Длинные сильные пальцы взялись за ворот ее туники. Элиза пыталась помешать ему, но тут же поняла, что не сможет противостоять такой силе. Послышался громкий треск рвущейся ткани, и Брайан сорвал тунику с Элизы.

Облаченная только в тончайшую льняную рубашку, Элиза почувствовала, как ее лицо заливает румянец оскорбления и бешенства.

Невольно обхватив себя руками, она разразилась потоком ругательств, достойных даже матерого воина:

— Ублюдок! Дерьмо! Сукин сын! Недоносок!

Элиза яростно вцепилась в порванную шерстяную тунику но Стед перехватил ее запястье и другой рукой отбросил порванную одежду через комнату, в дальний угол. Элиза в отчаянии взглянула на своего мучителя. Он наклонился, поднимая кольцо, что вызвало новый град ее проклятий.

— Значит, у тебя нет никаких вещей короля? — переспросил он.

— Подожди! — воскликнула Элиза. — Ты не понимаешь.

— Нет, уже все понял.

— Нет…

Он поднялся, шагнув к ней.

— Снимай рубашку.

— Что?

Он отпустил Элизу, прошел к скамье и сел, выжидательно скрестив руки на груди и глядя на Элизу холодными расчетливыми глазами.

— Ты слышала, герцогиня? Снимай рубашку. Если ты не сделаешь этого сама, мне придется тебе помочь. Боюсь, я буду немного грубоват, так что, если хочешь сохранить целой хотя бы рубашку, сними ее сама.

— Должно быть, ты спятил! — прошипела Элиза, содрогаясь от унижения. Этого не могло произойти, во всяком случае с ней. Ее любили и баловали родители, она была любимицей короля, народ уважал ее. Она отдавала приказы негромким голосом, и им немедленно повиновались; рыцари постоянно следовали за ней, готовые отдать жизнь, лишь бы защитить ее…

И вот теперь этот ночной зверь унижал ее, как простую служанку!

Она позволила ему это сделать. Казалось, он проник ей прямо под кожу, лишил чего-то большего, нежели одежды, отнял у нее достоинство и величие, тщательно оберегаемые на протяжении всей жизни…

— Спятил? — сухо повторил он. — Может быть. Сейчас полнолуние, и любую ярость можно оправдать помешательством. — В этот момент его голос был почти приятным, как мягкий бархат. Он отлично подошел бы к некогда прославленному двору Элеоноры. Но голос тут же изменился и стал режущим и твердым как сталь: — Снимай рубашку, герцогиня. Элиза подняла подбородок и из последних сил распрямила спину и плечи.

— Ты совсем не благородный рыцарь, сэр Стед, — произнесла она ледяным тоном. — Ни один рыцарь не стал бы так обращаться с леди…

— Но ты не леди, герцогиня, — невозмутимо перебил Стед. — Ни одна леди не обладает таким острым и злобным языком.

— Любой человек способен заговорить зло и остро, оказавшись рядом с гнусным животным!

Он улыбнулся, и эта улыбка не понравилась Элизе.

— Я жду, герцогиня.

— Тогда тебе придется долго ждать, сэр, ибо я не намерена раздеваться перед тобой, как простая потаскуха.

Он пожал плечами, словно показывая, что у нее была возможность выбора, и начал подниматься. Судя по горькому опыту, Элиза не сомневалась в его намерениях и в способности выполнить любую угрозу. Достоинство ее вновь улетучилось как дым, и она в раздражении топнула ногой.

— Подожди! — воскликнула она, и в ее голосе послышалось больше мольбы, чем она хотела. Рыцарь замер, положив руки на пояс, и приподнял бровь, словно давая ей шанс оправдаться.

— Сэр, — начала она, надеясь, что тихая и убедительная печь поможет ей, несмотря на то что уже не верила в учтивость этого человека. — Должно быть, ты понимаешь, как сильно пошатнулось мое положение! Ты угрожаешь моей репутации, держа меня здесь в грозу, ты проявил ко мне величайшее неуважение, оставив почти без одежды, но теперь ты требуешь, чтобы я разделась, для любого благородного человека это было бы…

— Было бы чем, герцогиня? — учтиво поторопил он.

Прилив румянца опять залил щеки. Почему она смутилась? Ведь положение так очевидно.

— Ты подвергаешь меня опасности! — воскликнула она, выходя из терпения. С этими словами она поняла, что положение действительно было серьезным. Брайан Стед оказался более грубым, чем можно вообразить. Элиза ясно поняла, что каждое ее слово убеждало его только в одном: она воровка. А теперь он получил доказательство: кольцо короля. Если он окончательно решит, что она всего-навсего воровка и блудница, то может осмелиться на все что угодно…

— Герцогиня, — ровным тоном ответил он, — ты сама подвергла себя опасности, когда сочла нужным решиться на воровство и убийство.

— Дьявол тебя побери! — выкрикнула Элиза, сжав кулаки и стараясь удержаться, чтобы не броситься на рыцаря в порыве безумной ярости. — Говорю тебе…

Он поднял руку с зажатым в ней королевским сапфиром, и тот блеснул на свету.

— Это кольцо, — уверенно проговорил он, — принадлежало Генриху Плантагенету. Он носил его на мизинце днем и ночью, долгие годы, сколько я могу вспомнить. — Брайан посмотрел на камень, и его глаза потемнели и затуманились от воспоминаний. Когда он вновь взглянул на Элизу, его глаза были блестящими и яркими, как драгоценные камни. — Снимай рубашку, герцогиня.

— Клянусь, у меня больше ничего нет…

— Ты с самого начала клялась, что у тебя ничего нет.

Поступок был глупым и отчаянным, но Элиза и в самом деле отчаялась и бросилась прочь. Перепрыгнув через скамью, она подбежала к двери, лихорадочно провела рукой по дубовым доскам и схватилась за ручку. Дверь начала открываться. Одним прыжком рыцарь нагнал Элизу. Она почувствовала, как ее обхватили за талию и грубо швырнули на пол. Она попыталась откатиться, в сторону, но рыцарь вновь настиг ее.

— Пусти меня! — в страхе и ярости закричала Элиза, когда он встал над ней, поставив ноги по обеим сторонам тела. — Пусти!

Он нагнулся, сжимая ее ногами и намереваясь придавить всем телом. Животный страх, который прежде заставил Элизу бежать, теперь велел ей отбиваться. Увидев Брайана над собой, она принялась бороться изо всех сил.

За свои усилия она была вознаграждена резким, свистящим вздохом и кратким восклицанием боли, но ощущение победы исчезло так же быстро, как и появилось. Боль не отвлекла этого человека от его замысла. Он наклонился, поймал руки Элизы и пригвоздил их к полу по обеим сторонам тела. Проделав все это, он перевел дыхание и взглянул на нее с такой ненавистью, что Элиза быстро пожалела о своем поспешном поступке.

Она изумилась, когда рыцарь медленно отпустил ее и поднялся.

— Герцогиня, — неторопливо произнес он, — больше так не делай. Я буду рад поводу сломать тебе шею, так что если ты не совсем глупа, то не дашь мне этого повода. Ты испытываешь мое терпение, а на моем месте добрая половина «благородных» рыцарей уже избила бы тебя. Я стараюсь не перегибать палку, просто стремлюсь сдержать тебя. Утихомирься, не пытайся бежать, ибо каждый мужчина — не важно, насколько он «благороден» — имеет предел терпения.

Элиза была в панике. Она чувствовала, что готова заплакать, как ребенок, и ее удерживало от слез только нежелание выказывать слабость перед этим человеком.

— Не перегибать палку! — возмущенно произнесла она, и ее ладони зудели от желания ударить это каменно-ледяное лицо. — Я просто защищаюсь! Ты преследовал меня, стащил с лошади, увез с собой и оскорбил. Ты…

— Я всего лишь поймал воровку.

— Ублюдок! — Зуд в ладонях стал невыносимым. Она замахнулась, но так и не удостоилась удовольствия причинить ему боль. Он перехватил ее руку на лету. Ледяная улыбка тронула его губы, когда он уронил ее руку на пол так, что Элиза больше не осмеливалась пошевелить ею.

Она замерла, глядя в его глаза и стараясь сдержать дрожь. Но когда он коснулся воротника ее рубашки, Элиза вновь обрела способность защищаться. Вцепившись в его руки, она яростными усилиями принялась отрывать их от себя.

— Черт бы тебя побрал, сука!

Она вскрикнула, когда рыцарь сжал вместе ее запястья так грубо и сильно, что слезы тут же навернулись на глаза.