Какие бы другие последствия ни вызвал поцелуй Джастина Пауэлла, он рассеял все сомнения Эвелины в отношении того, является ли Джастин Пауэлл настоящим бабником или нет. Словно во сне она доковыляла до конца дорожки. Наемный экипаж ждал ее на условленном месте. Она увидела прижатый к стеклу носик Мэри и ее пушистые рыжие волосы.

Как только Эвелина поравнялась с дверцей экипажа, оттуда высунулась рука, которая схватила ее и втащила внутрь. Мэри окинула взглядом разрезанные брюки и встрепанные волосы Эвелины. И не успела Эвелина опомниться, как француженка заключила ее в объятия, прижав ее лицо к своему объемистому бюсту.

— Моя бедненькая птичка! Тебя обесчестили! Ах он мерзавец! Я убью его! — причитала она, раскачиваясь из стороны в сторону. Только минуту спустя Эвелине удалось вырваться из объятий. Мэри реагировала на все так… по-французски.

— Немедленно перестань, Мэри, — строго остановила ее Эвелина, поправляя металлическую дужку очков, которые сбила Мэри, с энтузиазмом изображая ярость поборницы женской чести. — Ты совершенно неправильно истолковала ситуацию. Все прошло великолепно.

К концу дня, когда солнце клонилось к закату, повеяло прохладой. Семьи, отдыхавшие на травке на берегу Темзы, собирали свои одеяла и корзинки и подзывали наемные экипажи, постепенно разъезжаясь по домам. Остались лишь немногие энтузиасты, решившие до конца воспользоваться на редкость теплым мартовским деньком.

Над рекой поднимался туман. Джастин медленно шел по почти опустевшей дорожке, потом, остановившись возле скамьи, стоявшей у Тауэрского моста, уселся на нее. Над Темзой кружили чайки, то появляясь из тумана, то исчезая в нем.

Вытянув руку вдоль спинки скамьи, он наблюдал за худым как тростинка молодым человеком в легком полосатом пальто, который прогуливался с краснощекой продавщицей из магазина, забывшей сорвать ценник со своего дешевенького пальто. По реке внизу плыл плоскодонный ялик. Потом, когда часы на башне пробили семь, с последним Ударом появился бодрый мужчина средних лет в темном сюртуке и цилиндре. Он не спеша направился в сторону Джастина, помахивая тростью с серебряным набалдашником. Поравнявшись с Джастином, он остановился, чтобы полюбоваться на реку.

— Есть люди, которые считают, что туман вреден для здоровья и нагоняет тоску. Но что такое Лондон без его знаменитого горохового супа[3]? — спросил мужчина.

— Туман, по-моему, значительно гуще, — ответил Джастин.

Мужчина улыбнулся, не поворачиваясь.

— Ах, Джастин, ты сентиментален, как всегда.

— Мягкосердечие — мое проклятие, — согласился Джастин.

— Сердце мягкое, как сталь, — пробормотал джентльмен. Он покачал головой и повернулся к нему. — Твой день еще настанет, мой мальчик. Надеюсь, что я до него доживу.

— Я тоже, — насмешливо произнес в ответ Джастин. — Присаживайтесь, Бернард, иначе я сверну себе шею, глядя на вас.

— Ну, Джас, вот и я. А теперь говори, зачем ты просил о встрече со мной, — сказал Бернард, усаживаясь рядом на скамью.

— У меня есть план решения некоторых проблем, связанных с вашим делом.

— Вот как?

— План простой, — Джастин наклонил голову и прошептал: — Но очень-очень хитроумный.

— Довольно эффектно. — Бернард изобразил аплодисменты кончиками пальцев. — Я не льщу себя надеждой, что ты прислушаешься к моим словам, но не мог бы ты перестать относиться к нашей работе, как к какой-то игре, в которую играют мальчишки на школьном дворе?

— Как вы уже поняли, — ответил Джастин, — на игру мало надежды. Полно, Бернард, зачем смотреть на меня таким неодобрительным взглядом? И я бываю достаточно серьезным, когда требует ситуация, которая на сей раз этого явно не требует. Никакого риска.

Бернард ничего не сказал, только нахмурил лоб, а Джастин продолжал:

— Самая большая опасность — разоблачение. А поскольку подвергнуться такой опасности могу только я, больше никто не рискует.

— Гм-м, — произнес Бернард, снял цилиндр и положил его рядом с собой на скамью.

— Вот и я так же думаю, — шутливо произнес Джастин. — Я задавал себе вопрос: почему вы выбрали меня для выполнения такого задания? Совсем не потому, что я, скажем, занимался подобным раньше. С таким заданием любой может справиться. И я чувствую себя не вполне комфортно.

Бернард тяжело вздохнул:

— Что касается твоего вопроса, то причина, по которой выбор пал на тебя, совершенно ясна. Во-первых, именно

— потому, что ты никогда не делал ничего подобного, тебя никто не заподозрит. Во-вторых, изобретение слишком важно, чтобы можно было доверить его менее способному, чем ты, человеку. Ты наш козырь, оставленный про запас, мой мальчик.

— Приятно чувствовать, что в тебе нуждаются, — кисло усмехнулся Джастин.

Бернард игнорировал сарказм.

— Расскажи подробнее о своем плане. Джастин расслабился и закинул ногу на ногу.

— Меня попросили — нет, не совсем так, — меня нудили сдать в аренду монастырь «Северный крест» для проведения там великосветского приема по случаю свадьбы.

— Надеюсь, не ты являешься счастливым женихом?

— Боже упаси! — воскликнул Джастин. — Какая женщина в здравом уме выйдет за меня замуж? Никакой карьеры я не сделал. Так, болтаюсь по свету, делаю зарисовки птичек да раздражаю аборигенов бесконечными расспросами о местных обычаях. Поскольку я частенько обращаюсь к своим друзьям за границей с просьбой приютить меня, мое финансовое положение наводит на размышления. К тому же меня никогда не застанешь дома. Нет, я не жених. И никогда им не буду. Я всего лишь несчастный владелец дома, в который невеста решила вернуться триумфаторшей, чтобы утешить обиженных несправедливостью духов своих принадлежавших к трудовому сословию предков.

— Уверен, что ты говоришь разумные вещи, Джастин, однако будь снисходителен к моим преклонным годам, — сказал Бернард. — Объясни, о чем ты толкуешь?

Джастин, ни капельки не смутившись, изложил то же самое более подробно:

— Речь идет об одной американской вдове, у которой куча денег и которая имеет зуб против моего деда. Кажется, ее бабушка работала у старого мерзавца и считала его придирчивым, надменным, высокомерным и несправедливым. Он, конечно, таким и был, только ее бабушка воспринимала все как личное оскорбление. Воспитывая свою внучку — нашу нынешнюю скромную невесту, — она, наверное, внушала ей: «Вернись сюда, дочь моей дочери, вернись в этот проклятый дом, когда станешь богаче, займешь более высокое положение и станешь более влиятельной, чем старый бездельник, на которого я гнула спину».

— Уж эти мне американцы! — вздохнул Бернард.

— Да уж, — согласился Джастин. — Для достижения своей цели наследница наняла одну молодую женщину, чтобы та арендовала «Северный крест». А у нее я по чистой случайности оказался в долгу.

— Еще одна молодая женщина? Кто она?

— Эвелина Каммингс-Уайт.

Бернард на мгновение задумался, потом воскликнул:

— Боже мой, Джас, неужели внучка Лалли?

Джастин с любопытством искоса взглянул на него:

— Да. Вы ее знаете?

— Только понаслышке. Я знаком с ее дедом. Он называет свою внучку Ее Сверхчеловеческая Непреклонность. Клянется, что она всю семью держит в страхе.

— В страхе? — повторил Джастин. — Да она такая маленькая, что я сначала принял ее за школьницу. Так что относительно ее «устрашающей» внешности позвольте не согласиться с вами.

— Тебе лучше знать, — махнул рукой Бернард.

— Поверьте, я обычно не бываю таким самоуверенным, — заявил Джастин. — Однако между взломщиком и владельцем дома возникает странное чувство товарищества.

— А теперь, Джастин, позволь узнать, о чем ты толкуешь? Или у тебя такое странное чувство юмора? Склонность говорить загадками всегда была твоей ахиллесовой пятой. Говори проще, дружище. Какая связь между кражей со взломом, внучкой герцога Лалли и американской вдовой?