Мать Карлотты подошла к открытой двери в сопровождении женщины средних лет, державшей ее за руку. На миссис Дилворт была широкополая белая шляпа. Лицо под полями было розовым, глаза на удивление темными, а мягкое выражение лица застыло, как восковое. Карлотту словно поразило громом. Очевидно, визит дался пожилой женщине с большим эмоциональным трудом, потому что теперь она, казалось, колебалась, боясь поднять глаза на Карлотту и приблизиться хоть на шаг.

Карлотта вглядывалась в морщинистое лицо, знакомые черты которого медленно стирались безжалостной рукой времени, пока оно лишь отдаленно не стало напоминать сильные, живые штрихи, слишком хорошо запечатленные в голове Карлотты.

Миссис Дилворт смотрела на нее, не менее ошеломленная тем, что перед ней стояла взрослая женщина – миниатюрная, но до конца сформированная, а ее лицо потускнело от страданий.

Целых тридцать секунд все молчали. Синди и дети догадались о том, что происходит. Доктор Кули жестом попросила Синди выйти. Она боролась с совестью, желая включить мониторы, но решила этого не делать. Джулия и Ким испугались, пораженные тишиной.

– Карли…

Голос был дрожащим, потрясенным, но в то же время интимным. Женщина с трудом сделала шаг к Карлотте, в жилое помещение.

– Да… Мама, – слово далось с трудом. – Давно не виделись…

Миссис Дилворт инстинктивно потянулась вперед, чтобы притянуть к себе лицо дочери и поцеловать, и увидела, как Карлотта напряглась. Придя в себя, Карлотта подставила щеку. Она почувствовала легкий поцелуй в уголок рта. Когда она снова посмотрела на мать, глаза уже были влажными.

– Садись, мама. Здесь жарко.

Миссис Дилворт осторожно присела на краешек дивана. Ее усталые глаза осмотрели большое помещение наподобие дома, а над головой – едва различимое мерцание множества приборов для наблюдения, и все направлены на ее дочь, словно она была центром причудливой чашки Петри.

– Значит, это правда, – пробормотала мать. – В газете…

– Конечно правда.

– О господи… Карли… как это случилось?

Карлотта сердито посмотрела на нее, но потом поняла, что она не злится.

– Я не виновата, – просто сказала Карлотта. – Это просто случилось.

У стены сидели и стояли Билли, Джули и Ким, будто инстинктивно желая официально представиться этой элегантной, сдержанной особе. Они все еще не знали наверняка, кто эта пожилая женщина.

– Билли, Джули, Ким… познакомьтесь со своей бабушкой…

– Привет, – натянуто произнесла Джули.

– Привет, – неуверенно повторила Ким.

Билли ничего не сказал.

– Извините, – сказала миссис Дилворт, вытирая глаза белым льняным платком. – Я не хотела плакать. Говорила себе, что не буду, но…

Смущенная, с жалостью в сердце, Карлотта наблюдала, как мать пытается взять себя в руки.

– Джули, – тихо произнесла миссис Дилворт. – Ким… Да… У тебя глаза Карлотты… Такие же темные и нежные…

Пожилая женщина положила платок обратно в сумку. Она почти оценивающе взглянула на девочек, хоть и чистым взглядом.

– Такие темные, темные глаза… Никогда не поймешь, что за ними творится…

– Мама, я…

– Я точно никогда не понимала.

Карлотта вдруг поняла, что эта женщина действовала в жизни исключительно из робости и страха. Страха перед мужем, Богом, совершенно незнакомыми людьми. В глубине души пожилая женщина все еще не думала, что имеет право на существование. Шестнадцать лет назад Карлотта бежала не столько от жестокости, сколько от водоворота неопределенности.

Как долго страдала эта женщина, сначала от тирании своего мужа, а затем от тирании памяти о нем? Как долго она позволяла приносить себя в жертву на его эгоцентричный алтарь? Даже сейчас Карлотте было ясно, что она не освободилась и не сможет этого сделать за то короткое время, что ей осталось жить на земле.

Джули удивилась странному, отрывочному разговору своей мамы и этой совершенно незнакомой женщины, которая почему-то их знала. Это правда их бабушка? Тогда где же смех, где радость, о которых пишут в книгах? Бабушки должны быть добрыми и приветливыми.

– Когда я прочла газету, – сказала миссис Дилворт, – то должна была… Я хотела узнать… Могу ли помочь.

– Я понимаю, мама, – без злобы ответила Карлотта.

– Я изучала себя, Карли, заглядывала во все уголки себя, с тех пор, как ты ушла…

– Прошу, мама…

– Но Господь не дает нам знаков. Ни одного. Мы знаем конечный пункт, но не как туда прийти. И твой отец понимал не больше моего.

Карлотта почувствовала себя ужасно неуютно. Она боялась, что мама начнет говорить о пасторе Дилворте, а это грозило навлечь на них до жути неприятные воспоминания.

– Конечно, мама, я…

– Я молилась, Карли. О наставлении. И не получила ответа.

Карлотта смягчилась от чудовищности этого признания. Бог был краеугольным камнем всей взрослой жизни этой женщины.

– Я ходила в разные церкви, Карли. Но ответ не пришел, лишь жуткая тишина.

Видя слабость старой женщины, в ее нынешней абсолютной простоте Карлотта не находила в себе места ни страху, ни ненависти, только сочувствию. Чудовища, что держали ее в заточении и преследовали в том огромном доме в Пасадене, исчезли и сохранились только в похороненном детстве Карлотты. Карлотта почувствовала потребность пообщаться с матерью, преодолеть пропасть, которая, казалось, разделила их навсегда.

– Бог прощает всех, мама, – сказала Карлотта. – Он простил нас много лет назад.

Миссис Дилворт будто не услышала. Она оглядела странную комнату, видя в ней своего рода доказательство собственной горькой неудачи и Божьей кары.

– Я сожалею, что Бог не наполнил наши жизни смыслом, Карлотта. Твою и мою. Иначе все было бы по-другому.

Карлотта грустно улыбнулась, встала и поцеловала ее в щеку, чувствуя аромат сирени – тот самый, который так любила в детстве. «Как сильно, несмотря ни на что, я похожа на свою мать», – с удивлением подумала Карлотта.

– Тебе нужно было больше верить в себя, мама, – мягко отозвалась Карлотта. – Тогда, возможно, тебе удалось бы найти Бога.

Медсестра, о которой почти забыли, тихонько кашлянула, напоминая о времени. «Как странно, – подумала Карлотта. – В этом мире ничто не стоит на месте, никакие человеческие отношения. Даже сейчас, всего за несколько мгновений, я изменилась у нее на глазах, как и она изменилась на глазах у меня».

Миссис Дилворт с нежностью посмотрела на детей, затем снова повернулась к Карлотте.

– Ты разрешишь им навестить свою бабушку, Карли?

Карлотта невольно заколебалась. Мысль о ее детях в том доме, где она так страдала…

– Дом такой большой, и сейчас он почти пуст…

– Да, я знаю…

Карлотта посмотрела на детей. Ей казалось, что она приближается к глубокой пропасти, от которой отступала вот уже шестнадцать лет. Но теперь она была полна решимости прыгнуть.

– Да, – просто ответила Карлотта, не оборачиваясь к детям, – это прекрасный дом…

– Что скажете, дети? – спросила миссис Дилворт. – Там есть теннисный корт, и крокетный, и…

– Билли тоже поедет? – пропищала Ким.

Лицо миссис Дилворт сморщилось гирляндой морщинок.

– Конечно, и Билли тоже.

Все было решено. Карлотта гадала, обошла ли пропасть, или упала в нее. Чем больше она думала об этом, тем меньше ей нравилась мысль о том, что дети будут находиться в этом поместье. И все же это казалось единственным выходом. Теперь пути назад не было.

Карлотта взяла Ким на руки и прижала к старушке.

– Ким – тот еще неугомонный монстр, – с улыбкой сказала Карлотта. – За ней придется следить, если она возьмет в руки карандаши.

Ким внезапно почувствовала на своей щеке нежный поцелуй с запахом сирени. Она испуганно подняла глаза.

– Какие красивые дети, – сказала миссис Дилворт.

Джулия поцеловала бабушку и почувствовала, как ее горячо обнимают.

– Что ж, – произнесла миссис Дилворт, подмигивая, – остался ты, Билли.

Билли стоял неподвижно, не зная, отступить или подойти ближе. И вдруг почувствовал, как его обнимают две тонкие теплые руки.