— Мы с мистером Пауэллом сейчас уйдем, чтобы не мешать вам. Мы как раз собирались уходить, не так ли? — обратилась к Джастину Эвелина с ободряющей улыбкой.

— Боже мой, я совсем забыл, — схватился он, вставая. — Напомните мне, куда мы собирались пойти?

— Я собиралась поехать в Лондон, чтобы забрать заказанные Мэри ленты, а вы хотели отправиться наблюдать за птицами.

— Совершенно верно. — Он взял со спинки стула свой пиджак и натянул его на себя. — Но прежде чем уйду, я должен сказать, что регбистская команда Мальборо проиграет, какую бы тактику они ни избрали. Можете не сомневаться. — Он вышел из комнаты, не дав ей времени сообразить, что ответить. Она чуть не рассмеялась, но, зная, что ее смех лишь добавил бы ему самоуверенности, ограничилась тем, что проводила его, сама того не желая, восхищенным взглядом.

Нельзя сказать, что его одежда, в которой он наблюдал за птицами, существенно отличалась от той, которую он надевал к обеду. Похоже, что он никогда не пользовался запонками, потому что рукава его сорочек были всегда засучены. Он почти никогда не надевал галстук и не застегивал верхнюю пуговку сорочки, да и воротничок-то иногда не надевал.

Она, напротив, была одета безвкусно, но по крайней мере выглядела опрятно.

— Леди Эвелина, можно с вами поговорить? — спросил Беверли.

— Разумеется, Беверли, — отозвалась она, как ни странно, предвкушая приятное развлечение. Словесные пикировки с Беверли стали ее излюбленным, ежедневным удовольствием. Маленькие глазки Беверли с мешками под ними явно поблескивали. — В чем дело? Или вы чувствуете неодолимое влечение к двухквартовой бутылке лафита Ротшильда, которое заставляет вас пренебречь своими текущими обязанностями и последовать ее зову?

— Не угадали, мадам, — проворчал он. — Просто я теряюсь в догадках, одобрите ли вы мой выбор оформления главного коридора.

Она последовала за ним в коридор и остановилась в восхищении. Вверху — о чудо из чудес! — Беверли обнаружил стеклянную крышу, настолько плотно закрытую ранее слоем опавших листьев и так сильно заросшую мхом, что ее многие годы никто не замечал. Теперь она была очищена и пропускала солнечный свет, освещавший старинную восточную ковровую дорожку, которую он обнаружил на чердаке свернутой в рулон. На тщательно отполированном боковом столике стояла серебряная ваза с необычайно красивыми тюльпанами, искрящимися в лучах солнечных зайчиков. На свежеокрашенных стенах висели картины, которые он случайно отыскал в стенном шкафу.

— Великолепно, Беверли! Вы — маг и волшебник!

— У меня голова закружилась от такой похвалы.

— Рано почивать на лаврах, Беверли. Нам еще предстоит приготовить шесть комнат. А потом еще как следует оборудовать кухню к прибытию нашего шефа.

Она улыбнулась обаятельной улыбкой.

— Я очень рада, что вы с таким энтузиазмом включились в работу, Беверли.

Он был совершенно бессовестным типом, но обмениваться с ним колкостями стало одним из ее удовольствий. Неудивительно, что Джастин держал его при себе. Такая мысль породила другую, и Эвелина решила удовлетворить давно мучившее ее любопытство.

— Скажите, Беверли, вы действительно убежденный женоненавистник или ваше негативное чувство относится только ко мне?

Он презрительно улыбнулся:

— Мое отношение к слабому полу не делает исключений, мацам.

— Наверное, мистеру Пауэллу, известному дамскому угоднику и все такое прочее, нелегко терпеть рядом с собой такого женоненавистника, как вы?

— Мистер Пауэлл? Дамский угодник? Не смешите меня! Интересно, почему ее вопрос вызвал такую реакцию?

Но тут Эвелина вспомнила, что Джастин перевоспитался. Возможно, он перевоспитался, до того как взял Беверли на службу.

— Может быть, мне следовало бы сказать, «был дамским угодником». Разве вы не знали?

— Я в услужении у мистера Пауэлла, с тех пор как он поступил на военную службу четырнадцать лет назад, — с чопорным видом произнес Беверли.

Она наморщила лоб, производя в уме подсчеты. Что-то не сходилось. Она застукала Джастина с миссис Андерхилл всего десять лет назад. Значит, какими бы недостатками ни обладал Беверли — а их было множество, — он был чрезвычайно преданным человеком.

— Мистер Пауэлл происходит из военных как по материнской, так и по отцовской линии, не так ли? — спросила она, понимая, что проявляет непозволительное любопытство, но не в силах упустить возможность узнать побольше о Джастине.

— Так, — с гордостью подтвердил Беверли. — Дед мистера Пауэлла по материнской линии был с Вулзли в Африке, а его отец участвовал в боях в Индии.

Родись она мужчиной, она обязательно пошла бы в армию. Приключения, опасности, возбуждение и возможность руководить самыми разными людьми — вот что она любила.

— Меня удивляет, что мистер Пауэлл предпочел не делать военную карьеру, — заметила она. — А может быть, и не удивляет, — добавила она, подумав.

Она представила себе Джастина с вечно взъерошенными волосами, в плохо подогнанном по фигуре твидовом пиджаке, внешний вид которого едва ли мог бы служить моделью для «героя войны», изображенного на сигаретных пачках. — Наверное, он разочаровал деда и отца, когда вышел в отставку?

Беверли помрачнел.

— Что случилось? Выкладывай, Беверли. Почему у тебя глаза налились кровью?

— Не понимаю, о чем вы говорите, леди Эвелина.

Она тяжело вздохнула, как будто ее утомили капризы четырехлетнего упрямого мальчишки.

— Ты знаешь, на что я способна.

— Припоминаю.

— Тебе известно, что я буду приставать к тебе, пока не получу ответ. Ты знаешь, какая я упрямая, когда мне что-нибудь нужно?

— К сожалению, да.

— В таком случае тебе лучше рассказать мне обо всем. Отставка связана с дедом мистера Пауэлла и армией? Что именно?

— Он поступил так несправедливо! — вдруг выпалил он сквозь стиснутые зубы. — Старый… козел и понятия не имеет, что к чему.

— Ну? — произнесла она, когда он остановился, заставляя его говорить дальше.

Она понимала, что Беверли впервые говорит с ней искренне, не прикрываясь шуточками и язвительными замечаниями.

— Одиннадцать лет назад, когда вся семья собралась, чтобы вместе отпраздновать Рождество, мистер Пауэлл объявил о том, что уходит из армии, — сказал Беверли. — Не дав ему даже договорить, бригадный генерал встал из-за стола и заявил, что уж лучше он погиб бы в Африке, чем жить трусом. Больше он никогда с мистером Пауэллом не разговаривал.

Эвелину потрясла несправедливость поступка деда. Его перед всей семьей назвали трусом!

— Какой ужас!

— Извините, что я рассказал. Мне следовало молчать. Мистер Пауэлл будет очень недоволен. Но я рассказал вам только потому, что вы по-особому относитесь к мистеру Пауэллу.

— Они так и не помирились? Ужасно. Должно быть, он очень обижен, — покачала головой Эвелина.

— Прошу вас, не тревожьтесь за него. Мистер Пауэлл не из тех, кто попусту тратит время, сожалея о прошлом. Он крепкий орешек и не позволил бы слепому фанатизму своего деда разрушить его жизнь. К тому же все произошло очень давно. С тех пор прошла целая вечность.

Она печально улыбнулась, и Беверли, забывшись на какую-то долю секунды, ответил ей улыбкой. Потом, кашлянув, уведомил ее:

— А теперь, леди Эвелина, если вы закончили свой допрос, то, может быть, позволите мне вернуться к своей работе? — Не дожидаясь ответа, он торопливо удалился.

Она медленно пошла за ним следом, размышляя. Может быть, Джастину действительно абсолютно безразлично мнение бригадного генерала? Тут есть над чем подумать.

Эвелина привыкла всю свою жизнь получать одобрение и похвалу со стороны всех членов своей семьи. Если ее лишить поддержки семьи, то что у нее останется?

При одной мысли об этом ей стало страшно. Нет, уж такого у нее не отнимут. Она добьется успеха. Она не посрамит ни своей семьи, ни тетушки, ни миссис Вандервурт. Все шло пока как по маслу.

Успокаивая себя, она заглянула в большой холл и полюбовалась результатами работы, проделанной во внутреннем дворике. Сорная трава выполота, а каменные плиты сияли чистотой. Для придания романтичности оставили лишь мох на каменных вазах, а небольшой давно заросший пруд вычистили и заново заселили крупными золотыми рыбками. Несколько садовников высаживали в трещины, образовавшиеся в камне, цветущие растения, а с одного берега пруда на другой перекинули изящный горбатый мостик решетчатой конструкции, в середине которого соорудили беседку из замысловато переплетающихся прутьев кованого железа.