах достаточно долго, чтоб узнать первые внешние признаки приближающегося землетрясения, потому как толчки земли в этих местах являются вполне обычным делом. Первыми тревогу обычно чуют змеи, крысы и жуки, после чего сразу же покидают опасные места. Именно бегство змей и заставило Коннела обратить внимание и на нечто другое, не менее странное. Ну, а то, что бальдандерс не показался – это можно считать счастьем, или же тем, что принц Гордвин нас или обманул, или же просто ошибся в своих предположениях. Однако нашего проводника куда больше обеспокоило другое, а именно то, что в эту ночь кальчона не подает голос, а это столь мерзкое животное, что если пристанет хоть к кому-то, то ни за что от него не отвяжется. Будет идти за предполагаемой добычей едва ли не хвостом, и отстанет не ранее того времени, пока те, кого она преследует, не окажутся за линией гор. Да и голос свой кальчона должна подать едва ли не сразу после того, как на землю опустится ночь, а сейчас перевалило за полночь, но кальчоны как не было слышно, так она и сейчас молчит, а этого быть просто не должно! Конечно, по отдельности эти факты не имеют особого значения, но вот в совокупности...
Павлена нам удалось растолкать с великим трудом, и то лишь после того, как я вылила ему на лицо чуть ли не половину фляжки холодной воды. Схватившись за голову, которая просто-таки раскалывалась от боли, Пес Веры долго не мог понять, что же такое мы ему втолковываем. Господину инквизитору явно хотелось сказать Коннелу, что тот поднимает тревогу на пустом месте, и что в темноте людей обычно одолевают ночные страхи, но все же Пес Веры решил прислушаться к словам нашего проводника. Приказав нам разбудить святых отцов и быстро собираться в дорогу, Павлен со вздохом полез за порошком – дескать, я уже начинаю перебирать норму – как бы потом за лишний перебор этого порошка им не пришлось долго расплачиваться своим здоровьем...
Увы, но сборы в дорогу заняли куда больше времени, чем мы рассчитывали, и сложность была именно в наших святых отцах. Совсем не выспавшиеся, ослабевшие священники с трудом поднялись на ноги даже после того, как Павлен сунул каждому из них по полной ложке этого непонятного белого средства. Будь на то их воля – они бы с места не сдвинулись, но привычка подчиняться все же взяла свое, и сейчас бедняги брели, еле передвигая ноги и сгибаясь под весом своих тяжелых дорожных мешков. Что же касается Якуба и принца Гордвина, то те без разговоров поднялись с места – раз есть подозрение на опасность, то лучше послушаться голоса разума.
Сейчас наш небольшой отряд не столько шел, сколько брел невесть куда. Вернее, куда мы идем – об этом знал только Коннел – это он двигался впереди всех, держа в руках горящий факел, а там только и оставалось, что плестись за ним, спотыкаясь в темноте о камни, лежащие на земле. Все молчали – сейчас было не до разговоров, главное было уйти подальше, хотя даже я стала сомневаться в том, правильно ли мы делаем, тащась в неизвестность посреди беспроглядно-темной ночи. Вообще-то в глубине души у меня стали появляться сомнения, но вслух я их не высказывала, думая о том, что в словах Коннела наверняка многое притянуто за уши. Подумаешь, кальчона голос не подала, и что с того? Может, ее тот же бальдандерс недавно загрыз, и потому сам к нам не лезет – уже наелся до отвала... Что же касается змей, то еще неизвестно, куда они поползли, может, это простое совпадение... Наверняка такие же мысли стали посещать головы и моих спутников, но те прока что помалкивали.
Вдобавок ко всему мне пришлось тащить с собой целую охапку факелов, которые мы успели наделать. К сожалению, эти факелы не столько горят, сколько нещадно дымят, а заодно и быстро прогорают, но тут уж ничего не поделаешь – эти факелы мы изготовили из того, что было под рукой.
Не знаю, сколько мы прошли ночью – все же склонна считать, что для ночной прогулки мы отметили довольно-таки приличное расстояние. Вокруг стояла удивительная тишина, и я уже стала, было, подумывать о том, как бы ловчее обратиться к Коннелу насчет отдыха, а то этот парень гонит нас без остановки, и долго в таком темпе мы точно не протянем...
Хотя каждый из нас подспудно ожидал чего-то подобного, но когда земля чуть дрогнула под ногами, все мы сразу же невольно опустились на колени, и каждый думал об одном: Коннел был прав, это, и верно, землетрясение. Это так страшно и жутковато, когда земля ходит под твоими ногами, словно живая! Вдобавок ко всему потух и факел, упавший на землю, и сейчас вокруг было не видно ни зги. Впрочем, долго думать об этом было некогда – землю вновь тряхнуло, причем куда сильнее, а потом еще и еще... Вначале застучали скатывающиеся по склону камни, а потом вокруг нас раздался грохот – такое впечатление, будто вокруг нас все крушилось, грохотало и ломалось...
Трудно сказать, сколько времени это все продолжалось, но через какое-то время толчки стихли, а немногим позже стихло и громыхание от падающих камней и катящихся глыб. Правда, дышать стало куда сложнее – в воздухе появилось много пыли...
Достав на ощупь один из факелов, с трудом его запалила – руки от страха ходили ходуном... Светлые Небеса, какое счастье – все живы и даже не ранены, лишь растерянно смотрят друг на друга...
– Кто-нибудь ранен?.. – спросила я первое, что пришло в голову.
– Вроде нет...
– Уже хорошо... – в голосе Павлена было неприкрытое облегчение. – Господин Коннел, что будем делать? Пойдем дальше?
– Ни в коем случае... – отрезал парень. – Вы же сами видели, как тряхнуло! Наверняка дорога кое-где нарушена, появились обвалы и оползни, а их все одно придется обходить. Нам по-любому надо ждать рассвета. Так что сидим на месте и ждем.
– Господин Коннел, должен поблагодарить вас... – произнес Пес Веры. – Если бы не ваша наблюдательность...
– Ну, если бы вы сами прожили в Зайросе какое-то время, то узнали многие приметы... – чуть улыбнулся Коннел. – Говорю же: в здешних местах землетрясение – обычное дело. Потому-то почти все местные жители держат у себя дома канареек в клетках: эти птицы обладают способностью чувствовать скорый подземный удар, сразу же начинают метаться по клетке, беспокоятся, отчаянно машут крыльями, а уж как щебечут!..
– А еще раз землю может затрясти?.. – дрогнувшим голосом спросил Якуб.
– Еще как может... – вздохнул Коннел. – Так что сидим на месте, никуда отсюда не уходим – здесь, кажется, довольно безопасно. Можно даже немного подремать – сейчас рядом вряд ли есть зверье, хоть опасное, хоть неопасное.
– Я подежурю... – предложил Якуб, который, судя по всему, после землетрясения боялся лишний раз даже закрыть глаза. – Вы пока подремлите, и если что, я вас разбужу. Только все факелы мне отдайте!
– Да, пожалуйста, забирай, не жалко!
Уже засыпая, поняла, что мою ладонь сжала ладонь отца Витора. Все последнее время он держался от меня чуть в отдалении – как видно, выполнял указание Павлена не подходить ко мне и близко, а сейчас вдруг решился проявить какие-то чувства. Знаете, я его понимаю: бедный парень донельзя устал, почти обессилен, да вдобавок еще и расстроен поведением своего милого братца. В таких случаях мужчины иногда невольно ищут поддержку у женщины... Мне оставалось в ответ только посильней сжать ладонь отца Витора: я тебя понимаю, не беспокойся, до монастыря нам осталось идти не так и много.
