– Фрэнк, – мягко произнес доктор Вебер. – Это фарс, причем опасный. Ты должен вести себя как лидер. И все прекратить.
– Я должен следовать решению совета.
– Я не могу понять твоего упрямства, Фрэнк.
Осборн резко повернулся, но затем опустил взгляд и принялся нарезать лосося.
– Просто мне не нравится, когда на меня давят, Генри.
– Ой, да ладно.
– Ты уже три недели ноешь мне на ухо, и мне это надоело. У ребят есть полное право вести эксперименты. Тут творятся вещи намного хуже.
– Но эта публичность, Фрэнк…
– Это я и назвал «давлением», Генри. Я знаю, кто слил историю прессе. Этим ты навредил только себе. Я не люблю дешевые трюки.
Осборн начал смахивать крошки с коленей.
– Я не знаю, как это произошло, – искренне сказал доктор Вебер. – Но в любом случае, я вижу, что проиграл.
– Давай закроем тему.
Доктор Вебер ел, не чувствуя вкуса. Он думал, куда ему теперь податься. Ситуация была безвыходной.
Прошло два дня. Крафт и Механ регулярно проверяли оборудование на мостике, с которого можно было увидеть Карлотту в двадцати футах внизу, в ее доме-двойнике.
Казалось, она их не слышала, хотя и знала, что ее сверху из темноты записывают мониторы и различные сканирующие устройства.
Больше всего Крафта интересовала двухимпульсная голография – лазерная система, которая позволяла создавать трехмерное изображение, а после разработки и передавать его на смотровую площадку в темноте. Это означало, что любое явление, любое событие можно было воспроизводить снова и снова в полной форме и цвете, но в миниатюре, на крошечной площади в три квадратных фута. Что еще важнее – двойная пульсация была особенно чувствительна к изменениям в фотографируемом объекте и охватывала не только спектр видимого света, но и проникала в ультрафиолетовую и инфракрасную области.
Однако ни на одной из записей за 24 часа не было ни малейшего намека на то, что в помещении был кто-то, кроме женщины, чье терпение подходило к концу и чьи мысли, согласно ее дневнику, начали мрачнеть от дурных предчувствий.
Ночью Карлотта проснулась и увидела, что вокруг темно. Она бормотала в полудреме, не понимая, что находится в университете.
Комната была такой странной. Она была ее и не ее. Искаженная реальность. Карлотта чувствовала себя так, словно находилась во сне, когда бодрствовала, и бодрствовала, когда находилась во сне. От этого кружилась голова, словно она зависла на вершине американских горок, и ей это не нравилось.
Было очень тихо. Из глубины здания доносилось жужжание кондиционера. Странные формы и тени в ее спальне создавали из темноты причудливые скульптуры. Карлотта лежала на широкой мягкой кровати, не в силах уснуть.
Она встала с постели, надела тапочки и позвонила доктору Балчински.
– У меня все хорошо, – сказала она, – только я не могу заснуть. Можете дать мне снотворное?
– Лучше не надо, – ответил доктор Балчински. – Но я могу отправить вам успокоительное.
– Большое спасибо. Простите, что беспокою…
– Что вы. Это моя работа.
Через полчаса вошла доктор Кули с маленьким стаканом воды и успокоительным. Она наблюдала, как Карлотта проглотила капсулу.
– Хотите что-нибудь почитать? – спросила доктор Кули.
– Не смейтесь, но я люблю читать только вестерны. «Открытый простор», например.
– Тогда принесем вам вестерн, – пообещала доктор Кули.
Она внимательно наблюдала за Карлоттой. Доктор Кули разрывалась между сочувствием к женщине и осознанием того, что план сработал – Карлотта возвращается к своему прежнему эмоциональному состоянию, поэтому и значительно возрастает вероятность психоактивности.
Крафт и Механ наблюдали за происходящим на экране в темной комнате для наблюдений.
В этой маленькой пристройке они лежали на раскладушках, установленных под нависающими экранами. Повсюду вокруг, на полках, крючках и маленьких металлических подносах, были разложены провода, диоды, транзисторы, эскизы и чертежи.
Когда доктор Кули ушла, они наблюдали, как Карлотта снова легла в постель. Ее глаза снова привыкли к темноте, и успокоительное начало действовать. Она расслабилась, в ее разум проникла усталость, все стало притупленным, но уютным.
Из какой-то внешней точки внутрь проникал свет, создавая неясные тени на дальней стене.
Там ей мерещились странные фигуры. Кролики. Гуси. Ящерица. Ящерица с раскосыми глазами. Толстые чувственные губы… Двигающиеся на нее…
Карлотта закричала.
– Вы в порядке? – спросила доктор Кули.
За ней стояли Механ и студент, которого Карлотта раньше не видела.
– Нет, нет… Я… Я… Где я?
– Вы в университете. Я доктор Кули.
– О господи!
Доктор Кули присела на край кровати. Она потрогала лоб Карлотты. У нее поднималась температура.
– Хотите, чтобы я осталась с вами? – спросила доктор Кули.
– Нет. Достаточно того, что вы рядом… Простите.
Сидя за столом в темной комнате для наблюдений, Крафт зачарованно наблюдал, как светоусилители дают удивительно четкое, светлое изображение Карлотты в постели.
Крафт в тысячный раз задумался над смыслом эксперимента. Вообще-то, они пытались получить физические доказательства существования «призрака», объективного существа в физическом мире, хотя бы на мгновение. Все дорогостоящее оборудование должно было с этим справиться, если и когда… Крафт отвлекся от конечной цели эксперимента. Всем этим они были обязаны доктору Кули. Ее вере и преданности делу. Всем компромиссам, на которые ей когда-либо приходилось идти. Сотне исследователей по всему миру, которые, несмотря на насмешки, делились крупицами данных, из-за чего эксперимент вообще стал возможным. Крафт без горечи подумал о своих родителях, которые ни на секунду не верили в ценность его дела.
Студент посмотрел на часы. 2:35. Миссис Моран спала. Ему было безумно любопытно взглянуть на мир глазами другого человека. Миссис Моран. Всего на секунду. Наверное, там все настолько иначе, что даже представить невозможно. Крафта пронзило странное чувство – ревность. Он так сильно хотел увидеть пугающую реальность, которую видела миссис Моран. Она была уничтожающей. Непристойной. Возможно, слишком сильной. Но…
Для Крафта это было экзотикой. Чем-то запретным. Последний рубеж человечества. Он и раньше видел огни. Искры. Чувствовал холод. На сотнях сеансов. Но никогда еще не видел… полностью сформировавшееся… существо.
Согласно протоколу эксперимента, важный переход произошел ближе к вечеру следующего дня. Карлотта в двенадцатый раз доедала свой обед, который ей принесли из кафетерия, когда раздался стук в дверь.
Синди робко заглянула в комнату. За ее спиной стояли Билли и девочки.
– Есть кто дома? – рассмеялась Синди.
– Ну сама скромность, – ответила Карлотта, а затем взяла Ким на руки, обняла и понесла в знакомый дом.
Ким смутилась. Она не понимала, дом это или нет. Но во взрослом мире все было бессмысленно.
– Тебя тут хорошо кормят, мам? – спросил Билли.
Карлотта улыбнулась. Так он спрашивал, как она себя чувствует.
– Все хорошо, Билл. Кому кекса?
Через полчаса они сидели за обшарпанным столом в гостиной. Билли долго рассказывал историю об одном из своих друзей, который украл пять плиток со склада лесоматериалов, и полиция заставила все вернуть. Затем в дверь снова постучали.
Вошла доктор Кули.
– Простите, что прерываю, – сказала она почти шепотом.
– Ничего, – отозвалась Карлотта.
– К вам посетитель…
– Кто?
– Ваша мама.
Карлотта словно вся онемела. Ей внезапно стало очень страшно.
– Миссис Моран? Я могу ее увести…
– О боже!
Карлотта посмотрела на детей, которые теперь гадали, что не так. Синди смотрела безучастно, но сжав губы.
Но было слишком поздно. В коридоре послышались непрошеные шаги. Доктор Кули никогда не видела такой странной перемены в лице Карлотты. В одно мгновение на нем вспыхнули и угасли тысячи невыразимых чувств – от страха до изумления.
