— Только представь, два дня, — с восторгом проговорила подруга, — на магазины, модные салоны и визиты, — она едва не захлопала в ладоши, — Ты остановишься у нас… — я уже открыла рот, но она не дала сказать и слова, — Не возражай, я уже предупредила папеньку. Знаю, что ты хотела отдать распоряжение слугам и они открыли бы Льежскую резиденцию Астеров, но, — она сложила руки, — Только представь, что ты будешь делать там одна одинешенька. Нет! Не могу этого допустить

— Уговорила, — засмеялась я, одергивая куртку и касаясь пальцами прохладных пузырьков на поясе. — Хотя вряд ли кто-то ради меня открыл бы графскую резиденцию, хватило бы и одной комнаты.

— Вот и здорово. Я все-все тебе покажу, познакомлю с лучшими ювелирами и модистками.

— Ты ведь знаешь, зачем магистры выделяют нам два свободных дня? — я пригляделась к подруге. — Затем, что сразу за ними следует экзаменационное семидневье. На подготовку, Гэли. Тех, кто провалится, отчислят.

— Брось, — отмахнулась девушка, — Сдадим, а потом, — она снова улыбнулась, — отдых. Десятидневье в честь Зимнего танца Дев. Бал в Академикуме, прием у Первого советника, а я еще платье не выбрала, хотя может бал отменят? — Она нахмурилась, — Мне до сих пор не принесли приглашения…

— Могу обрадовать, бал состоится, — покачала головой я, — Прости.

— Ты получила приглашение? — уныло спросила Гэли.

— С месяц как, — подтвердила я, хотя и очень не хотелось

— Ну и пусть, — она расправила юбки, — Будет еще бал в Управе и в честь новой Западной компании, — она повернулась и с тоской спросила, — И ты пойдешь?

— Ну, я представлена свету, и вполне могу быть на балу советника, само собой, в сопровождении одобренного папенькой спутника… — я рассмеялась, — Как ты могла заметить, поблизости нет ни кавалера, ни папеньки, чтоб одобрить. Так что вряд ли.

Дирижабль издал пронзительный гудок, развернулся и пошел на снижение, в животе тут же поселился холод, совсем как тогда, когда я свалилась с нижней ветки дерева и разбила локоть. Но тот полет был коротким, этот, казался, растянутым до бесконечности. Я не удержалась и посмотрела в окно, Академикум оставался где-то в вышине, обнажая перед нами круглое подбрюшье. И голубые струи магического пламени уменьшились вдвое, больше напоминая огоньки далеких свечей.

— Расскажи мне про Льеж, — попросила я подругу, стараясь не смотреть на трепетавшие за бортом стяги.

Дирижабль мягко коснулся камней каменного пирса через час. Я мысленно вознесла молитву Девам заступницам. Рулевой отдал сигнал о прибытии, засуетились стюарды, подали сходни.

Отец рассказывал, что на заре эры воздухоплавания, еще при деде нынешнего князя-затворника, первые дирижабли приставали к швартовочным мачтам, и после остановки пассажиры еще час ожидали, пока корзину опустят на твердую землю. Потом к мачтам стали пристраивать площадки, так похожие на смотровые, и лестницы. Оставалось только благодарить Дев за то, что я родилась в век прогресса. В век, когда летающие корабли приставали к высоким каменным пирсам, в век, когда опорные лапы отхватывали корпус пассажирской корзины, не давая ей даже качнуться, а услужливые стюарды, перекидывали трап и подавали леди руку, помогая сойти на твердую землю.

Я кивком поблагодарила мужчину в форме, расправила юбку и огляделась. Воздушный вокзал Льежа превосходил гавань Академикума в разы. Больше пирсов, людей, грузов, механических лап, дирижаблей.

На соседней площадке готовился к отбытию гигантский «Носорог» класса А с витиеватой цифрой один на шаре, оснащенный новейшими стабилизаторами, запасными баллонами с газом и даже спасательными шлюпками. Так, во всяком случае, уверял первый Транспортный Альянс Аэры, а именно ему принадлежал «Носорог». А сам альянс Первому советнику Князя.

Иногда путешествия занимали куда больше пары часов, а то и вовсе затягивались на несколько дней с остановками и дозаправками. В Носорогах были предусмотрены элементарные удобства в третьем классе, узкие каюты во втором и апартаменты в первом. Я летала на нем один раз, плохо помню, большую часть дня меня мутило, в основном от страха, даже матушка перепугалась и в Кленовый сад из столицы мы возвращались поездом.

Чуть дальше, под громкую ругань рабочих, механическая лапа тянула высокий опечатанный сургучом ящик в гондолу класса В. Ни кают, ни гостиных, только площадки для грузов. Три пресекающихся круга на шаре говорили о принадлежности судна к «Пути Лантье», третьей транспортной компании Аэры, идущей сразу за «Миэр компании».

Я запомнила, потому что именно она доставляла покупателям руду Астеров.

Стоящий за спиной дирижабль Миэров, прозванный за свою неторопливость и широкую корзину «Черепахой», печально вздохнул, когда капитан стравил лишний пар. Комбинированное судно класса «Б», таких совмещающих средних размеров грузы и ограниченное количество пассажиров, становилось больше с каждым днем.

Двое детей жизнерадостно помахали нам из окна Носорога, для них полет был приключением. Отдали швартовы, люди загомонили, кто-то захлопал, кто-то кричал, кто-то прощался…

— Идем, Иви, — позвала подруга и потянула меня к широкой, так похожей на улицу лестнице, ступеньки шириной несколько футов напоминали террасы. Отсюда открывался головокружительный вид на центральные улицы.

Льеж с высоты и Льеж внизу — две большие разницы. С высоты город больше похож на тронутый болезнью резной лист, с дворцом Советника в центре, расходящимися от него лучами улиц, острыми приземистыми изъеденными коростой окраинами и протыкающими небо трубами мастерских и литейных цехов. Зимнее море вгрызалось в порт с северной стороны словно голодный хищник в каменную жертву, каждый год откусывая часть твердой земли, из-за чего набережная напоминала ломанную линию наспех собранную из булыжников и залитую раствором. Холодные воды иногда беспощадны даже к камню.

Большинство пассажиров направилось к трем паровым платформам беспрестанно опускавшим и поднимавшим людей с воздушной гавани в город и обратно. Они равномерно пофыркивали дверями, принимая и выпуская людей. В морозном воздухе клубился пар. Так гораздо быстрее, но я была мысленно благодарна подруге, которая предпочла неторопливый спуск по ступенькам — террасам Воздушной улицы, плавно переходящей в Первую Цветочную, названную так из-за обилия лавок с лилиями, розами, ирисами, работавшими даже зимой.

Нас обогнал мужчина в зеленом пальто, и словно извиняясь, обернулся, приложив пальцы к котелку. Я услышала далекий перезвон пузатого, алого трамвая, отправляющегося от платформы по блестящим расчищенным от снега рельсам, двое мальчишек с хохотом привязали позади кабины санки и теперь катались, повизгивая от восторга.

Льеж очень разный, очень стремительный город. На его улицах могли соседствовать карета и пышущий паром трамвай, возок с хворостом и кованные самоходные сани. Он пах углем, сдобой, иногда нечистотами, иногда цветами. Он состоял из широких проспектов и темных переулков, о которых ходило столько слухов. Кто-то слышал ругань, кто-то смех. Для нас Льеж начался с заботливо открытой двери лакированного экипажа и учтивого поклона кучера.

— Как же я рада, что ты со мной, — высказалась Гэли и утянула меня в теплое нутро кареты, — Быть здесь одной совсем не то.

Город гудел от слухов, предположений, готовящихся праздников и трескучих морозов, которые каждый год сковывают улицы на танец Дев. Он звенел от криков уличных зазывал и мелодичной переклички колокольчиков торговых лавок.

Гели забраковала две из них, чтобы застрять в третьей часа на четыре, перебирая ткани и рассматривая рисунки с моделями.

— Есть шелк из Лемузьена?

— Батист из Орингии?

— Сукно?

— Шерсть?

Высокая девушка в белом чепце разматывала рулон за рулоном. Помощница швеи кружила вокруг подруги с измерительной лентой.

— Кружева, леди Астер?

— Ленты, мисс Миэр?

Гэли хмурилась, касалась ткани и, кивком, давала согласие на тот или иной отрез.