— А как же твоя машина? — всполошилась Примми. — Кто должен доставить ее сюда? Агент, продюсер или, может, охранник?..

— Агенты и продюсеры не станут играть роль мальчиков на побегушках, Примми. А охранники бывают у рок-звезд, которым требуется держать поклонников на расстоянии. — Продолжая сидеть, по-турецки скрестив ноги, она уперлась руками в колени и с вызовом взглянула на Примми и Джералдин. — А мне больше не нужно сдерживать своих фанатов, — с горечью призналась она. — Со мной покончено. Все, конец. Меня сдали в тираж. — Кики впервые произнесла вслух эти слова. Они звучали как приговор.

Примми взволнованно всплеснула руками:

— Но как же так? Еще в апреле в Сент-Остелле я видела рекламные плакаты рок-фестиваля с твоим участием!

— А, грандиозный пасхальный концерт «Возрожденный рок»! — Кики тяжело вздохнула. Фестиваль в Сент-Остелле вышел удачным. В основном потому, что два старых приятеля — Марти Уайлд и Эрик Берден — специально прилетели из Штатов, чтобы принять в нем участие. Для Кики Сент-Остелл стал лебединой песней. Долгие страшные месяцы до него она сидела без работы, а после состоялся тот памятный концерт в «Грантли», который окончательно добил ее. — Ну да, но это особый случай, Примми, — устало признала она. — Что бы ты ни читала в газетах, по меньшей мере последние десять лет я только и делала, что катилась вниз.

Наступила долгая тишина.

Джералдин хорошо понимала, какого труда стоило Кики подобное признание, и в ее душе шевельнулось нечто вроде уважения. Нельзя сказать, что отношение ее к Кики разительно изменилось, но по сравнению с ненавистью и отвращением, которые она испытывала на протяжении тридцати с лишним лет, это было совершенно новое чувство.

— Мне очень жаль, — пробормотала наконец Примми. — Я и не подозревала…

— Думаю, жизнь любого, кого ни возьми, на поверку окажется совсем иной, чем кажется на первый взгляд, — философски заметила Кики.

— Это верно, — с чувством произнесла Джералдин. С великим трудом ей удалось сесть, опираясь на подушки.

Примми бросила на подругу обеспокоенный взгляд и заметила кровоподтеки, начавшие проступать у нее на руках.

— Господи, что ты с собой сделала? — с тревогой воскликнула она. — Сегодня утром у тебя не было никаких синяков!

Джералдин опустила рукава шелковой блузки.

— Ничего страшного. Не беспокойся, Примми. Они скоро исчезнут.

— У меня где-то была арника в таблетках. Я найду. У тебя слишком легко возникают синяки, Джералдин, с этим надо что-то делать. Может, у тебя малокровие?

Джералдин ответила ей вымученной улыбкой:

— Вполне возможно.

Кики совершенно не интересовали синяки Джералдин. Опасаясь, что разговор снова вернется к ее неудавшейся карьере, она решила взять инициативу в свои руки:

— Ни одна из вас не сказала ни слова об Артемис. Она еще не приезжала сюда? Этот напыщенный козел, за которого она вышла замуж, не мог иметь детей, верно? Как там его звали? Ричард? Роберт? Они, должно быть, взяли приемного ребенка?

— Его зовут Руперт, — невозмутимо заметила Джералдин, избавив Примми от необходимости отвечать. — Да, они усыновили детей. Примми говорит, что у них два мальчика. Хотя теперь они уже не мальчики. Им, должно быть, около двадцати.

Кики подвинулась, уступив собаке побольше места на коврике.

— Что значит «должно быть»? Так получается, вы обе потеряли с ней всякую связь?

— Я не поддерживала с ними отношений. — Джералдин бросила быстрый взгляд на Примми, все еще пытавшуюся справиться с волнением. — Жизнь Примми с Тедом и детьми очень отличалась от жизни Артемис. Их пути разошлись. Это случается.

— Мы с Джералдин вчера пробовали дозвониться до нее. — Примми постаралась придать голосу твердость, но все ее мысли по-прежнему были заняты Дестини. — Они с Рупертом расстались, разводятся. Вчера вечером, когда Джералдин говорила с ним, он заявил, что Артемис уехала в круиз, он не знает, когда она вернется в Англию, и у него нет номера ее мобильника.

— Готова поспорить, этот подонок лжет. — Кики обняла собаку за шею. — У него непременно должен быть номер ее мобильника. Он просто не хочет, чтобы старые подруги Артемис посоветовали ей выжать из него как можно больше при составлении соглашения о разводе. Кажется, у него огромный дом в Котсуолде и целый караван поло-пони? Если он тридцать с лишним лет назад был при деньгах, то сейчас, должно быть, просто купается в них. Если Артемис сумеет правильно разыграть свои карты, после развода она станет весьма состоятельной женщиной.

— Ты хочешь сказать, что я не могу оставить себе дом? — истерически взвизгнула Артемис, не в силах поверить своим ушам. — Но почему? Это ведь не я разрушила наш брак! Это ты бесчестно обошелся со мной! Это тебе нужно отсюда убираться!

Она стояла напротив Руперта в гостиной их дома, только что вернувшись из Саутгемптона. Сумочка и дорожный несессер лежали у ее ног, а остальной багаж, который таксист по ее просьбе внес в дом, стоял в огромном квадратном холле.

— Если бы ты осталась в Англии, вместо того чтобы помчаться, словно подстреленный заяц, в круиз по Вест-Индии, ты бы с самого начала знала, что таково условие нашего с тобой соглашения. — Руперт бросил взгляд на открытую дверь, ведущую в холл, и Артемис растерянно подумала о том, что таксист, должно быть, все еще ждет, когда ему заплатят. — С точки зрения закона, — невозмутимо продолжил Руперт, держа руки в карманах легких домашних брюк, — это ты покинула супружеский дом.

— Я? — Голос Артемис сорвался на писк. — Я? — недоверчиво повторила она. — Как это? Когда?

— Когда ты съехала отсюда со всеми своими сумками и чемоданами полтора месяца назад. — В голосе Руперта послышалось сдержанное удовлетворение. — Я немедленно поставил в известность обоих наших адвокатов.

— Я отправилась в круиз, потому что очень расстроилась и чувствовала себя по-настоящему больной. Я надеялась, что к моему возвращению Серена тебе надоест, как это случалось со всеми ее предшественницами. Думала, мы все уладим, и…

— И ты сможешь еще немного повисеть на шее у Ру мертвым грузом весом в пятнадцать стоунов немолодой плоти? — произнес у нее за спиной хорошо знакомый голос девочки из Челси.

Артемис резко обернулась.

У подножия лестницы, небрежно прислонившись к перилам красного дерева, стояла Серена. На ней не было ничего, кроме черных кружевных трусиков и малиновой шелковой сорочки, сквозь которую нахально просвечивала крепкая высокая грудь, не стесненная бюстгальтером. Длинные, до талии, волосы выглядели спутанными, словно их обладательница только что выбралась из постели.

Артемис изумленно вытаращила глаза.

Серена ухмыльнулась и равнодушно пожала плечами:

— Ты выехала, а я въехала.

Артемис порывисто обернулась к Руперту.

— Ты позволил ей жить в моем доме? — воскликнула она, задыхаясь от гнева. — Спать в моей постели?

Руперт утомленно вздохнул, всем своим видом показывая, что его терпение на исходе.

— Мы разводимся, Артемис. Ты покинула супружеский дом, а поскольку я собираюсь в самое ближайшее время жениться на Серене, то она поселилась… живет здесь и спит в постели, которую ты ошибочно все еще считаешь своей.

Артемис, никогда не отличавшаяся вспыльчивым нравом, на этот раз действовала без колебаний. Сжав кулак, она ударила Руперта точно в челюсть и вложила в удар все свои пятнадцать стоунов веса.

Застигнутый врасплох, Руперт покачнулся и рухнул на пол.

Но Артемис это не волновало.

Втайне надеясь, что убила мужа, она подхватила сумочку и несессер и, даже не удостоив взглядом Серену, промчалась мимо нее к дверям, прочь из оскверненного дома.

Машина стояла в гараже, а ключи лежали в сумочке. Не вспомнив о багаже, не заботясь о том, что уезжает, не взяв с собой никаких личных вещей — в конце концов, их соберут для нее Орландо или Шолто, — Артемис открыла дверцу машины и уселась за руль. И только здесь, осознав наконец, что ее брак окончательно распался, и не зная, куда идти и что теперь делать, она уронила голову на руки и дала волю слезам.