В последнюю ночь Элиза сама пришла к нему. Брайана всегда изумляло, как удавалось столь холодной и горделивой женщине по ночам становиться такой ласковой и страстной. Ночь… его последняя ночь.

Его охватило отчаяние, не успев утихнуть, его желания пробуждались снова. Он стал страстным и настойчивым, неутомимым и ненасытным. Она не пыталась возразить, напротив, возбуждала его своим неутихающим желанием.

На рассвете он стал одеваться, так и не сомкнув глаз за всю ночь.

Прицепив к поясу ножны, он опустился на край постели. Под глазами Элизы появились тени, она побледнела. Лучи рассветного солнца проникали сквозь окна, играли в ее волосах, — казалось, она окутана золотисто-алым шелком.

Брайан взял ее за руку и рассеянно повертел сапфировое кольцо. Взглянув ей в глаза, он проговорил:

— Кто же ты, герцогиня? Вправду ли ты принадлежишь мне? Или ты навсегда закрыла от меня свою душу, заперла ее на замок тайны?

Ее глаза блеснули — бирюзовые озера, которые угрожали пролиться и утопить его. Она покачала головой.

— Не надо ссориться с Гвинет из-за меня, — мягко попросил Брайан.

— Еще одна угроза, милорд, или просто предупреждение?

— Просьба, а не угроза и не предупреждение. — Его улыбка вдруг стала горькой. — Мне незачем угрожать: Перси едет со мной.

— Удобно, не правда ли?

Он пожал плечами.

— На мой взгляд — да.

— И ты предлагаешь мне быть любезной с твоей любовницей!

— Просто дружить с ней по-соседски. Здесь мы отрезаны от остального мира, а она ждет ребенка.

— Ах да! Разве ты не хочешь, чтобы эта плодовитая соседка поменялась местами с твоей женой?

— Она гораздо добрее, — заметил Брайан. — И, признаюсь, в этом случае я был бы уверен, что после возвращения найду свою жену дома. Догадываюсь, что ты намерена покинуть дом, едва пыль осядет на мои следы.

— Бежать в Монтуа? — спросила Элиза. — Боюсь, меня там ждет не слишком радостный прием. Твои друзья и люди короля держат в кулаке герцогство, ныне ставшее твоим.

— Оно не только мое, но и твое.

— Не бойся, — пробормотала она, поворачиваясь к нему спиной. — У меня нет желания вновь тащиться через всю страну.

— Или же ты просто ждешь, что крестовый поход возьмет свою дань жизнью воинов?

— Я не желаю тебе смерти.

— Понятно, ждешь только моего отсутствия.

— Прежде ты рвался в бой не меньше, чем Ричард.

— А тебе не терпелось дождаться моего отъезда.

— Ричард еще в Англии.

— Да… и, вероятно, я еще успею побывать дома, прежде чем мы отправимся на континент.

— Это предупреждение, милорд?

— Просто утверждение. Может, я сделаю это из любопытства. — Он потянулся, легко приподнял ее голову за подбородок двумя пальцами и взглянул ей в глаза. — Больше всего я удивлюсь, если ты и в самом деле дождешься меня.

— Будущее обещает быть удивительным, верно? — пробормотала она, и Брайан, как обычно, уловил в ее словах насмешку.

— Невероятно удивительным. Я буду особенно рад услышать о твоем здоровье, прежде чем мы отправимся в Святую Землю.

— Мое здоровье? Оно всегда в порядке…

— Надеюсь, что тебя будет тошнить каждое утро.

На ее щеках проступил румянец.

— Тогда тебе следовало жениться на Гвинет — она и сейчас ждет тебя, страдая так каждое утро!

Он встал и направился к двери, не желая уезжать в пылу ссоры.

На пороге он остановился:

— Я не жалею о нашем браке, герцогиня.

Дверь тихо закрылась за ним, через несколько минут послышалось цоканье копыт — отряд Брайана покинул поместье.

В комнате стало прохладно; дом опустел.

Элиза содрогнулась от страшной пустоты в душе.

Осенние ливни сменились снегопадами, и к середине декабря поместье превратилось в ледяной дворец на вершине снежной горы.

Элиза отменно управлялась с работой. Стражники стали твердо помнить о своем долге, домашняя прислуга была расторопной и умелой, крестьяне с радостью принимали новый порядок. Пусть хозяин поместья уехал: они быстро узнали, что леди Элиза умеет быть и доброжелательной, и суровой, справедливой и милосердной и высоко ценит честность. Каждое утро зал переполняли крестьяне с прошениями, и, если закон не давал твердого ответа в затруднительном случае, Элиза предоставляла пяти выбранным мужчинам принять решение. В общении со своими людьми, даже ближайшими из слуг, Элиза сохраняла твердость и спокойствие.

Но саму ее терзали чувства, угрожая свести с ума. Самым досадным было то, что Элиза даже не понимала их причину.

С каждым проходящим днем она все сильнее желала Брайана. По вечерам она ложилась и долго лежала без сна в пустой и холодной постели. Она страстно жаждала его.

Но, просыпаясь утром, Элиза мечтала убить мужа. Обезглавить, разорвать на куски.

Какие бы оправдания ни пыталась находить Элиза, вспоминая о Гвинет и ее ребенке, она чувствовала, как ее охватывает гнев. В такие минуты ей хотелось упасть ничком и заплакать.

Разумеется, во всем была виновата ревность, но Элиза не хотела этого признать. Она продолжала убеждать себя, что ее заставили выйти замуж.

Долгие часы она проводила в догадках, где сейчас Брайан. Пускай Гвинет оставалась поблизости, на Корнуолле, но Лондон был переполнен женщинами, и Элиза знала, что в прошлом Брайан пользовался благосклонностью как крестьянок, так и знатных леди.

Всех мужчин — от Перси и ее отца и до Брайана (особенно Брайана!) — Элиза считала отвратительными животными. Генрих, ее любимый отец, обращался со своей женой по-свински, а список его любовниц был бесконечным. Перси, с которым она мечтала связать свою жизнь, оказался на поверку слабым и безнадежно лицемерным. Но мысли о Перси больше не уязвляли ее, хотя Элизе хотелось заставить Брайана верить, будто она по-прежнему любит Перси: маленькая месть за бесконечные унижения. На самом деле она с трудом представляла себе теперь даже лицо бывшего жениха.

А вот образ Стеда преследовал ее постоянно.

Элиза сердито напоминала себе, что ее муж в эту минуту может быть где угодно. Он заявлял, что не виделся с Гвинет с тех пор, как Ричард назначил их брак, но было ли это правдой? Мужчины, по-видимому, не считают себя обязанными хранить верность женам, особенно на службе у короля, когда эта служба заставляет их уезжать далеко от дома. Но, несмотря на то, что мысли о неверности Брайана больно ранили Элизу, она не могла представить его рядом с незнакомками. Она видела его рядом с Гвинет.

Закрывая глаза, она с мучительной ясностью представляла себе эту картину. Они были в комнате, озаренной тусклым светом свеч. Их ждала широкая постель со свежим бельем. Брайан не сводил глаз с Гвинет; Гвинет улыбалась, приоткрыв влажные губы, ее темные глаза страстно блестели. Оба они начинали торопливо раздеваться, Брайан издавал приглушенный стон. Он уносил Гвинет в постель, но она тут же поднималась на колени, лаская сильное тело воина; она прикасалась к его бронзовой коже, прижимала лицо к груди Брайана, слушая, как бьется его сердце, ощущала твердые мускулы, лаская его руками и губами…

Элиза внезапно очнулась и тихо застонала. Почему он не оставил ее в покое, в отчаянии спрашивала она. Она ненавидела Брайана за то, что желала его всей душой, и презирала себя за это желание. Ее соседка носила внебрачного ребенка Брайана, та самая соседка, что прежде была любовницей мужа Элизы и в будущем вновь могла делить с ним ложе.

Почему бы и нет? Брайан мечтал о ребенке, а Гвинет готовилась выполнить его мечту. Элиза представляла их вдвоем, крепко обнявшимися, трепетно прислушивающимися к жизни, которую они зачали.

Но ребенок Гвинет не сможет стать наследником Брайана! Только Элиза, его законная жена, способна подарить ему наследника…

Застыв в своем отчаянии, Элиза клялась страшными клятвами, что никогда не удостоит Брайана такой милости. Во всяком случае, пока он где-то вдалеке от нее оставляет за собой вереницу ублюдков.