– А ты, Габо? – спросил Овадия, глядя на брата. Тот опустил единственный глаз и стал теребить повязку на втором, как всегда делал, когда нервничал.

– Я поеду в Саркел. Там много моих людей. Уйду с ними к караимам на Днепр. За мной не погонятся. – И подумав, добавил: – Тебя с собой не зову.

Понятно: когда хотят отделаться от волков, преследующих стадо, бросают им худую овцу на растерзание. В глазах брата Овадия сейчас – жертва на заклание, благодаря которой можно отвести гнев от себя.

Однако Габо, в отличие от тихо выскользнувшего в дверь младшего брата, все еще не уходил, топтался на месте.

К Овадии неслышно приблизилась Мариам, опустилась перед ним на колени, ласково погладила по щеке.

– Я не оставлю тебя, мой малыш. Я люблю тебя и всегда буду рядом, что бы ни случилось.

Овадия тихо застонал и припал к ее плечу. Она всегда была ему доброй подругой, наставницей, поддержкой, возлюбленной… Хоть она у него осталась. «Однако, – цинично подумал шад, – Мариам тоже некуда возвращаться. Она так подозрительно исчезла в ночь покушения из дворца, что уж ее-то обязательно обвинят в причастности к попытке убить кагана Муниша. У рахдонитов христианка Мариам давно под подозрением».

Но все же думать об этом было слишком тяжело. К тому же прекрасные глаза Мариам светились такой любовью… Она готова была разделить с ним все: бегство, скитания, даже гибель. И Овадия с чувством прижал ее к себе, стал целовать, словно надеялся сорвать с этих бледных губ глоток надежды…глоток жизни…

Чей-то взгляд давил на него, отвлекал от сладкого лобзания Мариам. Овадия поднял голову и увидел в дверном проеме Светораду. Его Светлую Радость… Но сейчас он не испытывал к ней никаких чувств. Даже смущения, оттого что она увидела, каковы его подлинные отношения с мачехой. Златовласая дева… Некогда ему предрекли, что подобная женщина погубит его. Он не верил. Но в чем ее вина? На ней нет вины. Он получил от нее все, что хотел. А вот ее служанка, привезенная из Саркела… Захария все рассказал ему и, не удержавшись, сообщил, что убившая отравителя Усмара женщина тоже была златовласой… Шаманы умеют предсказывать, но ничего точно определить не могут.

Овадия поднялся, поправляя пояс.

– Ты готова ехать со мной, жена?

Глаза Светорады казались до странности темными на бледном лице.

– А у меня есть выбор?

– Да. Мой брат Габо будет двигаться к своим кочевьям. Заедет он и в Саркел. Он может отвезти тебя туда. За мощными стенами этой крепости и под опекой верного мне Гаведдая ты будешь в безопасности.

Светорада продолжала глядеть на него потемневшими глазами, особенно яркими на фоне обрамлявших ее лицо золотых кудрей.

– Мне надо спросить тебя, Овадия, кое о чем. Ты ведь знал, что я с мужем живу в Ростове? Аарон утверждал, что меня добыли по твоему повелению.

Овадия вдруг ощутил глухую злость. Да как она смеет! У него все рушится, все его великие планы летят к демонам, сам он в опасности, а она изводит его вопросами о своем прошлом! О жалком и позорном прошлом. По сути, он мог бы, как муж и повелитель, даже зарубить ее за подобную дерзость. В конце концов, тогда бы его жена не досталась недругам. Она же еще требует, чтобы он перед ней отчитывался.

– А тебе не все ли равно, Светорада?

Она побледнела еще больше, хотя это и казалось невозможным. Чуть кивнула.

– Если ты позволишь, Овадия, я поеду с Габо.

И посторонилась, давая пройти Овадии, который шел, обнимая за плечи Мариам.

А потом была долгая скачка по степи, совсем не похожая на те переезды с удобствами, когда Светораду опекали, а услужливые рабыни выполняли малейшие прихоти княжны и даже добывали воду для омовения, когда ее ни у кого не было. Светорада скакала по сухой пыльной степи, до боли в голенях сжимая бока своей пятнистой Судьбы и глотая горячий воздух вперемешку с пылью. Габо спешил, делая лишь небольшие остановки подле колодцев. Сам подносил Светораде ковш воды, смотрел, как она пьет, подсаживал ее на лошадь. И часто скакал рядом.

– Брат рассказывал, что ты неплохо плаваешь, но никогда не говорил, что ты еще и умелая наездница.

Его единственный глаз сверкал, когда он смотрел на ее ноги, обтянутые ярко-синими шелковыми шароварами. В усадьбе Овадии ей дали вместо порвавшейся во время побега одежды наряд Мариам, которая была выше Светорады. Ее белая рубаха от неудобной посадки в седле лопнула по шву, открыв ногу едва ли не до бедра. Габо не сводил с нее глаз. Светорада отворачивалась, облизывая языком запекшиеся губы. Воздух был горек. От него саднило в пересохшем горле.

К вечеру они проехали немалое расстояние, и, когда впереди, отражая блеклый свет луны, блеснул плоский камень, прикрывавший колодец, было решено сделать привал. Двое хазар Габо отодвинули крышку, и в черной узкой яме серебром блеснула вода. Габо опустил кожаное ведро вниз, вытянул, наполнил фляги. Затем напоили лошадей, стали пить сами, долго и жадно. Светораду томила жажда, но напиться ей дали не сразу. Наконец Габо и ей протянул воду в ведерке – она была горьковатой и с примесью песка. Пока женщина пила, Габо неотрывно смотрел на нее. Смотрел и потом, когда она, уставшая донельзя, побрела прочь.

Хазары во время скачки не сходили с седел, даже когда нужно было помочиться, поэтому ей пришлось туго. Светорада отошла подальше, смущаясь их взглядов, внимания Габо. Да и потом стояла в стороне, переплетая косу. Она слышала, о чем переговариваются хазары на стоянке: дескать, хорошо, что они не выполнили волю Овадии, что новый бек Аарон, даже если отомстит старшему царевичу за убийство бека Вениамина, вряд ли захочет карать всех хазар. Главное сейчас – уехать подальше. И еще Светорада заметила, что об Овадии они говорят как о смертнике, и подумала, что ее, вдову царевича, по обычаю может получить его наследник. Габо. Светораду передернуло от подобной перспективы.

Однако в эту ночь Габо ее не тронул. Хазары стреножили коней и, выставив охрану, сразу повалились спать. Светорада тоже свернулась калачиком и тут же заснула. Ей казалось, что проспала она всего лишь миг, когда ее растормошили. Светало. Рядом стоял Габо.

– Вставай!

Он дал ей кусок вяленого мяса, твердую лепешку, протянул флягу с водой.

Потом они опять скакали без остановок. Передвигались то галопом, то переходили на рысь, давая лошадям отдохнуть. На зубах скрипел песок, белая рубаха Светорады совсем порыжела от пыли, по спине струйками стекал пот. Тело болело от непривычно долгой скачки, но пожаловаться она не осмеливалась. И когда под вечер изнурительно жаркого и тяжелого дня впереди вдруг появились деревья, когда повеяло прохладой и стало ясно, что они подъезжают Дону, княжна едва не заплакала от облегчения.

Пока хазары поили лошадей, она смогла немного освежиться в реке, отойдя в сторону. Вернувшись, Светорада увидела, что люди Габо уже разожгли костер, а двое из них рыбачили. Габо стоял подле своего скакуна, зачем-то заплетал и расплетал в многочисленные косички его густую гриву. Коней хазары любили больше людей, поэтому ничего удивительного в его возне с животным не было. Однако даже в полумраке было видно, что Габо нервничает. И когда он повернулся к Светораде, когда стал тереть повязку на пустой глазнице, она не на шутку разволновалась. Внимание Габо к ней казалось уж слишком назойливым. И то, как он разглядывал ее, когда она приближалась к костру в легкой светлой рубашке, прилипшей к влажному после купания телу, вызвало в княжне нечто похожее на панику.

И все же, когда Габо подошел к ней, она посмотрела на него почти с вызовом. Габо, как ни странно, смутился, стал мять кожаный пояс, теребил пряжку.

– Я хорошо обращаюсь со своими женщинами, Медовая. Ты дружна с Белавой, могла бы от нее узнать…

Светорада ответила сухо и отчужденно:

– Не в этом дело, Габо. А тебе сейчас лучше пойти помыться. Да и устала я. С ног валюсь.

Однако с ног валиться неожиданно начал Габо. Княжна только успела услышать короткий быстрый звук: ф-фыр-р! ф-фыр-р! Такой знакомый звук летящей оперенной стрелы. И когда хазарский царевич осел у ее ног, когда ткнулся лицом в прибрежный песок, она быстро отскочила от костра и, распластавшись на земле, приникла к траве.