«Как бы ты предпочел умереть, маленький инженер? — издевалась она. — Хочешь осветить темноту, как новая звезда, когда твое земное тело столкнется с обломком сити? Или предпочтешь более медленную смерть, какой умирал твой отец — от сити-шока?»

Дженкинс всматривался в пустоту экрана и старался не слушать. Он пытался оградить себя от навязчивых страхов традициями и кодексом космических инженеров. Это было близко ему. Его дядя, Мартин Бранд, без сомнения, был лучшим из них.

«Подожди, дурак! — продолжала трубка. — Ну, предположим, твои инженеры освободят противоземную энергию — как вы сможете управлять ей? Как вы собираетесь использовать ее для блага человека, как спрячете ее от хитрых политиканов и хладнокровных дельцов и авантюристов?»

Дженкинс пытался избавиться от беспокойного чувства, заставляя себя думать о Мартине Бранде.

«Вспомни Хиросиму! — насмехалась трубка. — Вспомни третью мировую войну, Космическую войну. Инженеры, которые впервые расщепили атом, надеялись облагодетельствовать человечество, как и ты сейчас. Но в результате те немногие, кто контролировал энергию расщепления, захватили власть над остальными. Как можно предотвратить повторение этой ужасной истории, имея энергию сити, еще более сильную и опасную?»

Мартин Бранд найдет выход, думал Дженкинс. Потому что Бранд был больше, чем выдающийся инженер. Он умел побеждать политиков в их прокуренных комнатах для секретных совещаний, он мог усмирять финансистов на биржах. Он мог все.

Дженкинс изучал пустой экран, осторожно возвращаясь к окраинам скопления. Он пытался не обращать внимания на тихое дыхание трубки, но не мог справиться со своими тревогами. В его усталом мозгу это шуршание превращалось в голоса неизвестных существ, которые умерли, когда масса сити столкнулась с Адонисом.

«Оставь нас в покое, — казалось, говорили эти невидимые духи. — Дай нам отдых. Иначе ты умрешь, как умерли мы, — ты и весь твой слабый род».

Дрожа в негнущейся броне, Дженкинс отпил глоток горького чая из трубки внутри шлема. Он хотел стряхнуть с себя оцепенение. На Адонисе, должно быть, когда-то существовала жизнь. Но на осколках мертвых миров не было найдено ничего живого.

«Что ты здесь ищешь, маленький чужеземец? — Это шептали его потаенные страхи, прятавшиеся в тонкой струйке воздуха. — Не секрет ли смерти для своих гордых планет, которые погубит буйство сити?»

Ну нет, думал Дженкинс. Яркие рекламные проспекты его дяди обещали жаждущим энергии планетам новую жизнь, а не смерть.

«Но посмотри вокруг — предупреждали печальные голоса в его мозгу. — Посмотри на обломки мертвых планет, раздавленных той самой мощью, которой ты стремишься!»

Дженкинс в смущении пожал плечами и пригнулся к экрану. Конечно, порода таила в себе опасность, но такие как Мартин Бранд достаточно могущественны, чтобы противостоять ей.

Внезапно Ник заметил на экране белое свечение и сразу перешел в режим тестирования, подготовив тестерную пушку к выстрелу. Анализ показал наличие железа и вольфрама — сырья для спеццеха Лазарини. Дженкинс с воодушевлением принялся собирать сити.

Трубка под подбородком продолжала шипеть, но его это уже не трогало. Поглощенный работой, он не успевал прислушиваться к собственным страхам. Даже при наличии специальной машины сбор сити был делом трудным и опасным. Притормозив буксир, Ник не спускал глаз с экрана, пока не увидел впереди себя острые края большого куска смертельной материи. Он осторожно продвигался к нему, поглядывая на счетчик Гейгера на запястье.

Температура вспышки при тестировании была не очень высокой. Ник не ошибся вскорости и расстоянии. Осторожно, чтобы обломок сити не задел земную часть буксира, он опустил его в корзину для сбора руды, находившуюся за свинцовым щитом. Он взглянул на весы. Около двух тонн, а нужно было еще восемь.

Ник посмотрел на бледно-зеленое свечение приборов. Тринадцать — ноль две, мандатное время. У него было еще шесть часов, в течение которых он должен был собрать металл для следующей смены Лазарини. Дженкинс ориентировался по мигающему маркеру и известным ему звездам, избегая ослепляющего горячего диска Солнца. Он развернул буксир.

— Ник Дженкинс!

Его худощавое тело застыло в громоздкой броне. Слабое дыхание воздушной трубки не изменилось, но она вдруг заговорила с мягким акцентом капитана Роба Мак-Джи.

— Слышишь меня, Ник? — казалось, шептал Мак-Джи. — Не загружай буксир. Возвращайся, если хочешь нарваться на неприятность.

Неприятность?

Какое-то мгновение Дженкинс был уверен, что это действительно говорил Мак-Джи — старый верный друг и незаменимый помощник Джима Дрейка. Приземистый крепыш, чьей обязанностью была доставка продовольствия на Фридонию из Палласпорта и Обании. Сначала Дженкинс подумал, что его ржавая посудина где-то рядом, и голос доносится фотофонным лучом.

Но Ник вспомнил, что усилитель в шлеме отключен — ему надоело слушать монотонный гул фридонского маяка. Усмехнувшись, он склонился над экраном и начал насвистывать, чтобы заглушить шипение трубки.

— Слышишь меня? — ему показалось, что он опять услышал призывный голос Роба Мак-Джи, увидел квадратное лицо странного маленького космонавта, его грубые черты, косящие глаза, темные и испуганные. — Вернись, Ник!

Дженкинс моргнул и засвистел громче. Наверное, он слишком далеко заехал на буксире, слишком долго находился рядом со спящей яростью породы. Наверное, нужно пойти в отпуск. Ему не хотелось пользоваться своим родством с Мартином Брандом, но с сити могли справиться только здоровые люди.

«Я настоящий, Ник! — настаивал голос. — Слушай меня.

Дженкинс слушал, вспоминая слова Бранда, что Мак-Джи мутант, созданный специально для этой чуждой человеку среды. Он все еще не знал, верить ли этому. Застенчивый маленький инженер не блистал особыми талантами, а инженерное образование Ника воспитало в нем хладнокровный скептицизм по отношению к расплывчатой науке парапсихологии. И все же уверенная ловкость, с которой Мак-Джи вел свой старенький буксирчик через породу, без карт и приборов, казалась достаточным доказательством его сверхъестественного чувства времени, расстояния и скорости.

— Ты нужен нам, Ник, — напев трубки стал каким-то тягучим, медленным, задыхающимся. — Что-то случилось. Я пытался уйти в космос, предупредить мистера Бранда, но я больше не могу.

— А? — Дженкинс напрягся в сковывающей броне. Он знал, что нормальные люди не разговаривают со своими трубками, но не смог сдержать шепот. — Что случилось?

— Не знаю. — Слабый голос говорил медленно, будто преодолевая что-то.

— Я действительно могу чувствовать то, что не могут другие — однажды профессор мне сказал, что я обладаю особыми психическими способностями. Но всему есть предел…

Дженкинс напряженно прислушивался, но голос словно растворялся в шипении трубки, как будто сознание покидало Роба Мак-Джи. Какое-то время было слышно только хлопанье клапана. Потом голос зазвучал опять.

— …Трудно сказать, что не случилось, — казалось, Мак-Джи задохнулся. — Я долго не мог связаться с тобой. Я чувствую опасность — взрыв сити, который невозможно предотвратить. Я чувствую измену — человека, которому мы доверяли.

Голос иссяк.

— Нет! — прохрипел Дженкинс, — кто из нас способен предать Фридонию?

Но трубка только вздыхала, тонкая струйка звука просачивалась через бесконечность космического пространства. Взволнованное лицо Роба Мак-Джи исчезло из его сознания и Дженкинс увидел две слабые вспышки, прорезавшие экран. Очередной металл, наверное, но он все еще находился во власти этого панического странного предостережения.

Похолодев от тревоги, он повернул буксир туда, где должна была находиться Фридония. Крошечный астероид затерялся в звездной пыли. Ник включил усилитель и повернул фотофонное зеркало в поисках маяка.

Луч Фридонии! Поисковый рефлектор поймал луч, и в шлеме зазвучал сигнал: «ХСМ Т-89АК-44».