Оставшись один, я отправился посмотреть осиновую рощицу. Серый не появлялся и не мешал мне уйти от дома. Побродив немного, я нашел несколько красных грибов и хотел уже вернуться, но заметил за деревьями блеск воды. В рощице был большой пруд, поросший по берегу кустами.

Я уселся на траву, опустил ноги в воду и стал наблюдать за стрекозами. Солнечные блики играли на поверхности пруда, гипнотизируя и не позволяя оторвать взгляд. Не знаю, сколько я так просидел, но сзади послышался какой-то шум. Повернув голову, я увидел большую собаку. Она стояла в нескольких шагах, смотрела на меня и скалила зубы. Сразу же в кустарнике раздалось стрекотанье, похожее на сорочье, и показался Серый. Он выглядывал из зарослей и громко тараторил. Собака оглянулась на него, перестала скалиться и стала пятиться к лесу, поджав хвост, всем своим видом выражая испуг.

Звуки, который издавал Серый, изменились. Теперь из частых и отрывистых они превратились в тянущиеся и низкие, скорее напоминавшие вой ветра в трубе. Собака пришла в ужас. Она развернулась и исчезла среди деревьев. Серый все еще маячил в кустах. Он похрюкивал и показывал лапой в сторону дома. Решив последовать его знакам, я обулся и направился к избе. Дед Федор уже вернулся. Он стоял возле орешника и прислушивался к тарахтенью Серого, который был уже здесь и ожесточенно жестикулировал.

– Так зачем отпустил? – спросил дед.

Серый опять что-то затараторил, но Федор Иванович уже отвернулся от него.

– Что, внучек, волчишку повстречал? – обратился он ко мне. – Видать, приблудный какой. Обычно так близко к дому они и зимой не подходят. Серый недоглядел, ну, да тот больше не появится. Ты бы все ж, внучек, от двора один не уходил, в лесу живу.

– Деда, там собака была, Серый ее прогнал…

– Откуда собаке здесь в глуши взяться? Волки есть, а собак нет.

Волка в лесу я видел впервые. И он совсем не показался мне ни страшным, ни злым.

– Деда Федя, а на Теплый ключ мы пойдем?

– Нет, внучек. Ни сегодня, ни завтра нельзя из него воду брать, он освящения ждет. Вот освятится, тогда опять можно будет. Ты бы покушал, внучек.

Есть совсем не хотелось.

– Ну, как знаешь, – сказал дед. – Вижу, грибков набрал на ужин поджарить. Почисти их пока, а я к сосенке схожу.

– Я с тобой, дед!

– Зачем? – засмеялся он. – Молодеть тебе еще рано, и здоровье, как я погляжу, хорошее, так что чисти грибы.

Пока дед Федор общался с сосной, я справился с заданием, подмел в доме и, выйдя на улицу, с возмущением увидел, как Васька доедает грибы, которые я оставил в миске на лавочке.

– Что же ты делаешь?! Как тебе не стыдно?! – напустился я на него.

Стыдно Ваське явно не было. Он деловито закончил трапезу, сбросил плошку на землю, тихонечко заблеял и боднул меня безрогим лбом. Отвернувшись от козленка, я увидел, что дед Федор с Серым стоят у орешника и страшно веселятся, наблюдая за нашей перебранкой. Серый аж повизгивал от восторга и перебирал лапами быстрее обычного, а дед прятал усмешку в густую бороду.

– Не расстраивайся, внучек, грибков мы еще наберем. Много их здесь, а в ельничке и рыжики водятся.

– Я и не расстраиваюсь. Но он – все сожрал! – Дед снова расхохотался. Его смех звучал ясно и звонко, совсем по-молодому.

– Деда Федя, а откуда Теплый ключ взялся? – спросил я.

– Кто ж знает, внучек. Но я слышал, что было время, когда болела земля, и тогда появился на свет теплый бог Купала. Там, где родился он, там, где ступили его ноги, забили теплые ключи. Зачерпнул Купала воду, подбросил ее вверх, и выпала она теплым дождем. Исцелилась земля, а Купала так и остался ее защитником.

– А бабушка говорит, что светлые ключи Бог сотворил в ответ на просьбу Ноя…

– Может, и так, – согласился дед. – Да и важно ли это? Важно, что они есть. И посвященные знают, где они, чтят их и умеют использовать. А уж кто сотворил – то нам неведомо. Было время, внучек, много сил и времени я потратил, пытаясь постичь тайну теплых ключей. Да все без толку – видно, не дано.

Дед развел руками и вздохнул.

– Вот так, внучек, и получается. Короток век человеческий. Всю жизнь человек к знанию, к бессмертию стремится, но времени ему не хватает. Случается, передать накопленное не успевает.

– Почему, деда?

– Бывает, по жадности и глупости, а бывает, что и некому. Вот и начинают новые поколения все заново, да все меньше живого наследия им остается. А как передоверит человек свою память машине, так часть себя потеряет.

– А ты, деда Федя, свою память кому-нибудь передал?

– Передать-то передал, да сохранить не сумел, ушел человек.

Дед по-старчески сгорбился, сложил руки на коленях и больше не произнес ни слова.

Молчание длилось довольно долго, и у меня не хватало духу его нарушить. Казалось, в глазах деда Федора проплывала вся его нелегкая жизнь. Плечи его опустились, он весь как будто сжался, морщины глубже проступили на заострившемся лице. Могучий мужчина превратился в согбенного годами и переживаниями древнего старика. Наконец, он поднял голову, посмотрел на меня, улыбнулся и расправил плечи.

– Будет старое вспоминать, все равно не воротится. Пойдем-ка, внучек, лучше грибков наберем!

Дед погрозил Ваське пальцем, тот тоненько заблеял и заскакал вокруг нас.

– Нашкодил – и радуешься, шельмец, – пожурил Федор Иванович козленка и потрепал его по ушам. – Ну, пойдем, внучек.

Идти долго не пришлось. Благо лес был вокруг: деревья и кусты будто сами расступались на пути деда Федора, освобождая дорогу, а грибы лезли из-под земли. Поэтому корзинку свою мы набрали очень быстро. Дома Федор Иванович приготовил вкусный ужин. Чувствовалось, что говорить ему не хочется, наверное, старые воспоминания не совсем его оставили. Поэтому я старался не приставать с расспросами и слонялся без дела. Видимо, поняв, что мне скучно, дед сходил в сарай, принес удочку и баночку с червями.

– Сходи-ка, внучек, карасиков налови, – сказал он. – Да смотри, долго не задерживайся, Серый за тобой присмотрит.

Я отправился к пруду. Рыба клевала хорошо, и за час я поймал десятка два приличных карасиков. Потом клев прекратился. Серый уже маячил в кустах, всем своим видом показывая, что пора домой.

– Это ты, Серый мне всю рыбу распугал? – обратился я к нему.

Серый затараторил, но как-то вяло, чувствовалось, что настроение деда Федора передалось и ему. Я взял удочку, прутик с насаженными на него рыбешками и пошел к дому. Дед сидел на лавочке и что-то строгал. Увидев мой улов, он нарвал крапивы, обложил ею карасей и спрятал под куст.

– Пусть до утра полежит. А сейчас ужинать и спать.

Ночь прошла спокойно. То ли я спал крепко, то ли лесовики не шалили, но до утра ничего не тревожило мой сон. А когда я проснулся, бабушка уже была рядом. Она хлопотала у печки, откуда доносился вкусный запах жареной рыбы и свежевыпеченного хлеба.

– Проснулся, миленький!

Бабушка подошла к моей импровизированной кровати, присела и погладила меня по голове. Прижавшись лицом к теплой ладони, я торопливо рассказывал ей о событиях двух минувших дней. О ночных забавах деда Федора я решил умолчать. Бабушка смотрела на меня и улыбалась.

– Почему ты молчишь, ба?

– Ты так быстро тараторишь, что мне и слово вставить некогда! – засмеялась она. – Вставай давай, умывайся, за завтраком поговорим. Сегодня к нам люди придут. Ты, миленький, постарайся не приставать ни к кому. Все заняты будут – не до тебя. Лучше за грибами сходи, рыбку полови, поиграй.

В дом вошел дед Федор. Следы вчерашней тоски полностью исчезли. Это снова был веселый, разговорчивый человек.

– Вот, Федя, защитник у тебя появился! – сказала бабушка. – Все рассказал, но о твоих безобразиях с лесовиками – ни словечка! Как будто и не было ничего.

Дед расхохотался:

– Ну, спасибо, внучек, выручил старого! Пойдем, Аннушка, освящение готовить, скоро люди сходиться будут.