Карлотта покачала головой.

– Он очень боится сумасшедших. Его мама покончила жизнь самоубийством.

Они молча выехали на Кентнер-стрит. Карлотта указала на дом в конце. «Какой неприметный», – подумал Шнайдерман. Источник всех ее кошмаров. Внутри было темно. Он задумался, где ее дети. К его удивлению, Карлотта все сидела и не двигалась. Он заглушил двигатель.

– Доктор Шнайдерман…

– Да, Карлотта?

– Я не понимаю, что со мной происходит.

Такие простые слова. Какие глубины ужаса они раскрывают. Шнайдерману стало очень ее жаль.

– Наверное, я совсем чокнулась, – тихо сказала женщина, – раз вижу и чувствую такое…

Она подняла взгляд почти скромно, уязвимо, ожидая ответа, проверяя.

– Карлотта, очень многие пациенты что-то видят. И чувствуют. То, чего не может быть.

– В это трудно поверить.

– Вы поймете, что я никогда не вру. Слушайте, Карлотта. В нашей клинике есть пятидесятитрехлетняя женщина, которая говорит с несуществующим малышом, кормит его, я серьезно, меняет подгузники, но его нет. Есть семнадцатилетний парень, который забирается на несуществующие ступени, стучит в двери, скребется в несуществующие окна. Есть семидесятилетний старик, который боится ренессансного принца, потому что он ходит за ним везде, даже в палате. Вы понимаете, Карлотта? Такое бывает. Намного чаще, чем вам кажется. И каждый пациент клянется, что все эти видения, запахи и чувства – не галлюцинации.

Карлотта молчала.

– Тогда я ничем не лучше, – наконец сказала она.

– Есть одна разница.

– Какая?

– Им приходится жить в больнице. Вам – нет.

Карлотта повернулась к нему.

– Думаете, и я буду? Как они? Однажды?

– Не обязательно. С чего бы? Вы уже решились на лечение. Пока фундамент в порядке.

Карлотта вздрогнула, но затем благодарно улыбнулась.

– Спасибо, доктор Шнайдерман. Вы как-то делаете ситуацию лучше.

– Я рад, Карлотта.

Он потянулся, чтобы открыть ей дверь, но она уже открыла сама и вышла. «Независимая женщина», – подумал Шнайдерман.

– Доброй ночи, Карлотта.

– Доброй ночи, доктор Шнайдерман. Спасибо.

Он помахал ей рукой, завел машину и уехал. На мгновение он увидел ее маленькое отражение в зеркале; затем повернул за угол, и оно исчезло. Впервые за очень долгое время Шнайдерман почувствовал себя хорошо.

Восходящая луна висела над западным Лос-Анджелесом, как красно-оранжевая наклейка. Небо прорезали длинные полосы коричневых облаков.

Карлотта гуляла с Джулией и Ким по темным улицам под фиолетовым небом. Зажглись зеленые огни уличных фонарей, неестественные лучи, из-за которых плоть становилась белой, а губы – черными.

И все же небо было темно-фиолетовым, переливающимся. Складывалось ощущение, что все вокруг выходит за рамки обычного. Длинные тени пальм, темные закоулки жилых домов становились все темнее и темнее. Блестящая листва казалась нездоровой. Дорожки зацвели красными пуансеттиями, тихо покачивающимися на ветру, а рядом поблескивали заборы, холодные и мокрые.

– Где Билли? – пробормотала Карлотта.

Их шаги эхом отдавались в ночи. Они были недалеко от угла Кентнер-стрит. Карлотта боялась заходить в темный дом.

После того как доктор Шнайдерман уехал, она поднялась по ступенькам крыльца и увидела, как Джули и Ким, прижавшись друг к другу, сидят в темноте на старом коврике. Они боялись заходить в дом без Билли. Девочки сказали Карлотте, что Билли ушел сразу после того, как вернулся из школы. Они не знали куда.

– Он сказал, что вернется, – добавила Джули, держа Карлотту за руку.

– Я боюсь, мамочка, – сказала Ким.

Карлотта повернулась и сделала пару шагов в другом направлении.

– Конечно вернется, – успокоила она. – Но он знает, что должен уже быть дома.

– Почему? – спросила Ким.

– Я говорила, что маму нельзя оставлять одну. Вот почему.

Карлотта увидела их дом в конце квартала. И хотя доктор Шнайдерман убедил ее, что демон находится не в доме, а в ней самой, страх перед этим зданием – неосвещенный, черный прямоугольник на фоне тупика, крошечное деревянное строение, выступающее из переулка, – был неописуем. Карлотта знала, что, если Билли по какой-то причине не появится, она будет бродить по улицам всю ночь. Она никогда не вернется в этот дом без сына.

– Мистер Гринспан, – тихо позвала женщина, постучав в дверь тяжелым европейским кольцом. – Мистер Гринспан!

Ей не ответили.

– Видимо, они ушли, – заключила Карлотта.

Она рассеянно вышла обратно на тротуар.

– Вот он! – вскрикнула Джули, указывая пальцем.

– Где?

– В начале улицы.

Под темными вязами, теперь черными от ночи, Билли шел вперед, его знакомая сутулость едва выделялась в тени. Он замедлил шаг, удивленно глядя на группу людей, спокойно ожидающих его. Его лицо было выбелено ярким светом уличного фонаря над головой. Черные губы искривились в нервной усмешке.

– Где ты был, Билл? – спросила Карлотта.

– На свалке. Искал запчасти. Для твоего «бьюика».

– Ты же знаешь, что меня нельзя оставлять одну! Я тебе говорила! Это указ врача!

– Прости…

– Прости? Что делать девочкам, если со мной что-то случится?

– Ничего.

– Вот именно, Билл. Ничего. А теперь послушай меня. Ты мужчина в доме. Начинай соответствовать. Ты больше не ребенок.

– Черт, мам. Я хотел починить «бьюик»! Не сам же я его расплющил о столб!

Карлотта взяла девочек под руки.

– Идем в дом, – сказала она. – Тут холодно.

Они зашли. Лампы не могли прогнать все тени. Карлотта все еще злилась и боялась, даже девочки это понимали.

– Нам нужно больше света, – сказала она.

Гостиная, в которой они неуверенно стояли, была завалена одеждой Карлотты. На столе лежали какие-то журналы и флакончики с косметикой. Она больше не заходила в спальню. Если ей что-то было нужно, это приносил Билл. Или Джули. Беспорядок как бы иллюстрировал то, что из-за ночных кошмаров повседневная жизнь Карлотты превращалась в хаос.

– Не смотри так, Джули, – сказала она. – У тебя, что, нет других дел?

Джули недоуменно уставилась на нее. Обе девочки ждали. Чего-то. Может, сигнала, что теперь все нормально. Раз Билли вернулся домой. Но сигнала не последовало.

– Ну? – напомнила Карлотта.

Джули ушла в спальню с ощущением, будто сделала что-то ужасное. Она понимала, что мама не виновата. И Ким не виновата. Тогда кто виноват?

Карлотта села в кресло, положила ноги на табурет и закурила. Билли бесцельно стоял в центре комнаты. Ким прошла по коридору в комнату. С Джули будет проще.

– Боже, – тихо прошептала Карлотта. – Я стала очень славным человеком, да?

– Нет, – ответил Билли.

Он сел на край дивана в плохо освещенной комнате и положил ногу на ногу.

– Я не просила отвечать, – сказала Карлотта.

Она курила. Дом затих. Билли не двигался, ждал надвигающегося удара, строил защиту.

– Это все тебя достало, так ведь? – сказала она. – Поэтому ты не вернулся?

Билли не ответил, играясь с пепельницей.

– Признай, – продолжила Карлотта. – Твоя мать спятила, и ты ее стыдишься.

– Я не стыжусь.

– Что? Я не слышу.

– Я сказал, что мне тебя просто жалко.

Он был молчалив и угрюм. Она не могла расшифровать, что творилось в его задумчивой голове. Мышцы предплечий напрягались и расслаблялись, пока он вертел пепельницу. Тени въелись в его глаза, темные впадины скрылись от ее взгляда.

– Ты и вчера пришел поздно, – сказала Карлотта.

– Я был в гараже.

– Нет, не был. Синди осталась до шести.

– Я был в гараже Джеда.

Карлотта отвернулась, затянулась и потушила сигарету. Ее взгляд непроизвольно задержался на красном сиянии затухающего пепла.

– Послушай, Билл, – мягко начала женщина. – Ты мне нужен. Мне все равно, если тебе это противно. Как думаешь, каково мне? Но я же не ради веселья этим занимаюсь. Ты понимаешь?

– Знаю.