Он схватил меня за плечо. Крепко схватил. Только что был вне круга света, а спустя секунду стоял уже вплотную к решетке, просунув руку между прутьями. Я и забыла, какими быстрыми могут быть рыцари.

— Посмотрите на меня, Ивидель,

Я дернулась, замотала головой, совершенно не в силах оставить поток соленых слез.

— Посмотри, Иви, — из голоса исчезла презрительность. Осталась только мягкость, которой совершенно невозможно противиться.

Я повернулась, лицо Оуэена расплывалось. Рыцарь выругался, рука сжалась еще крепче, не позволяя вырваться и уйти.

— Ивидель, черт. Извини меня, — он выдохнул, — Представь, я сидел здесь несколько часов в полной темноте и тишине. Ждал. Не знаю чего, кавалерии, князя с приказом о помиловании или пришествия Дев, а вместо этого пришла…

— Я? — я всхлипнула.

— Иви, — он повысил голос. — За время нашего знакомства я извинялся перед тобой куда больше, чем перед кем бы то ни было за всю жизнь, и неуверен, что мне это нравится. — он разжал руку, я покачнулась, — Не мастак я объясняться, но иногда, когда вижу тебя, меня будто сами демоны Разлома за язык тянут… Черт! — повторно воскликнул Крис и отвернулся, — Наверное, мне коростой мозги разъело, раз я тебе все это рассказываю. Убирайся отсюда! Все кончено, слышишь! Мы заигрались, а теперь игра перешла на новый уровень и его нам не потянуть, не двум ученикам…

— Куда перешла? Какая игра? — спросила я, глотая слезы.

— Уходи, — медленно и четко проговорил он, — Не заставляй меня снова грубить. Уйди сама, пожалуйста.

Я отвернулась, чтобы не видеть его. Не видеть напряженных плеч и растрепанных волос. Надо было уйти сразу. Тяжесть, только что казавшаяся мне неподъемной, вдруг стала раза в три тяжелее. Я сделала первый шаг, потом второй, на третьем поравнялась с соседней камерой… И когда между прутьев показалась рука и схватила меня за ткань юбки, даже не взвизгнула, только пламя, танцевавшее на полу, на миг взлетело к потолку, осветив худое изможденное лицо.

— Отпусти ее, Пьер, — раздался спокойный голос Криса. — Или я заплачу Шраму, чтобы он вырвал тебе печень. Ну?

— Чем заплатишь? — раздался хриплый голос из тьмы.

— Найду чем, — худая рука разжалась, и барон добавил, совсем как тот тюремщик, — Держись левой стороны, Ивидель, — и даже его голос показался мне таким же усталым и старым.

Я не выдержала и побежала. Бросилась назад, добежала до пятачка, миновала ведущий к караулке коридор, выскочила в комнату охраны и… Остановилась словно налетев на стену.

Я была слишком погружена в себя, слишком обижена, чтобы обратить внимание, на то, что уже давно не слышно веселых разговоров стражников, их ругательств и треска сдвигаемых кружек.

На столе валялась пустая бутылка Ули. Сам кожевенник лежал на полу, из ушей мужчины тонкой струйкой текла кровь. Шрам валялся тут же, светловолосый под столом, лысый у дальней стены, правая рука стражника все еще сжимала глиняную кружку. Не хватало только старика. На полу у одной из лавок в пламени факелов блестел маленький цилиндрик, так похожий на тот, что бросил себе под ноги мужчина, напавший на нас в доме целителей.

Как назвал это штуку Оуэн? Гранат? Граната из света и шума? Неважно. Важно, что они уже здесь. Хоть я до сих пор и не знаю, кто такие «они» и что «им» надо.

Серая начала действовать.

От страха перехватило дыхание.

— Крис, — прошептала я и вопреки всякой логике бросилась обратно.

Ведущий к округлому пятачку коридор я пробежала за один удар сердца, собственная тень в пламени светильника, едва не заставила меня закричать в голос. Сердце стучало в груди.

— Крис! — позвала я, поворачивая к левому ответвлению.

— Ииссс? — донесся издалека невнятный голос то ли рыцаря, то ли кого другого.

— Они…

Я не договорила, потому что как раз в этот момент и увидела одного из этих загадочных «них». Он ошибся коридором. Белобрысый, худощавый высокий, точно такой, каким я его запомнила в доме целителей, стоял в крайнем правом ответвлении.

Как он сюда попал? Как мы с ним разминулись? И что еще важнее, сколько их здесь? Сколько пришло за Крисом?

Мы сорвались с места одновременно, от его хромоты не осталось и следа, но все-таки я успела. Возможно, просто повезло, или богини, наконец-то услышали мои мольбы. А может, что еще вероятнее, я стояла ближе, оттого и успела первая.

Я подскочила к железной решетчатой двери, схватилась за прутья и дернула на себя, перекрывая правый коридор. Он врезался в решетку с той стороны, налетел всем телом. Ключа, у меня не было, но я уже неплохо умела «запирать» двери. Пламя взлетело к потоку, воздух нагрелся, металл решетки раскалился. Мужчина зашипел и отступил, на предплечье остался красный рубец ожога. Я разжала руки, кожа на ладонях осталась такой же белой и нетронутой. Собственное пламя никогда не причиняло мне вреда, не то что чужое.

Мужчина склонил голову набок, разглядывая меня, словно дикий зверь. Не знаю, почему, мне пришло в голову именно это сравнение, но… Он и был зверем. Запертым в клетке зверем, в серых глазах которого плескалась ярость.

Я продолжала отступать, а его схожесть с хищником лишь усиливалась. Но не с тем, что таятся в горах Чирийского хребта и не с теми, что подстерегают торговые караваны в степях Ирийской равнины. Он был похож на зверя с картинки, что принес Жоэл. Зверя — машину.

Я бессознательно прижала руки ко рту. Нож, который он прижимал к моей шее в доме целителей, все еще был с ним. И будет вечно. Потому что кисти у мужчины не было. Нормальной кисти из плоти и крови. Вместо нее у него от запястья начиналось что-то металлическое, что-то блестящее, подвижное и опутанное трубками, по которым текла мутная желтая жидкость. А нестерпимо острые даже на вид лезвия заменяли мужчине пальцы. Там, где плоть встречалась с железом, кожа собиралась складками, словно ткань.

Именно за это отступники когда-то были наказаны богинями. За то, что пытались изменить плоть, сперва, с помощью магии, потом, с помощью механизмов. Считалось, что искусство совмещать живое и мертвое давно утрачено и сохранилось лишь на Тиэре.

А это значит… Это значит…

Я отступала, пока не коснулась спиной холодного камня.

Это значит, что здесь на Аэре, несмотря на все усилия жриц и магов появился выходец Нижнего мира. Он преодолел Разлом! Дни Верхнего мира сочтены! Так пророчили богини…

Я замотала головой, не желая соглашаться с собственными мыслями. Этого не может быть! Просто потому что не может!

Белобрысый оскалился.

— И-и-ель! — донесся до меня крик Оуэна.

Я вздрогнула, с трудом отводя взгляд от серых глаз, и бросилась в левый коридор. В голове билось лишь одно: если белобрысый здесь не один… если не один… если там впереди меня ждет еще один… или одна?

Тот, кого барон называл Пьером, вполголоса распевал что-то похабное. Я подбежала к противоположной…

Барон был жив и, кажется, все еще недоволен и хмур тем, что видит меня перед собой. Кажется, потому что масло успело прогореть, а в полумраке все было совсем не таким, как при свете лампы.

— Ивидель, ты кричала? Или стражники вконец перепились и снова перевирают княжеский гимн?

— Крис, — я попыталась отдышаться, перед глазами прыгали цветные пятна, в затылке медленно разгоралась боль, — Там… там…

Кажется, мои большие и испуганные глаза, наконец, произвели впечатление.

— Что?

— Тот парень, что перерезал горло толстяку, — выпалила я, — Он здесь. И он… Он точно с Тиэры! У него такая… — я попыталась что-то судорожно изобразить руками, — У него механическая лапа! Там в доме Целителей, он намотал на нее бинты, а сейчас… — я беспомощно замолчала.

— Уверена? — Крис обхватил пальцами прутья.

Грохот ударил по ушам так, что содрогнулись стены, откуда-то сверху на головы посыпалась пыль и мелкие камушки. Я вскрикнула. Пьер замолчал.

— Демоны Разлома, — выругался Оуэн, задирая голову и осматривая решетку, — Можешь, что-нибудь сделать? Если подвергать металл попеременно влиянию холодных и низких температур, он становится хрупким…