– Не понимаешь? – убирая коробку в карман куртки, спросил Зернов.

– Не понимаю, – с вызовом ответил Самарцев.

– Ну, тогда тебе сюда переезжать незачем – не приживешься.

– Фу ты, ну ты! – пренебрежительно фыркнул Самарцев. – Смотрите, какой правильный! Тоже мне, столп нравственности и православия…

Снаружи послышался басистый, хрипловатый рокот дизельного мотора. Приблизившись, он затих где-то рядом с домом.

– Быстро управились, – заметил Самарцев.

Зернов посмотрел на часы. Похоронная процессия отчалила менее получаса назад, и, если это и впрямь вернулся «тигр» Ерошкина, Самарцев был прав: церемония предания тела земле осуществилась с рекордной даже по деревенским меркам, где-то даже неприличной быстротой. Та же мысль была разборчиво написана на лицах обернувшихся в сторону входной двери женщин. Снаружи опять зарычал мотор, загомонили какие-то голоса, послышался протяжный металлический скрип, и что-то сломалось с гнилым деревянным хрустом.

Самарцев уже копошился в темных сенях, дребезжа пустыми ведрами в поисках выхода. Зернов щелкнул прибитым к дверному косяку выключателем и последовал за напарником. Тот уже стоял на крыльце, загораживая проход широкой спиной.

– Да это не они, – сказал он с непонятным Зернову изумлением в голосе. – Ты гляди, чего делают!

Отодвинув его с дороги, Зернов вышел на крыльцо и длинно присвистнул, увидев открывшуюся взору картину.

Танк лихо развернулся, затормозил на полном ходу, шевельнул хоботом орудия, нащупывая цель, и выстрелил, подпрыгнув на месте и окутавшись сероватым дымом. Стальная болванка вместе со снопом рыжего пламени вылетела из дула и, с шелестом рассекая прозрачный воздух, ушла в никуда. Фанерная мишень в форме идущего прямо на наблюдателя танка опять осталась невредимой.

– Это последний, – нейтральным тоном заметил Анатолий Степанович Мордвинов. – Все, боекомплект израсходован.

– Ну, и слава богу, – сказал Сергей Аркадьевич Кулешов. – А то надоело тут торчать. Ну, вы потолковали? Нашли общий язык?

– В общем и целом да, – сказал Мордвинов. Голос у него был ровный, слегка задумчивый, затененные козырьком кепи глаза смотрели мимо Сергея Аркадьевича куда-то вдаль.

– Ну? – нетерпеливо подстегнул его Кулешов. – Что-то ты сегодня сам не свой. Чего ты на него кидаешься, как пес? Хочешь, чтобы он развернулся и ушел?

– Хочу, чтобы знал свое место. А то распустил перья, ворошиловский стрелок, духовный наследник Индианы Джонса… А волноваться не стоит, он в любом случае никуда не денется. Если ему нужна эта работа и он готов за нее взяться, не уйдет, все стерпит. В крайнем случае, даст мне в морду и получит сдачи. А если работает на органы и явился, чтобы что-то разнюхать, не уйдет и подавно, хоть в глаза ему плюй.

– На о-о-органы? – протянул Кулешов. Судя по тону, эта мысль ему в голову до сих пор не приходила, а если приходила, то была поспешно изгнана, поскольку никоим образом не устраивала хозяина головы. – Ну, и какой же из двух случаев, по-твоему, мы здесь имеем?

– Мне кажется, с ним все в порядке, – помолчав, словно затем, чтобы напоследок еще раз обдумать ответ, сказал Мордвинов. – Он мне не нравится, потому что фат и гусар, и потому что я не перевариваю людей, которые трещат без умолку. Но это мое личное отношение, никак не относящееся к делу. А для дела, действительно, он подходит, как никто. Его болтовня – просто дымовая завеса, способ скрывать информацию, а заодно собственные мысли и намерения. Способ, кстати, классический, весьма широко распространенный среди политиков и дипломатов. Да вы вспомните хотя бы Горбачева! Или Жириновского… Разумеется, риск, что он завербован спецслужбами, остается, и этот риск достаточно велик: в конце концов, неизвестно, почему с него сняли все обвинения – за деньги или в обмен на какие-то услуги. Но, – поспешно добавил он, увидев, как изменилось выражение лица Кулешова, – в таком деле, как наше, этот риск присутствует постоянно. Тот же Пагава, на мой взгляд, заслуживал доверия ничуть не больше, чем этот хлыщ в усиках.

– Спасибо, – буркнул Кулешов, – ничего не скажешь, успокоил так успокоил! – Он поднес ко рту серебряную стопку, обнаружил, что она пуста, схватил флягу, перевернул над стопкой и потряс. С винтового горлышка сорвалась и упала на дно стопки одинокая янтарная капля. – Черт, и выпивка кончилась…

– А ты определись, – перейдя на «ты», посоветовал Мордвинов, – реши, что тебе нужно, чего ты хочешь: спокойствия или денег. Большие деньги – это всегда большая головная боль.

– Тебе-то откуда знать? – насмешливо фыркнул задетый за живое Сергей Аркадьевич. – Тоже мне, лидер рейтинга «Форбз» нарисовался!

– Из художественной литературы, – не дрогнув ни единым мускулом лица, ответил Мордвинов.

– И из разговоров с умными, образованными людьми, – пьяно хихикнув, подсказал Кулешов.

– А также из личных наблюдений, – закончил смысловой ряд Анатолий Степанович. – А чего, если не секрет, хотела Марина Игоревна?

– Не секрет. Того же, чего и всегда – денег. Требовала срочно организовать отправку новой партии, которая уже на подходе, грозилась продать полигон… Словом, ничего нового, все то же, что и каждый божий день. – Он искоса, с хитрецой взглянул на Мордвинова. – А ты, я вижу, зришь в корень?

Анатолий Степанович пожал плечами.

– Женщина – первопричина и вдохновительница большинства совершаемых мужчиной поступков, – сказал он. – Пожалуй, даже всех. Это установленный факт. Его нельзя расценить как хороший или плохой, он просто существует, как земное притяжение. Ты можешь с уверенностью сказать: гравитация – это хорошо или плохо? Она есть, и с ней приходится считаться.

– Как с Мариной, – пробормотал Сергей Аркадьевич.

– Как с Мариной. Она тебе мешает, не дает воспарить над грешной землей, но где бы ты был без нее? Глупо ненавидеть гравитацию, но и любить ее вовсе не обязательно. И незачем становиться ее рабом – надо ее изучать, преодолевать и заставлять работать на себя.

– Да ты философ. – Кулешов поморщился, как от зубной боли. – Мы что, собственно, сейчас обсуждаем – Марину?

– Не что, а кого, – машинально поправил Мордвинов.

Щурясь от бьющего в глаза солнца, он посмотрел в направлении мишенного поля. Танк возвращался, ныряя в воронки и перемахивая бугры, окруженный клубящимся золотистым ореолом подсвеченных солнечными лучами выхлопных газов.

– Тебе бы в школе работать, – сказал Кулешов, – учителем. И все-то ты знаешь, и пофилософствовать любишь, а уж поучать так просто обожаешь! Что, в армии на личном составе тренировался? Солдатики, поди, от твоих лекций пачками из части дезертировали, по каптеркам да сортирам вешались! Слушай, а где опять болтается этот твой белобрысый протеже?

– За рычагами, – отведя от своего работодателя пытливый, с недобрым прищуром взгляд, которого тот не заметил, напомнил Мордвинов.

– Ах, да! – Кулешов хлопнул себя ладонью по лбу. – Черт, плохо! Совсем в глотке пересохло.

Помедлив, Анатолий Степанович вынул из внутреннего кармана и протянул ему слегка изогнутую по форме бедра фляжку – тоже серебристую, блестящую, но не из серебра, а из обычной нержавейки. Сергей Аркадьевич торопливо отвинтил пробку, понюхал горлышко и надолго припал к нему губами.

– Так что ты посоветуешь насчет Семибратова? – спросил он, шумно переводя дух.

– Время покажет, что он за птица. Но я считаю, что его надо использовать – больше-то все равно некого. Людей, которым можно полностью, безоговорочно доверять, на свете просто не существует, а этот, пожалуй, и впрямь лучший из всех, кого мы можем найти. Я проверю все, что только можно…

– Что ты там проверишь! Он же служил в ГРУ, а у этих парней гриф «Совершенно секретно» оттиснут прямо на лбу!

– Вот это и проверю, – сказал Мордвинов. – Если он действительно там служил, а установить это я могу, если он и в самом деле Семибратов, а не его созданный спецслужбами двойник, все в порядке. И потом, риск не так уж велик. Все, кто мог бы схватить тебя за руку, давно едят с этой руки – не с твоей, так с руки Марины Игоревны. Поэтому, полагаю, Россию груз покинет без проблем. А остальное зависит уже только от Господа Бога и от этого трепача. А трепач со своей задачей справится, это как раз его стихия. Главное, чтобы Марина обеспечила таможенный коридор.