Старуха растерянно отступила в сторону.

— А соседка-то дома?

— Да, кажись, здеся. Сказывала — захворала.

Стеклов достал из папки бумажку и сказал:

— Передайте соседке это извещение. А я пока посмотрю печку.

Старуха поставила ведро и, шаркая ногами, пошла к соседской двери.

Стеклов подал знак рукой: «Сюда».

Дверь комнаты Шарафетдиновой оказалась запертой.

Розова постучала:

— Наиля Габдуловна! Бомашку пожарник ужо оставил. Прочла б...

— А где пожарник-то? — донесся голос из-за двери.

— Тута. Печку смотрит.

— Потом возьму, — ответила Шарафетдинова. — Я сплю.

Старуха увидела мужчин, растерянно заморгала. Подошел Стеклов и шепнул ей на ухо:

— Это помощники мои. Вы не беспокойтесь.

Та кивнула, взяла ведро с мусором и вышла. Стеклов посмотрел в замочную скважину. Перед ним предстала странная картина: на стуле стояла женщина и крутила тяжелую почерневшую люстру.

«Зачем она это делает?» — удивился майор.

— Бегом за ломом! — шепнул он лейтенанту Вильданову.

Тот исчез за дверью.

Шарафетдинова продолжала медленно поворачивать люстру вокруг оси. Беспокойно посмотрела на дверь. Прислушалась.

Запыхавшись, с ломом влетел Раис Вильданов.

Стеклов постучал.

Женщина не ответила, а заспешила к окну.

— Открывайте, НКВД! — крикнул майор.

Молчание.

— Скорее лом! — почуял недоброе Стеклов.

Вильданов сунул лом между косяком и дверью — начал отжимать дверь. В образовавшуюся щель майор увидел, как Шарафетдинова забралась на подоконник.

«Неужели хочет выпрыгнуть из окна?» — мелькнула у Стеклова мысль.

Вильданов и Герасимов дружно навалились на дверь — посыпалась многочисленные замки. Открыть дверь полностью помешала толстая колодезная цепь.

На глазах у контрразведчиков женщина, стоявшая на широченном метровом подоконнике, юркнула в черный проем, образовавшийся в боковой стене окна. Вход за ней тотчас закрылся.

— Срывайте цепь! — крикнул майор.

Рванули — цепь слетела. Бросились к окну. Попытались вскрыть потайной ход, но дверь не поддалась, не помог и лом.

— Она же уйдет! — растерялся Герасимов.

Стеклов огляделся, быстро отдал распоряжение:

— Герасимов остается здесь. Остальные — за мной.

В дверях столкнулись с Галямовым:

— Что случилось?

— Шарафетдинова скрылась. Воспользовалась тайным ходом.

— Когда?!

— Только что.

— Что намерены предпринять? — быстро спросил Галямов.

— Окружить монастырь.

— Вот что, — решительно начал Галямов, — двоих пошлите блокировать подземный ход церкви Преображения. Одного — в главную звонницу. Двор держать под неусыпным наблюдением. Всем остальным — блокировать монастырь снаружи: особое внимание кладбищу и поверхности воды.

— Какой поверхности? — не понял Стеклов.

— Не исключено, что один из подземных ходов выходит прямо в воду. Бегом по местам! — скомандовал Галямов.

Узнав, что Шарафетдинова бежала через тайный ход, Нурбанов решил привлечь для ее задержания местных работников милиции. Их ознакомили с фотокарточкой преступницы. Полковник понимал: подземный ход, который пока не обнаружен чекистами, мог тянуться от монастыря на несколько сот метров. В этом радиусе он и ожидал появления исчезнувшей преступницы. Но полковник сомневался, что она вынырнет на поверхность днем, а не ночью.

Потом он начал размышлять о перехваченных письмах, брошенных в почтовый ящик ночью. На них не было обнаружено никаких отпечатков пальцев. По этой корреспонденции и начали работать.

Одно письмо было направлено на имя некоего Рассохина Никиты Лукича, проживающего по Сенной, 20. А другое — до востребования Колеганову Серафиму Трифоновичу.

В 8-05 полковнику Нурбанову сообщили, что некто Григорин, недавно поселившийся в архиерейском корпусе, вернулся домой под утро. Установили: приехал из Светловолжска.

В 8-30 полковнику Нурбанову стало известно, что Стеклов и Герасимов вскрыли потайную дверь, которое воспользовалась шпионка, покрутив вокруг оси, как это делала хозяйка квартиры, тяжелую чугунную люстру. Сначала тайный ход шел посредине стены на уровне подоконника, затем лесенкой сбегал далеко вниз. Узкий, как гроб, ход заканчивался глубоко под землей обширной комнатой. И там контрразведчики застряли: дальше хода не было. Вернее, не нашли.

В 10-00 прибыл лейтенант Зарипов, доложил:

— В подземном ходе, который идет к главной звоннице, неожиданно появилась человеческая фигура. Различить — мужчина или женщина — не удалось. Неизвестный проник в подземелье из потайного, пока что не рассекреченного хода. Обнаружив засаду, враг сделал несколько выстрелов и исчез.

В 12-15 Жуков сообщил из Светловолжска: «Рассохин — семидесятипятилетний старик, активный участник гражданской войны. Живет бобылем. Приятель его, сосед Фирсов Семен Абрамович, с которым часто видится, — пенсионер».

В 12-50 доложили, что связник Шугаев звонил Рассохину. Этот разговор можно подразделить на две части, то есть он как бы адресован двум лицам. Первая часть содержания разговора ничего не значила, а вторая — после слов «так сказать», — изобиловала цифрами.

В 13-05 звонок Жукова: «Колеганов, на имя которого отправлено письмо до востребования, среди жителей Светловолжска не значится. Взял под наблюдение Фирсова».

В 18-40 сообщение Жукова: «Фирсов на главпочтамте получил корреспонденцию на имя Колеганова».

Взвесив все «за» и «против», Нурбанов отдал приказ: немедленно задержать Фирсова. Содержание писем, посланных шпионкой, внушало опасение: они предупреждали условным текстом о провале связника Шугаева. А раз Шугаев выходит, правда, не прямо, на Фирсова, он мог скрыться.

В 18-55 полковник Нурбанов вместе со Стекловым выехали в Светловолжск, поручив проведение операции в монастыре майору Галямову.

В 19-45 Нурбанов доложил наркому Рахматуллину обстановку. Тот одобрил решение Нурбанова арестовать Фирсова. Предложил задержать и остальных — Шугаева и Зеленскую.

В 20-20 задержали Фирсова. Оказал отчаянное сопротивление: ранил сотрудника НКВД. При обыске его квартиры нашли оружие и крупные суммы денег. Под плинтусом обнаружили провод, который был тайком подсоединен к телефону соседа — Рассохина, о чем тот не подозревал. Стало ясно: разговаривая с хозяином телефона, Шугаев передавал условными цифрами короткие донесения Фирсову.

Около 20 часов арестовали Шугаева и Зеленскую.

Кличка Шугаева — Купец. До революции был купцом второй гильдии. Присвоил документы убитого. Это стало известно кайзеровской разведке, которая шантажом заставила его работать на немцев. По указанию разведцентра, как пояснил Купец, был подчинен Мефодию в 1939 году. Шугаев видел Мефодия всего три раза и только ночью; лица его не разглядел. Для связи пользовались тайниками — почтовыми ящиками, которые были под условными номерами. С Рассохиным познакомился по указанию Мефодия «на шахматной ниве», по выражению Купца, для того, чтобы названивать ему по телефону. Этим телефоном Шугаев пользовался крайне редко. Чаще звонил ему сам шеф. Точного адреса проживания Мефодия Шугаев не знал. При аресте у Шугаева отобрали трость с секретом: при сжатии рукоятки из трости выпадал миниатюрный водонепроницаемый контейнер землистого цвета с микропленкой. В условленном месте эта информация оставлялась совершенно незаметно для постороннего глаза. А чтобы отвлечь внимание в случае слежки, Шугаев открыто выбрасывал или прятал ненужные предметы. Так поступил он и в монастыре: спрятал под доски остатки пищи.

На допросе Зеленская призналась, что все началось в январские дни сорокового года с одной из попоек, устроенной в ресторане. Зеленскую пригласил с соседнего столика импозантно одетый мужчина лет пятидесяти. Тогда она была одна: муж поехал подработать в райцентр. После ресторана он проводил ее до дома. Напросился на чай, подарил золотой перстень с драгоценным камнем. Потом остался ночевать. Альфред, новый поклонник, сорил деньгами, не скупился на подарки. Сначала она, ничего не подозревая, охотно рассказывала ему о производственных делах, а потом он предложил добывать секретную информацию за большие деньги. Зеленская поначалу, испугавшись, отказалась. Но деваться было некуда — она вконец запуталась в расставленных сетях и, в конце концов, согласилась. Слепок ключа от сейфа сборочного цеха она сняла, пользуясь ротозейством Федорука, ее давнишнего воздыхателя. Черпала информацию и от конструктора Чревова, разобиженного на весь белый свет. Тот, не задумываясь, в слепой ярости рассказывал ей обо всем, лишь бы навредить, как он думал, своим недругам. Чревов был убежден, что все эти сведения о новых важных разработках, в которых он участвовал, идут «наверх», к начальнику. А там должны были оценить его способности и выполняемую при этом роль. Вот он и старался...