Куда? Да и был ли у нее выбор?

Печенег помог ей сесть на круп его лошади, подал ребенка, сел сам, и животное затрусило мелкой рысью. Светорада упиралась коленями в тушу перекинутой перед ней косули, одной рукой вцепилась в пояс Сагая, другой придерживала Глеба.

Ехали они долго, и Светорада только дивилась, как степняк определяет направление. Но ехал он уверенно, даже напевал что-то под нос. Глядя на него, княжна вдруг вспомнила мерянина Киму, и это сравнение так расслабило ее, что она тоже стала негромко подпевать печенегу. Тот удивленно оглянулся, потом тоненько засмеялся.

– Медовая хорошо! – произнес на ломаном хазарском.

Светорада вздохнула. Ах, если бы не страх за жизнь Глеба, лучше бы она умерла в той рощице!

Мохнатая савраска Сагая шла ходкой рысью. Кривая сабля в окованных бронзой ножнах билась о голенище суконного сапога, позвякивала о стремя. В степи не было ни души, только изредка перекликались в чахлой траве суслики.

А потом, уже ближе к вечеру, они подъехали к становищу печенегов, разбитому у небольшого ручья. Светорада увидела пасущиеся стада, всадников, гонявших табун, стоявшие по кругу кибитки, а за ними юрты, между которыми было полно народу. Повсюду бегали ребятишки, расхаживали неопрятного вида женщины, лаяли, выскакивая из-под телег, собаки. Мужчины сидели перед одной из юрт на огромном войлочном ковре, пили кумыс, разговаривали. Они были широколицые, смуглые до черноты, узкоглазые, одетые кто в яркий халат, кто в засаленную безрукавку.

Заметив Сагая с пленницей, многие стали поворачиваться в их сторону, сбежались дети, тыкали пальцами. Сагай с важным видом проезжал мимо них, довольный всеобщим вниманием. Потом перед юртой, где сидели мужчины, соскочил с лошади, помог сойти Светораде с ребенком.

– Медовая. – Он указал на нее большим пальцем.

Светорада озиралась, слыша вокруг непонятный каркающий язык. Попробовала было что-то объяснять на хазарском, но все стали смеяться. Сагай опустился на разостланный войлок и начал что-то рассказывать остальным мужчинам, порой оглядываясь на привезенную им пленницу. Светорада обратилась к одной из женщин, попросила поесть, но та никак не отреагировала. Постепенно все разошлись, занялись своими делами. Из степи к становищу шли коровы, распространяя вокруг запах пота, шерсти и молока. Доильщицы с кожаными ведрами потянулись к стаду.

Вечерело. Женщины готовили у костров еду. Недалеко от Светорады поставили на огонь большой бронзовый котел. Когда похлебка закипела, темная пена, поднимаясь с одного края, выплеснулась на огонь и зашипела.

Сперва к котлам подсели мужчины. Светорада опять увидела Сагая, но он на нее даже не посмотрел. Княжна отрешенно сидела в стороне, прислонившись к колесу повозки. Укачивала Глеба, который встрепенулся, учуяв запах еды, заныл тихонько:

– Ма! Мням, мням.

– Тише, мой соколик. Скоро поешь.

От его хрупкости и беззащитности у нее сжималось сердце.

Когда вокруг котлов уселись женщины, Светорада, оставив малыша под телегой, решила присоединиться к ним. Но на нее закричали, стали отгонять. Только когда все женщины насытились, ей разрешили соскрести со стен котла остатки еды.

Разваренная козлятина с кореньями показалась Светораде странной, но вкусной, и она, набрав еды в глиняную миску, стала кормить Глеба. Потом укачивала его, напевая колыбельную. Малыш сонно поднимал ручку, гладил ее нежной ладошкой по щеке.

– Ма! Мама!

Светорада судорожно всхлипнула. Вот и у нее появился сыночек. Опять подумала об Ольге. Где она сейчас? Жива ли?

К Светораде подошла одна из женщин, жестом и окриком дала понять, чтобы она отправлялась мыть котел. Пришлось повиноваться. Похоже, ее рассказам, что она хазарская царевна, тут никто не поверил.

Когда уже в потемках она окончила работу и вернулась к Глебу, то увидела, что подле него на корточках сидит Сагай. Услышав ее шаги, он повернулся и указал на брошенный у телеги войлок.

– Ложись, – сказал по-хазарски.

Светорада молча смотрела на него. Ей вдруг стало дурно. Когда Сагай схватил ее, она упруго изогнулась в его руках, как большая сильная рыбина, и попыталась вырваться. Тогда он с силой толкнул ее, и она упала, но тут же быстро вскочила на ноги. Удерживая его, стала опять говорить, что она царевна, что за нее он получит большую награду.

На их возню стали обращать внимание, где-то в стороне прозвучал смеющийся голос мужчины.

Сагай тяжело дышал в темноте, глядя на пленницу.

– Знаешь, что он сказал? Чтобы я тебя побил. Но я не хочу. Я тебя подобрал, накормил, привез. Ты должна быть доброй со мной.

Его хазарское произношение было ужасно, но она все поняла. Как и поняла его последнюю фразу:

– Ты ведь не хочешь, чтобы завтра в этом котле сварили твоего сына?

Мучительно застонав, Светорада подчинилась. И уже лежа под двигавшимся на ней печенеге, вспоминала, что еще недавно была со своими, обнимала брата и верила, что все ее напасти позади. И вот все сызнова. Но только еще хуже.

Наконец Сагай задвигался быстрее, застонал и скатился с нее. Но, как оказалось, это было еще не все. Когда мужчина, подтягивая штаны, собрался уходить, подле Светорады возникла еще одна фигура. Другие руки попытались опрокинуть ее на войлок. Княжна стала отбиваться, звать Сагая. Со стороны послышались возмущенные сонные голоса. Сагай шел, не оглядываясь. Когда Светорада попыталась сопротивляться, даже драться, ее больно ударили плетью. Княжну это не остановило, и она продолжала вырываться. Недолго думая, степняк размахнулся и стегнул уже заснувшего Глеба. Малыш тоненько и пронзительно запищал. Но как только насильник вновь занес руку для удара, Светорада вцепилась в него и покорно упала на спину.

Она лежала безропотно, думая о том, что печенеги овладевают женщиной не раздеваясь, что их одежда заскорузла от грязи и отвратительно пахнет, что их объятия полны грубой похоти, а не страсти.

Когда ее оставили в покое, она долго плакала в ночи, прижимая к себе Глеба.

Утром печенеги решили трогаться с места. Светораде давали поручения, ругали за нерасторопность. Она вспоминала, как ранее справлялись с подобной работой женщины хазар. Ах, раньше у нее не было никаких забот, и даже такое громоздкое и хлопотное времяпрепровождение, как кочевка, не доставляло ей неудобств. Блистательная шадё, которой все стремились услужить. Теперь же, когда Сагай посадил Глеба на одну из телег и велел ей идти следом, она смиренно подчинилась.

По пути она нарвала травы и кое-как сплела куклу, наподобие тех, какие ему мастерила Ольга. Малыш заулыбался, получив игрушку, что-то залопотал. Когда игра надоедала, протягивал к Светораде ручки и говорил:

– Ма-ма!

Светорада брела за медленно увлекаемой волами повозкой. Мимо проезжали всадники, мычали подгоняемые бичами коровы, блеяли овцы. Шли, переговариваясь, женщины. Светорада молчала, подавленная гнетом своей злой Недоли. Вот она и рабыня, вот и опустилась ниже некуда. Где ее княжеская гордость? Ей бы не тащиться за повозкой, а лечь и умереть. Пусть бы ее убили, замучили. Но как она может решиться на такое, если в повозке сидит ребенок и зовет ее:

– Ма! Ма-ма!