Карлотта смахнула с юбки невидимую нитку.

– Я не злюсь, – отозвалась она. – Но при этом не знаю, чем мне помогут все эти разговоры.

– Да, конечно. Я понимаю…

– Болтовня не помогает. Как с доктором Шнайдерманом.

– Прошу, поверьте, Карлотта. Мы делаем все, что в наших силах.

Карлотта кивнула. Но она казалась отвлеченной, отдаленной. Очевидно, она теряла уверенность в своих возможностях. После еще пары вопросов они встали, по очереди пожали ей руку, и сестра увела Карлотту из зала. Врачи остались сидеть, несколько сбитые с толку внезапным проявлением враждебности и сомнений.

Доктор Уилкс встал, откинул свои седые волосы, и другие врачи посмотрели на него снизу вверх. Казалось, он с абсолютной уверенностью руководил собранием.

– Доктор Шнайдерман, – позвал он, – подойдете к нам?

Шнайдерман подошел из дальнего конца зала. Он неловко сел рядом с доктором Шевалье. Доктор Уилкс покосился на раскрытый блокнот на маленьком столике у двери, перелистывая страницы одну за другой. Затем повернулся к Шнайдерману.

– Что вы думаете о первоначальном диагнозе? – спросил доктор Уилкс.

– Истерический невроз? Я все еще его придерживаюсь. Хоть и с беспокойством.

Доктор Уилкс покачал головой.

– Все изменилось, доктор Шнайдерман.

Воцарилось зловещее молчание. Шнайдерман нервно сглотнул, но промолчал.

– Когда она только пришла, диссоциация была связана только с нападениями. Помните? А теперь пациентка отчуждена от реальности. Она считает нас нереальными, призрачными фигурами. Это первое изменение.

– Да, сэр.

– Сначала во время нападений она слышала лишь ругательства. Теперь она придумала им объяснения. Он хочет заниматься с ней любовью. Зарождающиеся отношения. Мне это не нравится. Это второе изменение.

– Да, сэр. Я понимаю. И все же…

– Вообще-то, она даже гордится этим существом, – сказала доктор Шевалье. – Он подтверждает ее сексуальную привлекательность. Это другое, Гэри.

– Эти перемены очень важны, – сказал доктор Уилкс. – Перед нами не какой-то подросток с кризисом личности. Ситуация крайне нестабильна, в ней нет никакого равновесия.

Шнайдерман задумался, оценил ли трезво опасность, в которой находилась Карлотта. Если нет, то почему доктор Вебер ничего не сказал? Почему не догадался? Или так он хотел позволить ординатору учиться за счет пациента? Ничто из этого не казалось вероятным. Шнайдермана начало подташнивать. Затем он осознал, что врачи терялись так же, как и он сам. До этого момента он предполагал, что у старших коллег есть конечные, четкие ответы, как всегда было на лекциях. Но теперь все они тонули в личных догадках, и лечение Карлотты отдалилось еще сильнее.

– Есть и другое изменение, – продолжил доктор Вебер.

– Какое? – спросил Шнайдерман.

– Сначала нападения были внезапными. Как изнасилования. Вообще-то, она так в начале и думала, верно?

– Верно.

– А теперь она описывает марево вокруг нападения. Она сказала, что все «плывет». Понимаете? Бред стал более продолжительным.

– Я тоже заметила, – согласилась доктор Шевалье. – Но не знала, было ли так раньше.

– Не было, – признал Шнайдерман.

– И перемены не просто нейтральны, – добавил доктор Уилкс.

Шевалье вздохнула. На мгновение она выглянула в окно, будто солнечный свет во дворе мог оживить унылый и заброшенный зал, в котором они сидели.

– Такая красивая девочка, – пробормотал доктор Уолкотт. – Мне больно видеть ее такой.

– Да, – согласился доктор Вебер.

Шнайдерман гадал, какая невысказанная, недоступная ему мысль витала в их головах.

– Вы столкнулись с психотической реакцией, психотическим срывом, доктор Шнайдерман, – сказала доктор Шевалье, глядя в окно.

– Определенно, – поддакнул доктор Вебер.

– Согласен, – вставил Уилкс. – Доктор Уолкотт. Каково ваше мнение?

– Пока не решил.

Шнайдерман наблюдал за ними. В его мозгу текла мысль, подобно холодной реке: а что, если он не справится с этим делом? Доктор заставил себя сосредоточиться на каждом слове.

– Давайте обсудим лечение, – сказал Уолкотт. – Очевидно, произошел положительный перенос.

– Да, – сказал Уилкс. – Это явно.

– Да, – слабо улыбнулась доктор Шевалье. – Она влюбляется в вас, Гэри.

– Так что будьте осторожны, – предупредил доктор Уолкотт.

– Это правда, – сказал доктор Уилкс. – Нереалистичный перенос не лишен некоторой опасности для психиатра. Моего коллегу, доктора Норта Шилда из Нью-Йоркского университета, застрелил пациент. Такие подавленные эмоции необычайно сильны.

Снова опустился занавес молчания. У Шнайдермана возникло повторное неприятное ощущение, что точные ответы, несокрушимая уверенность профессионалов были лишь фасадом. Здесь правили догадки, недосказанность, оценки и разочарование.

– Так что будем делать? – спросил доктор Уолкотт, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Для начала нужны антипсихотические препараты, – сказал доктор Вебер. – Вы все знаете, как я отношусь к таблеткам, но мне не нравятся эти нападения. Из-за них ей с каждым разом сложнее вернуться к реальности. Я хочу, чтобы каждую ночь она спала и освободилась от этих ужасающих припадков.

– А что насчет суицида? – спросил Шнайдерман.

– Она не совершит суицид, – перебил доктор Уилкс.

– Почему?

– Она не пытается себя разрушить. Этого она могла добиться уже давно.

– А как же авария?

– Это лишь доказательство, что она достаточно больна. Но она не хотела убить себя.

– А если изменения будут в худшую сторону? Если она примет слишком много?

– Если она хочет убить себя, вы ничего не сделаете. Вы удивлены? Прозвучало бессердечно? Но это правда. Вы не сможете помешать этой молодой женщине забрать свою жизнь, если она действительно этого хочет.

Шнайдерман выглядел жутко расстроенным. Он откинулся на спинку стула. В мгновение ока на собрании повисла атмосфера катастрофы. Он не только поставил неправильный диагноз, но пациентка целый месяц была в худшем состоянии, чем он предполагал.

– Такой тип психотического срыва – не самое страшное, – успокаивающе сказал доктор Вебер. – Шизофрения намного хуже.

– Возможно, отметины на ее теле – и правда симптом истерии, – с надеждой предположил доктор Уолкотт.

– Возможно, – согласился доктор Уилкс. – Я видел невероятные кожные высыпания у истеричных пациентов. Но, полагаю, она режет и колет себя бутылками или вешалками.

– Это указывает на психотическое поведение, – заметил Шнайдерман.

– Конечно.

Врачи, казалось, пришли к единому мнению.

Шнайдерман внезапно почувствовал себя крайне одиноким. Он даже задумался, хватит ли у него сил вывести Карлотту из тех джунглей, где она блуждала месяцами. Сможет ли вообще кто-нибудь.

Доктор Уилкс снова провел рукой по волосам; веснушки выглядели неуместно на его морщинистом лице. Мужчина указал на блокнот на столе.

– Ваши комментарии, доктор Шнайдерман, о прошлом пациентки, рассуждения относительно детской сексуальности, классически верны. У меня больше нет комментариев.

Доктор Уолкотт поправил галстук и встал. За ним последовали и другие.

– Значит, все согласны по поводу предварительного диагноза?

– Думаю, да, – сказал доктор Уилкс.

– Разумеется, его нужно будет уточнить. Как можно скорее, – добавил доктор Вебер. – Она плывет. И мы немного плывем вместе с ней.

Доктор Уилкс протянул руку Шнайдерману.

– Удачи, доктор Шнайдерман. Я верю, что вы разбираетесь в деле больше, чем полагаете сами.

– Что? А, спасибо, доктор Уилкс.

– Не бойтесь совершать ошибки. О моих ошибках можно написать книгу. Верьте в себя.

– Хорошо, сэр, – ответил Шнайдерман не совсем честно.

Они пожали друг другу руки, и врачи вышли из зала. Шнайдерман был сбит с толку. Он узнал, что все гораздо серьезнее, чем ему казалось. Карлотте выпишут сильные транквилизаторы. А ему посоветовали только глубже покопаться в ее прошлом.