— Да, труден выбор: сидеть тут в страхе — помрешь от обезвоживания, идти дальше — сожрет ведь, гадина. Плачь не плачь — идти надо.

Отпил глоток из фляги и, озираясь по сторонам, двинулся в путь. Я предполагал, что тут хищников много, но между предполагать и видеть своими глазами — пропасть. Мандражировал сильно, но пер вперед как танк. В одном месте, где среди веток верхнего «шалаша» имелась дырка, вылез из оврага на поверхность, посмотреть. Вокруг тайга не тайга, джунгли не джунгли, но точно не ухоженный лес в Германии: видимость — метров десять — пятнадцать, гулять по этому лесу смог бы только от безысходности. Деревья большие, стоящие близко друг к другу, обвитые лианами или плющом, зелень кругом, аж в глазах рябит от буйства красок цветов, плодов и пернатых.

Может, чего сорвать? И хочется и колется. Есть хочется, но проверять на себе, что можно есть, а что нельзя, не хотелось. Пока не помираю от голода, рисковать не буду. Спускаюсь вниз и двигаю дальше.

Перед самым закатом землю под ногами сменил песок, вскоре он перешел в гальку, начали попадаться средние и крупные камни, идти стало немного труднее. Не-э, классный мне парнишка попался, выносливый. Очень хотелось спать, но пить хотелось еще больше. Сапоги, доставшиеся от пигмея, просто класс: легкие, удобные, правда, ноги в портянках немного взопрели, но примерно через каждые два часа я делал привал и отдыхал, скинув мешок и сапоги. Когда стало особенно жарко, поспал часа три, снова расстелив плащ и полностью раздевшись. И еще я на привале кидал метательные ножи. Какое качество у них — не знаю, не специалист. По форме похожи на рыбок, для меня тяжеловаты, но в руке лежат удобно, придавая чувство мнимой защищенности. Я что с ними никакой, что без них, но, держа их в руках, чувствовал себя увереннее. Глупо, наверное, выглядел со стороны, метая железки в песок, но я тренировался, а главное, отвлекался от мыслей о моем пребывании в этом мире и о самом этом мире.

При движении железо, что навешано на мне, ощутимо тянуло к земле, и мне приходили в голову умные мысли повыкидывать его к чертям собачьим, но жаба душила сильнее, не давая прислушаться к здравому смыслу. Хотелось есть, спать, но особенно хотелось пить. Начиналась жажда, меня шатало, я часто стал запинаться, все чаще делал небольшие остановки, чтобы отдышаться и отдохнуть, и все тяжелее было снова подняться и тронуться в путь.

Когда отчаяние когтями начало царапать душу, а я подумывал остановиться на ночевку и, пока еще светло, слазить на поверхность, чтобы набрать, если найду, сочных плодов, мне послышался шум, очень похожий на шум горной реки, даже не шум, а отголосок. Подумал — глюки, но не остановился, как хотел, а побрел дальше. В лесу не бывает тишины: шум листвы, крики живности и птиц — все сливается в фон, долго прислушиваясь к которому, настолько привыкаешь, что уже не воспринимаешь его и для тебя наступает тишина; только если что-то вклинивается постороннее, пусть даже шорох, то сильно бьет по ушам. Поэтому, когда спустя минут двадцать (сложно ориентироваться во времени, не имея часов) я отчетливо услышал шум бегущей воды…

Остановился, прислушался и понял, что спасен. Вода! Где-то рядом текла вода. Сдержал первый порыв все побросать и броситься вперед, на поиск воды.

Я не бросил вещи, а продолжил движение в том же направлении. Идя по руслу ручья, все равно приду к воде, позже или раньше минут на пятнадцать-двадцать — какая разница — спешка погоды не сделает, а вот возвращаться потом за вещами, мягко говоря, не хотелось. Откуда появилось силы, не знаю, но пер, как бронепоезд, даже перестав смотреть по сторонам. А зря. Совсем забыл, что именно у рек чаще всего охотятся хищники, выслеживая добычу, спешащую на водопой. Вот и я несся на водопой, как та антилопа, не обращая внимания на то, что творится вокруг.

То ли меня толкнули, то ли сам споткнулся, но падал я громко, даже закричал от неожиданности. Перед самым падением сгруппировался: очень неудобно делать кувырок через голову, когда на спине немаленький в сравнении с твоим телом мешок. Перелетев с горем пополам через голову, по инерции с полметра пропахал ногами песок. Надо перевести дух, а то совсем умаялся. Посмотрел вперед — и обомлел. Так вот что меня толкнуло сзади, придавая скорости!.. Метрах в пяти от меня, так же пропахав лапами песок, неторопливо разворачивалась в мою сторону зверюга. С нашего бурого мишку ростом, но очень отощавшая. Пасть приоткрыта, язык вывален, слюна капает, глаза злые, дикие, шерсть дыбом, задние лапы поджимает — к прыжку готовится, вот-вот кинется… решила, гадина, себе неплохой ужин устроить! Ну, теперь точно все, мне нечего этому монстру предложить, кроме молодого сочного мяса. Схватился за топорик — да я его даже не докину. Засучил ногами, пытаясь отползти. Пропахав задом песок, спиной уперся в склон оврага. Вскочить и забраться наверх — нереально, с мешком за спиной, уставшему. И так из последних сил на ногах держался. Жалко, все усилия зря; вода — вот она, журчит совсем рядом. Столько напрасных усилий, для тела — физических, для моей души — моральных… Одно радует: не плачу, да и не тянет, приучаюсь понемногу держать эмоции в кулаке.

Зверю такое соседство сильно не нравится: нервничает, поскуливать начал, видно, что готов убежать, но проголодался, наверное, сильно; больной какой-то с виду, и голод толкает его напасть на непонятную жертву. Чего он так боится меня? Ведь перед ним маленький ребенок; ну, пахнет от меня не очень, но если бы я ел в последнее время, сейчас бы и не так воняло. Так и сидели друг против друга: я на заднице, с топориком в руках, с выпученными перепуганными глазами, и этот рыжий монстр, все никак не решивший, ужинать ему сегодня или поберечь свою шкуру. Что его удерживало на месте, не знаю, но голод этот барьер снес: издав пронзительный крик, зверюга бросилась в атаку.

— Все, кранты, как же глупо! — выпустив из рук бесполезный топор, поджав ноги и вытянув вперед руки, как бы защищаясь, прокричал я.

Время растянулось, как в замедленном кино. Медленно, в прыжке, ко мне летел монстр: безумные голодные глаза, раскрытая пасть и зубы сантиметров по семь-восемь, а клыки и того больше, все пятнадцать будут.

В голове ясно, мозг работает, как компьютер; ни страха, ничего — сплошное безразличие и разве только сожаление, что так все быстро закончилось.

Внезапно перед глазами возник образ пропавшего жезла, или трости, как я его называл, такой же прекрасный: резная костяная рукоять и мерцающий божественный камень. Какой же он красивый! В мозгу слышалось: «Позови! Позови!»

Я отчетливо представил себе, что держу этого красавца в руках, и вдруг тяжесть неожиданно надавила на левую руку, на рефлексе сжал пальцы, ощущая приятную на ощупь резную рукоять. Перед глазами появилась яркая точка, которая двигалась вслед за взглядом, перемещаясь по предметам, куда он падал. Меж тем по-прежнему в замедленном темпе зверюшка пролетела уже половину расстояния, и мне так захотелось жить — яростно, дико! Я готов защищать себя любимого голыми руками: это мы еще посмотрим, кто кого загрызет! Выплеснутая ярость как-то сама собой сконцентрировалась в левой руке. Кольцо! Я увидел пропавшее колечко на пальце левой руки, будто никуда и не исчезало; оно начало светиться, распространяя вокруг себя голубое сияние. По нервам вдарило, как электрическим током: «Опасность, максимальная опасность!» — и я вытянул руку в сторону монстра; яркая точка, направленная взглядом, как метка лазерного прицела, уперлась зверю точно в пасть. Я закричал: — Умри, сволочь! — всеми фибрами души желая разорвать его на куски.

Дадах! Из набалдашника трости вырвалась печально знакомая молния, ударив точно в то место, где находилась точка. С вылетом молнии все вокруг потемнело, и я снова потерял сознание.

День шестой

Жажда, голод и переполненный мочевой пузырь. Вот основные средства, приводящие человека в чувство и заставляющие его двигаться. Я в очередной раз пришел в себя. Живой, неужто?! Лежать было очень некомфортно, необходимо устранить неприятные факторы: например, вытянуть ноги из-под лап мертвого монстра. Как обычно, в себя я прихожу по утрам: туман, влажно, но не холодно, слух ласкает журчание воды поблизости… и как я не описался под такой аккомпанемент? И пить, хочу пить.