Во-вторых, мы удивляемся, когда получаем удар злых сил в лицо. Мы привыкли думать, что маленькие города Англии — это приятные и безопасные места, и потрясены до глубины души, узнав о смерти двух девочек в Сохаме от руки человека, которого они знали и которому доверяли. У нас нет нужного определения для подобных преступлений, как и для других масштабных проявлений зла, таких как вспышки межплеменной вражды и геноцид в Африке или новая «балканизация» на самих Балканах. Мы привыкли успокаивать себя мыслью, что, в принципе, в мире все хорошо, что многие страны стали демократическими или движутся в этом направлении и что глобализация потенциально позволяет нам делать столь многое, получать столько выгод и столько всего знать. И мы озадачены и возмущены, когда яростные волны людского моря бьются о наши берега, когда огромная масса людей приезжает на Запад в поисках убежища, а среди них какое-то, хотя и ничтожно малое, количество людей, которые приезжают сюда не в поисках безопасности от тиранов, но чтобы втайне осуществлять свои террористические намерения.

Сам феномен терроризма застает нас врасплох, поскольку мы привыкли думать, что все серьезные разногласия можно разрешить за столом переговоров, и удивляемся тому, что некоторые упорно этого не понимают и прибегают к более радикальным методам, чтобы заявить о своих желаниях. И наконец, мы снова и снова переживаем шок, сталкиваясь со смертью. То, что было обычным положением вещей для наших предков (так что они заводили большие семьи, зная, что эпидемия может за несколько дней сделать семью вдвое меньше), начисто изгнано из нашего сознания и присутствует разве что в фильмах ужасов. Смерть изгнана из нашей общественной жизни, поскольку люди все реже умирают дома в своих постелях. И она изгнана из нашего сознания, где столько места и энергии занимает бесконечный поиск сексуального удовольствия — и секс, разумеется, дает возможность смеяться перед лицом смерти и заглушает неприятные мысли, которые возникают у нас, когда мы видим похороны или узнаем, сидя у себя дома, об очередном убийстве и» выпуска новостей. Мы игнорируем зло, когда оно нас прямо не касается, а получив от него удар в лицо, мы удивляемся.

В-третьих, в результате мы реагируем на зло инфантильным и опасным образом. Мы провозгласили, что практически любые сексуальные действия — это благо, справедливо и достойно, однако по-прежнему возмущаемся при нарушении единственного сохранившегося табу на педофилию. И здесь вся сила нашего негодования, которое могло бы быть направлено на разные правонарушения, сосредоточена только на преступлении такого рода. И конечно, подобное обращение с детьми вызывает омерзение, однако, как я считаю, здесь нам следует избегать бездумного морализма, который с такой легкостью проклинает нечто просто потому, что сама мысль об этом предмете нам ненавистна, вместо того, чтобы основательно обдумать вопрос. Такой «нравственностью» слишком легко манипулировать, что часто и происходит. Ненависть к тому, что вы интуитивно считаете дурным, разумеется, лучше равнодушного отношения. Но на такой основе вряд ли можно построить устойчивое нравственное общество.

Одним из самых очевидных и пугающих примеров этого феномена была реакция США (а в какой-то мере также и Великобритании) на события 11 сентября 2001 года. Разумеется, этот ужасный день не мог не пробудить в людях ужас и гнев. Но на официальном уровне прозвучал просто рефлекторный, бездумный, незрелый ответ, который не мог привести ни к чему хорошему. Поймите меня правильно. Тысячи невинных, чью смерть мы оплакивали, погибли трагической, страшной и нисколько не заслуженной ими смертью. Террористические акты Аль-Каиды были и остаются безусловным злом. Однако та удивительная наивность, которая заставила людей поверить в то, что США в целом были чистой и невинной жертвой, так что весь мир можно четко разделить на злых (в частности, арабов) и добрых людей (в частности, американцев и израильтян) и что последние должны наказать первых, является масштабным примером того, о чем я говорил. В равной степени наивна и инфантильна и противоположная точка зрения: что западный мир во всем виноват, а потому его противники и террористы совершенно справедливы в своих действиях. Это все равно что призывать посадить в тюрьму всех владельцев огнестрельного оружия или (используя логику, противоположную логике США) призывать всех людей взять в руки оружие и стрелять во всех плохих людей, чтобы те не успели воспользоваться своими хитроумными способами защиты. Это указывает на отсутствие глубокого анализа ситуации. Ситуация не столь широких масштабов в Новом Орлеане, когда те, кому было нечего терять, прибегли к насилию, а те, кто хотел защитить себя и свою собственность, стали закупать оружие, должна была бы нас чему-то научить — но, похоже, не научила.

Когда люди в ярости кидаются на тех, кто им кажется «злым», в надежде справиться с проблемой — скажем, забрасывают бомбами Ирак или Афганистан после 11 сентября 2001 года, — это на самом деле другое проявление все тех же философских теорий, которые пытаются «разрешить» проблему зла. Так, разные авторы, например, предполагали, что Бог попускает» ло, чтобы создать особые условия, в которых растут подлиимые добродетели. Мысль, что Бог решил допустить Освенцим ради того, чтобы таким образом появились герои, вряд ли приводит к решению этой проблемы. Подобным образом тысячи невинных граждан, погибших в Ираке и Афганистане, молча свидетельствуют о том, что подобные «решения» просто усугубляют проблему — и не только тем, что они ожесточают сердца и в самом деле рождают' оппозицию. Как нельзя устранить зло парламентским актом или философскими аргументами, так нельзя его устранить и фугасными бомбами.

Такую незрелую реакцию на зло можно увидеть и вблизи, если мы шросим себя, как мы обращаемся со злом в нашей жизни или в ближайшем окружении. На что вы злитесь в настоящий момент? Кто сделал нечто такое, что вам кажется несправедливым или нечестным? Каковы ваши действия? Как вы справляетесь с таким злом? Чаще всего у нас встречаются два типа реакций. Мы можем спроецировать зло на других, создавая культуру вины: это всегда чья-то ошибка, виновато общество, правительство, а я — просто невинная жертва. Борьба за статус жертвы превратилась просто в новую разновидность спорта во многих культурах, поскольку это ставит человека на нравственный пьедестал, с которого он, чистый и невинный, вправе всех обвинять. Либо же мы можем спроецировать зло на самих себя и считать, что это мы во всем виноваты.

Это — одна из распространенных причин депрессии, но это касается не только психологии. В политическом смысле все мы колеблемся между двумя полюсами. Одни люди говорят нам, что все неприятности исходят от кого-то еще: от террористов, нелегальных иммигрантов, торговцев наркотиками или преступников; другие, в стиле классической популярной психологии 1960-х и 1970-х, уверяют, что мы сами во всем виноваты: террористы стали террористами, потому что с нашего позволения в их странах сложилась невыносимая обстановка, иммигранты стекаются к нам из- за дурных последствий нашей международной политики, дилеры продают наркотики, потому что мы не даем им возможности зарабатывать себе на жизнь другим путем, а преступники — это просто жертвы общества изобилия. При этом в обоих подходах содержится немало правды, но оба они не помогают. Обвинение других людей (что порождает судебные процессы, экзальтированное чувство жертвы и ощущение собственной правоты) и обвинение себя (причина депрессии, а также нравственного и социального паралича) — это в равной степени невзрослые и неадекватные ответы на проблему зла в нашей жизни, когда мы сталкиваемся с ним не в рамках философской дискуссии и не на экране телевизора. И это новая проблема зла, вставшая перед нами сегодня. Мы видим, что зло в конце концов — это просто короткое слово, но у нас нет представления о том, как с ним поступать. И добавлю, если мы не обращаем на проявления зла внимания, это не помогает решить его проблему.