Немного в стороне от Ростова, где болотистые низины озера Неро сменяются возвышенностью у тихой речки, называемой Устье, лежали земли, которые род Аудуна стал очищать от леса под пашню. Дома, в Норейг, у ярла Аудуна тоже были пашни, но небольшие. Здесь же земли было много, но всю ее покрывали леса, а жившие в окрестностях Ростова меряне никогда не пахали, не сеяли, а промышляли рыболовством, охотой и бортничеством. Поэтому каждый человек, соглашавшийся сидеть под рукой варяжского ярла и возделывать землю, пользовался его покровительством и защитой. В основном это были переселенцы-славяне. Они тяжело отвоевывали землю у леса: сперва рубили деревья, потом палили пни, корчевали остатки, а под конец, когда унавоженная палом земля становилась пригодна, вспахивали ее сохой и бросали семя.

От дома Аудуна на создание открытых пространств под пашни всегда приходило человек пятьдесят. Мужчины на скорую руку ставили землянки и начинали валить лес.

Как-то, ближе к полдню, когда были вымыты последние котлы и сытые работники-лесожоги ушли работать, Светорада была предоставлена самой себе. Работы тут оказалось меньше, чем говорила Верена, которая жалела подружку, вызвавшуюся отбыть в лес. И не потому, что трудившиеся от зари до зари лесожоги не так уставали и мало ели. Попросту к Светораде и двум прибывшим с ней служанкам пришла негаданная помощь в лице местных девушек-мерянок. В селениях мерян, как ни странно, был значительный перевес женского населения, вот молоденькие славницы[74] и спешили туда, где жили рослые и сильные мужчины. Явившись на лесопал, они проводили тут целые дни, заигрывали с работниками, а заодно помогали трем женщинам, которым надлежало кормить всю ватагу. Каждая из пришлых мерянок надеялась, что она приглянется кому-нибудь из возможных женихов, что тот оценит ее юную свежесть и умение хлопотать по хозяйству. Поэтому следившей за стряпней Светораде приходилось не столько самой готовить, сколько распоряжаться и выдавать припасы: лук, репу, соль. Она назначала кого на варку, кого на разделку мяса, а кого и на уборку. В ее становище всегда были чистые котлы, вытертые столешницы, а сама она поднаторела в приготовлении некоторых блюд мерянской кухни. Поначалу ужасавшая ее мерянская похлебка из сваренных вместе оленины, рыбы и дичи пополам с крапивой оказалась на деле очень вкусной, несмотря на ее неприятный мутный вид, а так называемые «твердые» кисели из овсянки, подававшиеся холодными и приправленными медово-ягодной подливой, она вообще сочла за изумительное лакомство, которое нравилось как ей, избалованной княжне, так и местным трудягам, не устававшим хвалить своих стряпух.

Однако сейчас, когда так пригревало солнышко, а дел на ближайшее время не было, ей не хотелось думать о работе. Накинув на плечи вязаный жупан, оправив выбившиеся из-под повоя кудряшки, Светорада отправилась по лесной тропинке к реке Устье. Вокруг было так хорошо! Там, где темные ели уступали место лиственному подлеску, на деревьях уже лопнули почки и ветви берез и осин покрылись полупрозрачной дымкой молодой листвы. Пока Светорада была недалеко от становища, до нее долетал запах дыма от сожженных работниками корневищ порубленных деревьев, слышались глухие удары топоров. Люди торопились поспеть к сроку. Настал уже второй месяц весны, который здесь называли березозолом, а там, где Светорада жила раньше, – квитнем.[75] Но у нее на родине он и впрямь был квитнем: все поляны зеленели молодой травой, а берега над Днепром пестрели цветами. Девушки, собирая первоцвет, плели венки, в которых красовались перед парнями, и распевали ласковые песни-веснянки. Здесь же под корягами и в ложбинках еще таился лежалый сероватый снег, и только на солнечных проталинах качали головками голубые пролески, оживала среди валежника прошлогодняя трава. От размышлений княжну отвлек дробный стук копыт. Кто-то ехал быстрой рысью по тропинке, по которой она шла. Светорада не очень обеспокоилась, так как знала, что поблизости есть мерянское селение, да и свои люди недалеко. Однако, увидев приближающегося всадника в разлетавшейся на ветру малиновой накидке и узнав его гнедого мерина с белыми до колен ногами, она нахмурилась. Усмар! Как же он надоел ей! Они ведь уже обо всем условились, и Светорада выполнила обещанное, окончательно запутав в подсчетах Путяту и тем самым вызвав у посадника раздражение. Усмар тоже как будто придерживался договора, и однажды приехавший в лес Скафти принес Светораде весть, что вскоре новый десятник Стрелок получит еще под свою руку людей. И вроде бы все складывалось удачно, да только Усмар счел, что теперь Медовой будет не хватать его внимания, и стал то и дело приезжать на лесопал. Светорада уже поняла, что зря связалась с ним, поэтому, когда Усмар приблизился и, узнав ее, приветливо заулыбался, она просто остановилась на тропе, прямая и надменная, и строго посмотрела на него из-под насупленных темных бровей. Но недовольный вид Светорады не обескуражил тиуна. Придержав коня, он легко соскочил на землю.

– Здрава будь, Медовая! – весело окликнул он ее. – Не меня ли дожидаешься?

Светорада предпочла ограничиться легким поклоном. Он же не переставал улыбаться.

– Вон как ты меня неприветливо встречаешь. А ведь я привез тебе добрые вести.

– Мой муж вернулся? – не удержалась от вопроса Светорада.

Тиун молчал, медленно ударяя по ладони свернутым кнутовищем.

– А весть моя такая, – подступая к ней ближе, начал он вкрадчиво. – Ныне Путята отправляет большой отряд в Медвежий Угол, причем поведет людей сам Аудун Любитель Коней. Моему тестю только того и надо. Скоро там, подле Медвежьего Угла, большой торг начнется, и он себе своих любимых лошадей сможет прикупить. Однако все одно поводом для отправки на Итиль остается сопровождение большой дружины под команду твоего муженька. Ну, ты довольна, как у нас дело сложилось, а, Медовая?

Светорада невольно просияла улыбкой. Но потом сообразила, что теперь ее Стемка очень и очень нескоро сможет выкроить время, чтобы наведаться к ней. А вот как бы ей самой к нему отправиться?

Задумавшись, Светорада теребила тонкую веточку ближайшего куста, а про Усмара будто забыла. Он же смотрел на нее во все глаза. Как же она ему нравилась! Даже работа на палах не придала ей вид простой служанки; Медовая смотрелась благородной госпожой и в одежде работницы, а какова же она будет, если нарядить ее в шелка и парчу, распустить по плечам эти дивные кудри да навесить на высокую грудь гроздья блестящих стеклянных бус, какие бы он подарил ей, прояви она к нему свою милость. Добиться бы ее приязни… Когда она улыбается, в уголках пухлого сладкого ротика появляются такие прелестные ямочки… Усмар невольно задержал взгляд на губах Светы и даже судорожно сглотнул слюну, ибо ему уже чудился вкус ее рта, медовый, пьянящий…

Словно забывшись, Усмар шагнул к ней, отвел пальцами тонкие пряди от ее щеки, такой теплой, упругой и бархатистой. А когда она взглянула на него… Какими же прозрачными и медовыми были ее яркие очи под темными бровями!

– Эй, тиун, погоди лезть-то! – грубо прервала его мечтания Света. – Сам дал понять, что муж мой теперь не последний человек в округе, так что держись от меня подальше.

– Ну что ты все про Стрелка своего? – понизив голос, сказал Усмар. – Ты вон его возвысить хотела, а он знаешь, как тебя отблагодарил? С мерянкой в Медвежьем Углу сошелся, с Согдой этой, шаманкой дикой. Она у мерян красавицей и искусницей в любви слывет. Вот он с ней и того… Все об этом знают, только тебе не говорят. Вот бы ты и сошлась со мной – не так-то обидно было бы. – Тиун усмехнулся и добавил: – Сама же потом благодарить будешь…

Светорада замерла, глядя на него.

– Что еще за… шаманка? Нет, я не верю!

– Верь не верь, но это правда. Отчего тогда он так зачастил в Медвежий Угол на Итиле, отчего к тебе не летит? Очаровала его шаманка, верь мне.