– Они все равно ей откажут, – сказал Саймон Исполосованный. – Потребуют, чтобы мы сперва истребили драконов и вернули на трон короля.

– Я молюсь, чтобы твои слова не сбылись. – «И очень боюсь, что сбудутся».

– Твои боги далеко и вряд ли услышат тебя, сир дедушка, – рассудил Вдовец. – Что будет, когда старуха вернется ни с чем?

– Кровь и огонь, – едва слышно промолвил Барристан Селми.

После долгого молчания Силач Бельвас похлопал себя по животу и сказал:

– Это будет получше печенки с луком.

– Собираешься нарушить Гиздаров мир, старина? – спросил Лысый, глядя на рыцаря сквозь прорези волчьей маски.

– Если нужда придет, – ответил Селми. Мальчик, которого принц некогда прозвал Барристаном Смелым, все еще жил в нем. – На вершине пирамиды, где раньше стояла гарпия, мы сложили костер. Сухие дрова, политые маслом и хорошо укрытые от дождя. Когда настанет время – молюсь, чтобы оно никогда не настало, – этот маяк будет зажжен и послужит сигналом к нашей атаке. На вылазку пойдут все солдаты, сколько есть в городе, поэтому вы должны быть наготове и днем, и ночью. Либо мы разгромим врага, либо погибнем сами. – Рыцарь сделал знак своим новым оруженосцам. – Я приготовил для вас карты, где отмечены вражеские позиции, их лагеря, осадные линии и требушеты. Увидев, что наша берет, наемники тут же бросят своих хозяев. Если у кого есть сомнения и вопросы, высказывайтесь: из-за стола мы должны выйти в полном единодушии.

– Распорядись, чтобы нам подали еду и питье, – предложил Саймон. – Мне сдается, это надолго.

Совещание заняло все утро и солидную долю дня. Капитаны препирались над картами, как рыбные торговки над свежим уловом. Слабые стороны, сильные стороны; как лучше использовать немногочисленных лучников; посылать на юнкайцев слонов или придержать их на будущее; кому доверят честь идти в первых рядах; где поставить кавалерию – в авангарде или на флангах.

Сир Барристан выслушал всех и каждого. Таль Торак предлагал сразу же после прорыва осады выступить на Юнкай: неприятель, опасаясь за свой Желтый Город, тут же снимется и пойдет следом. Пятнистый Кот хотел все решить поединком. Бельвас его поддерживал, но заявлял, что бойцом от Миэрина будет он, а не Кот. Камаррон Три Счета намеревался захватить стоящие на реке корабли, чтобы триста бойцов с арены могли зайти по Скахазадхану юнкайцам в тыл. Соглашаясь с тем, что Безупречные – цвет миэринского войска, все расходились в том, как разыграть этот козырь с наибольшей выгодой для себя. Вдовец видел в них железный кулак, дробящий юнкайскую оборону; Марслин полагал, что им место на флангах – тогда враг не сможет спутать ряды; Саймон предлагал разбить евнухов на три части и усилить ими три отряда вольноотпущенников. Его Вольные Братья, несмотря на всю отвагу и готовность сразиться, еще не бывали в бою и без такой подмоги стычку с матерыми наемниками вряд ли выдержат. Серый Червь сказал, что Безупречные подчинятся любому решению.

Когда согласие наконец было достигнуто, Саймон Исполосованный затронул последний вопрос.

– Я был в Юнкае рабом и видел, как мой хозяин заключал сделки с капитанами вольных отрядов. Наемников я хорошо изучил: биться с драконами они ни за какие деньги не станут. Поэтому я спрашиваю: будут ли драконы участвовать в битве, если она состоится?

На это сир Барристан мог бы, не колеблясь, ответить «да». Шум битвы и запах крови привлекут их на поле боя, как Дрогона – на Арену Дазнака, но отличат ли они одну сторону от другой? Сомнительно.

– Будет так, как судьбе угодно, – сказал старый рыцарь. – Возможно, одна лишь тень драконовых крыльев обратит врага в бегство. – Он поблагодарил членов совета и отпустил их.

Серый Червь задержался после ухода всех остальных.

– Ваши солдаты будут готовы, когда загорится маяк, но ведь деснице известно, что юнкайцы убьют заложников, как только мы атакуем.

– Я сделаю все, чтобы предотвратить это, друг. Кое-что уже придумал, но сейчас извини меня: я должен сообщить дорнийцам о смерти их принца.

– Ваш слуга повинуется, – с поклоном сказал Серый Червь.

Сир Барристан спустился в темницы с двумя новоиспеченными рыцарями. Горе и чувство вины способны довести мужчин до безумия, а Геррис Дринквотер и Арчибальд Айронвуд оба причастны к кончине своего друга. Туму и Красному Агнцу он, однако, велел дожидаться у двери камеры и вошел внутрь один.

Сир Арчибальд, здоровяк, выслушал его молча, глядя на свои забинтованные руки. Сир Геррис ударил кулаком по стене.

– Я говорил ему, что это вопиющая глупость. Умолял его вернуться домой. Всем было ясно, что вашей суке-королеве он ни к чему. Он проехал полмира, чтобы предложить ей свою любовь, свою верность, а она над ним насмеялась.

– Ничего подобного она не делала, – возразил сир Барристан. – Вы поняли бы это, если бы лучше знали ее.

– Она презрела его. Швырнула назад сердце, которое он принес ей в дар, и отправилась утешаться с наемником.

– Придержите-ка язык, сир. – Сиру Барристану Геррис не нравился; как смеет этот дорниец чернить Дейенерис? – В смерти принца Квентина повинен он сам и вы двое.

– В чем же мы виноваты, сир? Квентин был нашим другом, верно… и большим глупцом, хотя все мечтатели таковы… но в первую очередь он был нашим принцем. Мы обязаны были повиноваться ему.

С этим сир Барристан, всю свою жизнь повиновавшийся безумцам и пьяницам, не мог спорить.

– Вся беда в том, что он пришел слишком поздно.

– Он предлагал ей свое сердце, – повторил Геррис.

– Ей нужны не сердца, а мечи.

– К ее услугам были все копья Дорна.

– Возможно. – Никто больше сира Барристана не желал, чтобы Дейенерис отдала предпочтение дорнийскому принцу. – Но он опоздал, и все, что он сделал после, – перекупил наемников, выпустил на волю драконов… Это не просто безумие, это измена.

– Он сделал это из любви к королеве, – не уступал Геррис. – Хотел доказать, что достоин ее руки.

– Он сделал это из любви к Дорну, – резко оборвал старый рыцарь. – Принимаете меня за выжившего из ума старика? Я всю жизнь провел среди королей, королев и принцев. Солнечное Копье хочет поднять восстание против Железного Трона – не трудитесь отрицать! Доран Мартелл не тот человек, чтобы созывать копья без надежды на победу, и принца Квентина сюда привел долг. Долг, честь, стремление к славе, но уж никак не любовь. Он приехал не за Дейенерис, а за драконами.

– Вы не знали его, сир. Он…

– Он умер, Дринк, – перебил Айронвуд, поднявшись с тюфяка, на котором сидел. – Слова не вернут нам ни его, ни Вилла, ни Клотуса. – Заткнись лучше, пока я сам тебя не заткнул. Как вы намерены поступить с нами, сир?

– Скахаз Лысый требует вас повесить. Вы убили четверых его людей – двое из них были вольноотпущенники, пришедшие с ее величеством из самого Астапора.

Айронвуда это, похоже, не удивило.

– Бестии, да… Я убил только одного, с головой василиска, других перебили наемники – но вам это, разумеется, все равно.

– Мы защищали Квентина, – вмешался Дринквотер, – мы…

– Тихо, Дринк. Он все это знает. Вы не стали бы приходить, сир, если бы дали согласие на казнь, верно?

– Верно. – Не так уж он, оказывается, и туп, здоровяк. – Вы мне полезнее живые, чем мертвые. Если хорошо мне послужите, я посажу вас на корабль и отправлю домой, а заодно верну кости Квентина его лорду-отцу.

– Опять корабли, – скорчил гримасу сир Арчибальд. – Но Квента и впрямь нужно вернуть домой. Что вам от нас нужно, сир?

– Ваши мечи.

– Мечей у вас тысячи.

– Вольноотпущенники королевы не испытаны в боях, наемникам я не верю, Безупречные – храбрые солдаты, однако не рыцари. Расскажите, как вы пытались украсть драконов.

Дорнийцы переглянулись.

– Квентин сказал Принцу-Оборванцу, что способен их укротить, – начал Дринквотер. – Сказал, что в нем есть толика крови Таргариенов…

– Кровь дракона.

– Вот именно. С помощью наемников мы собирались заковать драконов в цепи и доставить на пристань.