– Один из кувшинов я открою – нужно убедиться, что там именно розовое масло.
– Хорошо...– процедил мужчина. – Хоть все открывайте, если в чем-то сомневаетесь! Только по правилам вы должны будете заплатить за каждый откупоренный кувшин.
– Разумеется... – я достала один из кувшинов, раскупорила его, и до нас сразу же донесся восхитительный запах цветущих роз. Все верно – это знаменитое розовое масло, то самое, что стоит огромных денег. Вдохнув еще разок чудный аромат, я изо всех сил ударила кувшин о край телеги. Сосуд хрустнул, и его узкое горлышко отлетело в сторону под невольный вздох всех окружающих, а я повернулась к мужчине и протянула ему уцелевшую нижнюю половинку кувшина с плещущейся там жидкостью.
– Вы, я вижу, волшебник – умеете масло превращать в воду.
– Это что, вода? – ахнул Вархол, глядя на прозрачные капли, стекающие по глиняным осколкам.
– Конечно. Надеюсь, ты всерьез не рассчитывал на то, что по такой низкой цене нам продадут настоящее розовое масло? То, что ты сейчас видишь – это обычный фокус ловкачей, которому уже не одна сотня лет: в кувшин наливается вода, а сверху добавляется немного масла – оно же всегда плавает на поверхности, и со стороны кажется, будто сосуд и в самом деле заполнен маслом. У подобных кувшинов горлышко длинное и очень узкое, так что расход дорогого розового масла не такой и большой...
Надо сказать, что окончания моих слов мужчина не услышал – в это время его телега уже находилась на приличном расстоянии от нас. Глядя, как мужчина нахлестывает лошадь, можно было понять, что мужик старается удрать от меня как можно быстрей, и чем дальше, тем лучше. Вообще-то его можно понять: если этого ловкача поймают, то за подобное купцы еще до появления стражи ему все кости пересчитают.
– Но как же... – Вархол все еще не мог придти в себя.
– Прежде всего, голову нужно иметь на плечах, а не доверять каждому встречному, кто подходит к тебе с выгодным предложением.
Пришлось пояснить растерянному парню то, что он и сам должен был заметить: те, кто добывает розовое масло, сдают его приезжим купцам по цене в двадцать пять золотых монет за такой вот кувшин, и продавать его в наших краях по пятнадцать не станет ни один человек – в убыток себе никто не торгует. Значит, это или ворованный товар, с которым лучше не связываться, или же нас просто пытаются нагло обмануть. Далее: розовое масло продается в кувшинах из розовой глины, причем в той глине кое-где встречаются светлые вкрапления – это, так сказать, дополнительное подтверждение того, что в кувшины изготовлены в тех краях, где находятся знаменитые долины роз, и такая необычная глина встречается только там. Так вот, тех светлых вкраплений на кувшинах, которые стояли в телеге, я не заметила. К тому же те сосуды, которые нам предлагал этот прохвост, явно изготовлены не тамошними мастерами – вид у этих изделий несколько грубоватый, а ведь кувшины из тех мест... ну, изящные, что-ли. Да и само клеймо, которое мастера ставят на каждом кувшине розового масла, здесь было довольно-таки расплывчатым, а на сургучной печати, которая стояла на горлышке кувшина, клеймо и вовсе было нечетким. Я уже не говорю про одежду этого ловкача – дешевый балахон, а ведь у торговых людей той страны одежда пусть и схожая, но дорогая – в тех местах внешнему виду придается очень большое значение. Что же касается голоса мужчины, то все время этот так называемый торговец пытался подделать иноземный говор... В общем, чистой воды подделка, к тому же довольно грубая.
– Я...
– Надеюсь, ты все понял. Проще говоря, то, с чем мы сейчас столкнулись – это обычное разводилово, причем на довольно-таки примитивном уровне. Так что, молодой человек, учись на будущее, а не то по миру пойдешь. Все, эту тему закрыли, я пошла к себе, а ты пока что отправь кого-нибудь в Торговую палату, пусть всех предупредят об этом типе.
– Думаете, он еще к кому-то сунется?
– Почти уверена. Какое-то количество розового масла он все же вынужден был потратить, добавляя его в каждый кувшин, а оно, это масло, стоит немалых денег, да еще пришлось заплатить гончарам, чтоб изготовили похожие кувшинчики... Так что мужику позарез надо получить назад хоть какие-то деньги, так сказать, покрыть набежавшие расходы. О, с этими разговорами главное чуть не забыла: сейчас езжай в нашу лавку у Восточных ворот, там работает счетовод от Торговой палаты. Отвезешь ему нашу книгу отпуска товаров – надо сравнить выдачу со склада и приход в той лавке...
– А что случилось?
– Там узнаешь.
Однако едва я успела сесть за конторку в своей комнате, как ко мне заявился посетитель. Не буду скрывать – я ждала его появления, но не рассчитывала, что он придет так быстро.
– Арлейн! – в комнату без стука вошел грузный человек средних лет. – Арлейн, объясни, что произошло? Сын ничего не хочет мне говорить!
– Не хочет, значит? – усмехнулась я. – Что ж, его можно понять. Кстати, господин Трайбис, я забыла с вами поздороваться.
Этот человек был отцом того самого приказчика-гуляки. Как видно, сынок поведал папаше о том, что произошло ночью, только вот явно рассказал далеко не все, и, без сомнений, в его изложении история выглядела весьма далекой от реальности. Теперь отец пришел сюда в надежде уладить возможные неприятности, а вместе с тем пылая гневом от несправедливости, которую я будто бы допустила по отношению к его сыночку.
– Что? А, да, Арлейн, извини, но мне сейчас не до соблюдения правил приличия... – Трайбис даже не сел, а плюхнулся на стул, стоящий подле моей конторки. – Слушай, что стряслось? Сын работает в твоей лавке, как проклятый, днями и ночами, домой целыми сутками не показывается, а ты выгнала его ни за что, ни про что! Э, нет, так дела не делаются!
Что ж, теперь понятно, что уволенный приказчик рассказал отцу. Что ж, придется мне поведать папаше то, что я ночью увидела в лавке, а заодно и то, что утром рассказал перепуганный приказчик, держась за больную голову.
– Господин Трайбис, оказывается, у вашего сына есть слабость – любит пускать пыль в глаза людям, изображая из себя богатого и значимого человека, а еще он и дня не может прожить без веселья, да еще без того, чтоб не ощущать себя чьим-то благодетелем. Вот потому-то у парня хватило ума приглашать в мою лавку на ночные возлияния самых разных приятелей, и гнуть перед ними пальцы – дескать, в своей лавке делаю то, что хочу! Вы не хуже меня знаете – есть такие любители дешевого авторитета. Говоря грубо – парень обожает кидать понты. К несчастью, подобное поведение быстро вошло у него в привычку. Естественно, что гулянки шли за хозяйский счет, то бишь за мой, да к тому же гости, уходя, прихватывали с собой кое-что из товара, и при этом в выборе особо не церемонились...
– Арлейн...
– По утрам... – продолжала я, не слушая растерянного папашу, – по утрам, придя в себя после очередного ночного веселья и подсчитав новые убытки, ваш сын хватался за голову, и обещал себе, что больше такое никогда не повторится и с шумными гулянками пора завязывать, только вот столь праведных мыслей ему хватало ненадолго. Ну, а чтоб спрятать недостачу, вызванную затратами на едва ли не ежедневный прием гостей, молодой человек развел путаницу в бумагах и молил всех Богов, чтоб хозяйка, то есть я, ничего не заметила.
– Арлейн...
– Кроме того, ваш сын был вовсе не прочь посетить некие веселые заведения, где полно женщин и вина, а деньги на эти развлечения он брал из кассы, причем, изображал богача, сыпал деньгами направо и налево. Так что, господин Трайбис, вы можете думать все, что вам заблагорассудится, но у вашего сына серьезные неприятности, которые я не намерена оставлять без последствий. И не надо говорить, будто вы не знали о пристрастиях своего дитятка – насколько мне известно, ранее у него уже были проблемы из-за подобного поведения. Вернее, в свое время вы вернули прежним работодателям вашего сына растраченные им деньги, и те из уважения к вам не стали поднимать шум, хотя слухи о произошедшем все одно пошли.