Лишь один вопрос оставался непроясненным, что делать с Еленой. Причислять ее к числу обычных слуг больше не виделось возможным, хотя бы потому, что ей удалось спасти важные документы и, рискуя собственной жизнью, дважды прийти на помощь Сикорским — в больнице, и на вилле. Что женщина темная лошадка, было понятно. Откуда ей стали известны пароль и местонахождение одного из тайных убежищ? Как она вычислила, что ее собираются похитить? И откуда узнала про планирующееся нападение?

Женщина стояла напротив Артема, терпеливо и безропотно ожидая его решения. Понять, о чем она думает, было сложно даже для такого опытного чтеца человеческих душ, как Сикорский. Он не мог проникнуть в мысли, но интуитивно и благодаря немалому опыту мог многое понять, наблюдая за собеседником.

Катя же была сосредоточена на том, чтобы не смотреть на разглагольствующего рядом призрака. Ее сознание двоилось — с одной стороны непривычно бледный, но, как обычно, строгий хозяин дома, с другой — он же, но нехарактерно для себя взволнованный призрак.

Привидение явно хотело, чтобы его медиум оставался в центре событий и был максимально в них замешан, что не очень устраивало Катерину, рвущуюся домой. Женщина внимательно выслушала наставления призрачного Артема Николаевича, как себя нужно вести — покорно, не спорить, не фонтанировать эмоциями, стараться быть спокойной и рассудительной в разговоре с работодателем, открыто выдерживать его взгляд, не дерзить.

— Скажешь, что случайно услышала пароль и адрес убежища из разговора телохранителя Григория со мной и невольно запомнила. Недавно я действительно обсуждал с ним реорганизоционные вопросы касательно хранителей этого римского убежища, — придумал Сикорский-привидение.

Катя бы хотела отделиться от странного семейства поскорее, но боялась, что с ней случится что-то похуже увольнения, слишком многое ей довелось узнать и слишком много совпадений и везучести на долю обычной служанки. Поэтому пришлось следовать советам призрака. По крайней мере останется целой и невредимой. Пока.

Артем, сидящий напротив, в окружении собак сморщился, лоб покрылся испариной, а лицо побледнело. Внезапно он согнулся пополам, хватаясь за подлокотники кресла.

— Мне плохо, воды, подай воды! — взметнулся призрак, наблюдающий за происходящим и перед этим сетовавший на самого себя за медлительность в принятии решения касательно служанки. — Помоги отклониться назад, на спинку кресла обопри меня, воду поднеси к губам, похлопай по щекам.

Катя испуганно ойкнула и видя, что Сикорскому плохо, быстро налила воды в стакан из стоящего на столике графина, выполнила указания привидения, поднесла к трясущимся губам мужчины жидкость.

— Хлопай по щекам! Не стесняйся, — рявкнул призрак, наблюдая за осторожными нерешительными действиями Кати. Женщина подобралась, стараясь игнорировать выводящий из себя командный тон наблюдателя, и лихорадочно бьющееся от волнения сердце, вздохнула, беря себя в руки и начала легонько тормошить мужчину, теряющего от боли сознание.

— Сильнее! — гаркнула призрачная версия хозяина виллы. Катя, повинуясь приказу, от души со всем смаком замахнулась чтобы увалить по щеке Сикорского, но тот, не открывая прикрытых глаз и не поднимая откинутую на спинку кресла голову, покрытую холодной испариной, перехватил угрожающую нехилым ударом руку.

— Простите, Артем Николаевич, — замерла Катя. — Вам уже лучше? Позвать кого-то?

— Все в порядке, ступай, — густой насыщенный голос Сикорского звучал непривычно тихо и слабо, будто далекий рокот волн. Катя, ставшая свидетельницей происходящего, не могла оставить человека одного в таком состоянии.

— Я позову Ксению или Алексея Николаевича, — сказала женщина, отодвигаясь от кресла, в котором находился мужчина. Сикорский снова взял ее за руку, на этот раз мягче, приоткрыв веки.

— Нет. Лучше… принеси лекарства. В спальне на комоде… — пытаясь сесть ровно, проговорил мужчина. Рубашка в области ребер начинала пропитываться кровью.

— Может, все-таки вызвать врача? — охнула Катя.

— Нет. Не нужно никого волновать, — уже тверже ответил Сикорский. — Лекарства неси и бинты. И еще…

Его голос догнал Катерину уже в дверях.

— И еще… Никому ни слова, — во взгляде мужчины, затуманенном болью, прослеживалась угроза.

— Слушаюсь.

— Правильно. Лучше слушай, что я говорю, — прокомментировал наблюдающий за Катериной призрак.

— А Вы, Артем Николаевич, всегда такой резкий? — язвительно отозвалась Катя, хватая аптечку, и почти бегом несясь к оставленному в одиночестве раненному хозяину.

— Это я стараюсь быть мягким с тобой, поверь, — с самоиронией ухмыльнулся плывущий за служанкой призрак.

Катерина лишь мысленно попросила сил. Двойная доза Сикорского была тяжелой для пищеварения. Тем более, сложно скоординировать свое восприятие действительности — вот он Сикорский, с которым уже практически приятельские отношения, и вот он Сикорский, который смотрит вскользь, мимо, как на посудомоечную машину, воспринимая не более, чем обслуживающий персонал.

Будучи матерью весьма активного ребенка, послушного, но очень непоседливого, она имела некий опыт предоставления первой помощи, поэтому, как только из уст Сикорского, приказавшего закрыть входную дверь на замок, послышался стон. и Зевс угрожающе зарычал, Катя подобралась и вошла в роль матери. Артем Николаевич был чрезвычайно терпелив, когда женщина увидела едва затянувшиеся истерзанные раны в районе ребер, ей стало на миг дурно, но, как мать во имя собственного ребенка, она нашла в себе силы проглотить дурноту и отодрать приклеенные спекшейся кровью бинты. Сикорский лишь болезненно выдохнул, стиснув вспотевшими ладонями подлокотники кресел. Несмотря на то, что раны должны были быть свежими, они уже начинали затягиваться, немножко подсыхать. Катя старалась ничему не удивляться и действовать без промедления, уверенно и четко.

Призрак подсказывал, как и чем обрабатывать рану, а женщина, словно отстранившись от происходящего, наблюдая за всем со стороны, старалась вести себя так, как с Лизой. Когда оказываешь помощь ребенку, нельзя сказать «не могу», «не умею», «мне страшно на это смотреть», приходится брать и делать, игнорируя собственные ощущения и переживания. Обычно она еще бормотала что-то успокаивающее, одинаково действующее и на пострадавшую Лизку, и на ее перепуганную маму. Катерина не осознавала, что она применяет этот же прием и со взрослым мужчиной. Благодарность к призраку, подсказывающему, как правильно бинтовать, как обрабатывать раны, какие лекарства следует принять вовнутрь, согревала и придавала уверенности. Самостоятельно Катя не решилась бы предоставлять помощь при подобных повреждениях.

— Спасибо… — мягко пожал руку Катерине Сикорский. Артем ненавидел быть в положении того, кто нуждается в помощи. Сама мысль о том, что он может позволить себе роль жертвы или пострадавшего, претила ему.

Сейчас свою слабость демонстрировать даже самым близким было нельзя. Впереди очень сложное и темное время. Личный врач настаивал на том, что раненому нужен отдых и время для восстановления, но подобной роскоши позволить невозможно. Враг еще остается за кулисами, он силен, ему удалось нанести несколько молниеносных ударов, и он затаился. Продемонстрировать свою несостоятельность вести обычный образ жизни и отвечать тем, кто переступил границы, значит дать добро для следующих атак. Расправляться с недоброжелателями нужно быстро и резко, чтобы больше не появлялось даже в мыслях, что выступать против Сикорских можно и возможно.

Одаренные, словно овцы, слушаются своего пастуха, пока не появится еще один, разрывающий стадо надвое. Всегда будут те, кого не устраивает установленный уклад. Поэтому пока пламя пожара не разгорелось, нужно затоптать его в зародыше.

— Проведи меня в спальню, — попросил призрак Катю. Женщина предложила помощь, Артем Николаевич отказался, но, встав и пошатнувшись, все-таки взял под руку служанку.

— Лена, запомните, что никто не должен знать о моем ранении, — внимательно посмотрел на свою помощницу Сикорский. Катя устало посмотрела на призрака, округлив глаза — как ее достали эти Артемы! Привидение лишь ухмыльнулось — все верно его живая версия говорит. Терпи, Катя, и слушайся.