Теперь давайте вместе ответим на вопрос, который в начале встречи задал маршал Маннергейм. С кем мы пойдем дальше, с Советским Союзом или с Германским Рейхом?

Черная кишка паттерны тянулась бесконечно. Ремень автоматической винтовки безбожно тер шею. Пальцы левой руки царапали грубую штукатурку стены, а правая лежала на плече впередиидущего. Возглавлявший всю колонну разведчик, останавливался время от времени и зажигал спичку, чтобы как-то сориентироваться в кромешной темноте. Только хриплое дыхание нескольких десятков человек, да шарканье ног нарушали полную тишину. Внезапно коридор сделал резкий поворот направо, вверху появилась узкая полоска света, очерчивающая неплотно прикрытую дверь, послышались звуки — хлопанье и баханье далекой стрельбы. Капитан стоявший вплотную позади Сапоча, прошипел через плотно сжатые зубы:

— Спичку.

Желтый дрожащий огонек выхватил десяток высоких ступенек упиравшихся в бронедвери с крамольерой, сейчас слегка приоткрытые. Громкий шепот:

— Оружие к бою. Тихо поднимаемся и бьем. Сапоч, встань ко мне за спину, одного возьмешь живым. — Спичка мигнула и погасла. — Вперед.

Разведчик поднялся по ступенькам и потянул на себя дверь, стало намного светлее, первый взвод — всего-то девять человек, молча пошли вперед, за ними капитан, за капитаном бывший борец. Это была казарма. Трехэтажные нары под потолок, застеленные каким-то тряпьем, табуреты, лампочка синеватого света на длинном шнуре и никого. Воняло гарью и порохом. В конце казармы были еще ступеньки и еще одна дверь, стрельба теперь доносилась вполне отчетливо.

— Боевое отделение там, впереди. Тем же порядком. Вперед!

Теперь все получилось по настоящему. Не успели бойцы ворваться в помещение как хлестко по ушам ударили выстрелы. Капитан с ППД наперевес заскочил в проем, Сапоч, стараясь не зацепить низкую притолку длинным стволом АВС, нырнул вслед за ним. Вовремя. Откуда-то слева, держа финку обратным хватом, на спину командира кошкой прыгнул человек в сероголубой форме. От толчка Свинцов полетел вперед, финн приземлился на него, блеснул нож. «Вот он, «язык»!» — мелькнуло в голове у призера Страны по греко-римской борьбе, винтовка отлетела в сторону, а шея врага оказалась в «замке». Рывок вверх и на себя, бедро, бросок и девяносто килограммовая туша десантника припечатала финна к бетону пола. Правое запястье, левая рука — локоть, что-то хрустнуло, заломил! Почти сразу стрельба и вопли стихли, по винтовой лестнице уходящей куда-то в потолок с грохотом свалилось тело и застряло в железных перилах, из потолочного проема появилась довольная рожа бойца:

— Тащ капитан, в башнях чисто!

— Доложить о потерях!

Убитых не оказалось, несколько человек получили пулевые, но кажется не серьезно.

— Та-ак, бойцы, ДОТ взят. Теперь надо понять, как об этом сообщить нашим, а то штурмгруппы взорвут нас к бениной матери. Сапоч, кончай его жать, давай сюда, допрос снимать будем.

На левое колено, запястье фиксировать, левая рука — воротник. Поднял. Что за черт? Голова финна безвольно болтается, упираясь подбородком в грудь. Глаза капитана расширились от удивления. Он подошел, брезгливо покачал стволом автомата ватно болтающуюся голову.

— Сапоч, ерж твою медь, ты ж ему башку оторвал!

Кажется, что у всех присутствовавших при этом эпизоде началась истерика. Ржали до слез и икоты. Командир даже на ногах не устоял, сделал несколько шагов назад и уперся спиной в железную лестницу, из под ладоней, закрывающих лицо доносилось хрюканье и всхлипы.

— Ну ты кабан! Башку оторвал! — и снова хохот.

— Тащ капитан, а ведь вы ранены.

— Да ну? — Свинцов смешно закрутился вокруг себя, пытаясь рассмотреть длинный порез на правом плече полушубка. Теперь стало видно, как порез все сильнее набухает кровью.

— Смотри-ка, а финн-то успел ножом зацепить, вовремя Сапоч ему башку оторвал. — и снова хохот.

Вечером когда остатки батальона вышли из зоны огня, передав ДОТ стрелкам, Колю Сапоча разыскал ротный.

— Спасибо тебе, получается ты мне жизнь сегодня спас.

— Да что вы тащ капитан, — зарделся как красна девица богатырь — вы уж извините за то, что так с этим финном получилось, в следующий раз аккуратнее буду.

— Вот что Сапоч, предчувствие у меня есть, ты всю войну пройдешь и все будет нормально. Просьба у меня, ты человек надежный. Ежели чего, то к моим съезди, они в Подмосковье живут. — И протянул бумажку с адресом….

Теплушку резко дернуло, за раскрытыми дверями проплывали аккуратные финские домики. Кавалер ордена Красной звезды, старший сержант ВДВ, Николай Сапоч крепко потер лицо ладонями стирая воспоминания.

— Разобрать оружие! Станция! Приготовиться!

Монструозная платформа установки ТМ-3-12 заняла весь полустанок, от въездной стрелки до водоразборной колонки. Двум паровозам еле хватало места, чтобы набрать воды. Оба взвода разведроты, 201 авиадесантной бригады растянулись в две редкие шеренги, прикрывая с обеих сторон 305 мм морскую пушку на железнодорожной платформе. Их встречали. По разным сторонам путей цепью стояли финские солдаты и полицейские. При оружии. Про таких полицаев давеча косноязычно рассказывал батальонный комиссар по прозвищу «ЧтоВот» на политинформации.

— Что вот, финские пролетарии из «Общества мира и дружбы с СССР» провели мирную демонстрацию в Хельсинки, в результате возникшей перестрелки были убиты четверо полицейских и трое демонстрантов…

Эти, судя по всему и стреляли. Правда напротив Сапоча стоял не полицейский, а солдат — рыжая, веснушчатая дылда с свежим шрамом на левой щеке. Видать ночью в нужнике поскользнулся и мордой об очко треснулся. Ишь сволота, с какой ненавистью смотрит, «Бергманна» так мацает, что аж костяшки побелели.

— Что, гнида чухонская, не нравится? Чего вылупился?

Финн оглянулся по сторонам, не смотрит ли кто, потом уставился старшему сержанту в переносицу и без всякого акцента, четко произнес:

— Пошел на х…й, краснорузый!

— Ах ты сученок! — Лязгнул затвор ППД.

— Сапоч! — Влез комроты, старший лейтенант Шилов. — Разговорчики!

Комроты, один смех, а не командир, вот Свинцов был…

После того, как в Кремле товарищ Калинин вручил Николаю орден, был дан двухнедельный отпуск. До возвращения в родной Ленинград, молодой герой решил выполнить просьбу своего командира и съездить к его семье. Подмосковный Красноармейск, не сразу, но нашелся. Городок оказался закрытый, завод там стоит какой-то шибко секретный. На КПП орденоносца пропустили без вопросов, стоило лишь объяснить Начкару, что идет посетить семью погибшего командира. На лавочке подле калитки сидела старуха с старорежимным зонтиком.

— Свинцовы здесь живут?

— Здесь, здесь. А ты им кто будешь, служивый?

— Да так, навестить иду.

— Иди, иди. Первый флигелек, налево.

В пустоватой комнате была худенькая женщина с заплаканными глазами, к ней жалась девчушка лет девяти-десяти. На стол, покрытый потертой скатертью, лег бумажный пакет со снедью, тощая пачечка денег.

— Он был герой… Лучше всех… Мы никогда не забудем…

— Неправда! — девчушка оторвалась от материнских колен. — Неправда! Папка живой!

— Постой доченька! Что ты говоришь?

— Пусть дядя орденоносец знает! — девчушка кинулась к комоду и захлопала ящиками.

— Вот! — На латанную скатерть упал серый конверт, официального вида. Первое что бросалось в глаза — был сизый штемпель — «Главное управление лагерей».

— Папку не убили, а поранили. Потом его финны в плен забрали. Сейчас он лечится и скоро к нам вернется!

Коротенькое письмо, писаное рукой капитана, про то и говорило, мол в санатории, скоро вернусь.

— Я не знал… Радость-то какая… Только дайте-ка карандаш, адресок спишу…

Сапоч широко шагал к калитке, в голове крутилась одна мысль — «Суки, такого человека…». Сзади раздался крик:

— Николай! Николай! — Худенькая женщина догоняла его бегом.