Зеленый свет индикатора показал, что начало создаваться поле Лемуана-Далберга, которое должно сдержать и поглотить огромный поток радиации. Бесшумно в безвоздушном помещении заработали механизмы, перемалывающие земную породу и сити в пыль. В сепараторе топливо очищалось, и парагравитационный насос небольшими дозами вводил его в камеру.

Там уничтожалась материя, но Дженкинс не видел яркого огня. Он не слышал взрыва. Он был в безопасности, потому что поле реакции сдерживало эту бешеную энергию и превращала в неторопливый поток, идущий по змеевику из кондюллоя.

Стрелки прибора отклонялись по мере возрастания потока контролируемой энергии. Они остановились, лишь когда генератор создал энергетическое поле, распространившееся за пределы Солнечной системы. Как только величина поля достигла предела, и автоматические реле перекрыли поступление топлива, стрелки вернулись в прежнее положение.

Дженкинс нажал последнюю кнопку. Тело его горело, мучила неутолимая жажда, из носа непрерывно капала кровь. Болезнь одолевала тело, и только жесткая броня держала его. Он цеплялся за ускользающее сознание и пытался слушать.

«Народы планет…»

Это победно звучал в шлеме низкий голос старого Джима Дрейка. Красный свет фотофона мигал, и он представил себе мощный фотофонный передатчик, автоматический, как все на Фридонии, провозглашающий начало нового мира на всех планетах.

«К человечеству пришла свобода! — звучал голос Дрейка.

Дженкинс знал, что это запись, сделанная когда-то Брандом и предназначенная для трансляции в момент запуска передатчика.

«Свободная энергия распространяется сейчас по всей Солнечной системе, и все, кто слышит нас, могут принять это поле простым однополюсным приемником.

Напряжение приемника устанавливается в соответствии с параметрами элемента, производимая энергия регулируется поворотом катушки. Характеристики…»

Дженкинса опять стошнило, на этот раз в резиновый пакет под подбородком. Тело было липким от пота, огромные сити-машины плыли в тумане. Но он вслушивался:

«…На благо всех людей. Но есть еще люди, которые не видят преимуществ этой энергии. Группы корыстолюбивых функционеров, цепляющихся за старую монополию власти, пытаются остановить передатчик Бранда. Мы призываем всех простых людей воспрепятствовать этому».

После паузы голос Дрейка зазвучал снова:

«Люди всех планет…»

Дженкинс больше не прислушивался. Задача была выполнена. Со временем заводу потребуется обслуживающий персонал и горючее, но его уже не будет в живых.

Снова наступила темнота. В сознание его привела внезапная мысль о Джей Хардин.

Она ждала его, смутно вспоминал Ник. Она была одна на зараженном буксире и не знала проходов через космические рудники и дрейфующую сити-породу. Если она решит удалиться от Фридонии, ее ждет неминуемая гибель.

— Образ Джей с тонкими чертами бледного лица, голубыми глазами, такими внимательными и чужими — все это будило его больной мозг. Что бы ни двигало ей, она спасла его и помогла запустить передатчик. Ника раздражало ее благоговейное отношение к корпорации и даже красота девушки не имела значения для умирающего, но от твердил себе: «она не должна умереть!»

Неловкими, слабыми пальцами Дженкинс нащупал кнопки управления на скафандре. Он соскользнул с платформы и выбрался из темной расселины, скрывавшей вход в цех.

Ник вышел на темную сторону планеты, и чернота неба залила все вокруг. Он даже подумал, что опять теряет зрение, и поэтому не может различить габаритных огней «Прощай, Джей!». Ник направился на освещенную сторону планетоида. И вдруг в шлеме зазвучал встревоженно дрожащий голос Джей Хардин:

— …Невозможно без карт найти безопасный проход через дрейфующую сити. Но вы слышали голос Дрейка, объявляющий о начале этого безумия. Вы понимаете, насколько важно остановить передатчик Бранда!

Пораженный, Дженкинс обессиленно сник внутри скафандра. Новый приступ тошноты лишил его остатков сил.

Жажда становилась нестерпимой. Он не хотел верить тому, что слышал, но ровный голос девушки пульсировал в шлеме.

— …Безвыходная ситуация. Я готова идти на любой риск, чтобы остановить передатчик. Я предлагаю подвести флот Мандата к границам дрейфа и обстреливать Фридонию нейтронными ракетами. Одного попадания в сити-механизм должно быть достаточно, чтобы на век или два покончить с этим. Если члены комиссии согласны, я останусь и буду руководить обстрелом. Ну что?

Потом наступила тишина, так как он не мог слышать ответ. Ник испытывал чувство отчаяния и в то же время невольное восхищение. Джей сдержала слово — не пыталась сбежать или остановить его. Но она все же боролась за корпорацию и готова была пожертвовать своей жизнью. Горько улыбаясь, Ник пытался понять, с кем она говорила.

— Нет, — наконец донесся ее голос, в котором он услышал сожаление. — Я не видела его с тех пор, как покинула планетоид два дня назад. — Полагаю, он умрет со своей безумной идеей свободы энергии. Наверное, он сам хочет этого.

Этот неумолимый антагонизм был так же непонятен ему, как и ее поддержка. Ник решил свою последнюю инженерную задачу, но загадки человеческой психики были ему не под силу. Он опять почувствовал слабость и тошноту. Пальцы соскользнули с кнопок. Он полетел в космическую пропасть навстречу смерти.

Его разбудил резкий голос Джей Хардин:

— Ник! Ник Дженкинс — отзовись!

Он не отвечал. Он ненавидел ее. Он лежал в скафандре слабый и больной, летя в темноте с желанием умереть.

— Что с тобой, Ник? — ее взволнованный голос настойчивым эхом отзывался в шлеме. Он открыл глаза и понял, что зрение вернулось к нему. Совсем рядом, красный от Солнца, плыл корпус буксира. В фотофоне звенел голос девушки.

Он не отвечал.

— Ник, — позвала она. — Я знаю, что ты жив, вижу лампочку твоего шлема, слышу твое дыхание. Я не умею пользоваться скафандром, но попытаюсь помочь тебе, Ник.

Он язвительно спросил:

— Что, началась твоя космическая бомбардировка?

Голос его звучал хрипло. Горло болело. Дженкинс сплюнул и увидел кровь. Процесс внутреннего разрушения начался.

— Еще нет, — ответила она. — Может нам удастся выбраться из рудников вовремя, если ты покажешь мне путь. Но члены комиссии Мандата отдали приказ разрушить Фридонию, и твой дядя сказал, что флот уже вышел из Обании.

— В его больном мозгу вертелись вопросы, которые он не в силах был задать. Он уловил нотки жалости в ее голосе.

— Извини, Ник.

— Извини? — он хотел было засмеяться, но острая боль пронзила горло.

— За что?

— Прости меня, — голос ее захлебывался. — Пожалуйста, постарайся попасть на борт, Ник. Я знаю, что ты болен, вижу кровь в шлеме и хочу помочь тебе. Пожалуйста, ведь скоро начнется бомбардировка. Теперь, когда ты знаешь правду о своем дяде и этой фальшивой войне, наверное, ты простишь меня.

— Не думаю!

Жажда жгла горло. Все тело болело. Слепая ненависть горела в нем, — ненависть к девушке, ненависть к слепоте человечества, но умирать в одиночестве не хотелось.

Онемевшие пальцы нащупали кнопки управления, и Дженкинс направил скафандр к буксиру. Он открыл внешний люк и взобрался на борт, с трудом закрыв за собой массивную дверь. Воздух наполнял пространство, переходного шлюза и он открыл внутренний люк.

Джей Хардин вышла навстречу. Девушка побледнела, увидев Ника, но взяла себя в руки и помогла ему снять скафандр и шлем. Он заметил, что ей было дурно, хотя она не подавала виду. Глаза Джей потемнели, она взволнованно спросила:

— Что с тобой, Ник?

— Сити-шок, — он сглотнул, пытаясь избавиться от боли в горле. — Я тоже облучился со всеми во время того взрыва.

— Так ты знал это? — задохнулась она. — С самого начала?

Он вяло кивнул, заставляя себя ненавидеть ее. — Зачем спасать меня? — разозлился он. — Ты ведь хочешь разрушить передатчик.

— Не разговаривай, Ник — сказала она заботливо. — Помоги мне доставить тебя в клинику Ворринджера.