Скоро Шарковский поймет, что вся эта история с вызовом в милицию инсценировка и что его шпионская деятельность известна советской контрразведке. Следующий допрос должен быть на Литейном, но за это время шпион успеет подготовиться. Нужно было использовать неожиданность и захватить его врасплох.

— Гражданин Шарковский, у меня к вам есть еще вопрос, — медленно проговорил Иван Васильевич, глядя прямо в глаза врага. — Григорий Петрович заболел и просил у вас шесть порошков аспирина. Ну как… поправился он?

Зрачки у Шарковского расширились, а лицо сделалось мертвенно бледным, отчего морщины превратились в складки. Можно было думать, что он сейчас потеряет сознание и грохнется на пол.

Маслюков взглянул на начальника, не понимая, зачем он задал такой вопрос.

— Садитесь, Шарковский. Вы должны понять, что ваша игра проиграна, — холодно сказал Иван Васильевич.

— Откуда вы… Кто такой Григорий Петрович? — тяжело дыша, спросил Шарковский и плюхнулся на стул.

— Ну вот опять… Вы же умный человек… Знаете пословицу: «Что посеешь, то и пожнешь»? Сейчас пришла пора собирать урожай. С Мальцевым — Тарантулом вы скоро встретитесь. Дадим вам очную ставку. Лынкис Адам тоже у нас…

Последние фразы подействовали на Шарковского самым неожиданным образом. На лице появилась краска, а глаза заблестели, и казалось, что стекла пенсне отражают и увеличивают этот блеск.

— Тарантул? — спросил он. — Вы думаете, что Григорий Петрович и есть Тарантул?

— Не думаю, а точно знаю.

— Боже мой!.. Нет, этого не может быть… Боже мой… — забормотал вдруг Шарковский. — Неужели это так?.. Правда, я подозревал… смутно… Я думал, что он… Боже мой!.. Теперь уже не поправить… Почему я не знал…

Затем наступила реакция. Появилось какое-то безразличие и слабость. Это было видно по всему. Глаза потухли, углы губ опустились, а морщины расправились и превратились в тонкие линии.

— Отвечайте мне на вопрос! — строго и четко сказал Иван Васильевич. — Нам известно, что вещественный пароль на вторую явку, к Лынкису на Васильевский остров, — шкатулка. Софья Аполлоновна присылает с поручением. Медальон с фотографией. Чтобы открыть шкатулку, нужно знать число. Какое это число? Вы меня слышите, Шарковский? Какое это число? — спросил Иван Васильевич.

Шарковский поднял полные слез глаза на Ивана Васильевича и, мотая головой, задыхаясь, с трудом проговорил:

— Я не могу сейчас.

Он долго сидел, опустив голову на грудь. Плечи его вздрагивали.

— Отвечайте на вопрос. Я жду! — еще более твердо приказал подполковник, когда Шарковский полез в карман за платком. — Какое это число?

— Число?.. Не помню… забыл…

— Число у вас записано? Может быть, здесь? — спросил Иван Васильевич, пододвигая лежащие на столе документы.

— Нет… я помнил… четырехзначное число… забыл… потом я вспомню…

— Хорошо. Вечером поговорим. Постарайтесь вспомнить, — сказал Иван Васильевич поднимаясь.

Арестованный был в таком состоянии, что продолжать допрос не было смысла. Нужно было дать ему успокоиться и прийти в себя. Главное сделано. Иван Васильевич ждал от Шарковского большого сопротивления и готовился к упорной психологической борьбе, но почему-то этого не случилось. Он понял, что в отношениях между Шарковским и Тарантулом — Мальцевым есть какая-то тайна, и она сейчас сыграла решающую роль. Так или иначе, но Шарковский «раскололся» и сильно облегчил работу. Сделав Маслюкову знак отправлять арестованного, он собрал отобранные при обыске вещи и протокол в портфель.

— До свиданья, товарищи! — обратился он к работающим за своими столами следователям. — Большое вам спасибо за помощь!

Вернувшись из Управления милиции, Иван Васильевич спустился в столовую и только здесь почувствовал, как он проголодался. Большинство столиков были свободны. Обедали опоздавшие.

— Иван! Иди сюда.

Оглянувшись, он увидел солидного офицера в морской форме.

— А-а! Костя! Ты когда вернулся?

— Часа полтора назад. Садись.

Устроившись за столиком с Каратыгиным, Иван Васильевич заказал обед и, откинувшись на спинку стула, с удовольствием вытянул ноги.

— Ну, рассказывай, как путешествовал?

— Долгая история… Поговорим лучше о тебе. Ребята в порядке? Аля и Коля?

— Пока все идет хорошо. В основном распутали. Только что взял одного, а на днях ликвидируем всю банду. Начальство торопит.

— Это правильно. Надо торопиться, Иван. Скоро начнем наступать.

Официантка принесла хлеб, столовый прибор, но пообедать Ивану Васильевичу удалось только через полчаса. В дверях появился взволнованный и запыхавшийся от быстрой ходьбы Маслюков.

— Что-то у нас случилось, — проговорил Иван Васильевич, заметив приближающегося помощника, и, когда тот остановился в двух шагах, спросил: — Ну? Сбежал, что ли?

— Сбежал, товарищ подполковник. Совсем сбежал… на тот свет…

— Что это значит?

— Мертвый…

— Новое дело… Как же так? Да вы успокойтесь, Сергей Кузьмич. Садитесь, — сказал Иван Васильевич и, увидев, что Маслюков покосился в сторону Каратыгина, прибавил: — Можно, можно. Он в курсе дел. Рассказывайте.

— Да мне нечего особенно и рассказывать, товарищ подполковник. Ехали мы молча. Он сидел забившись в уголок и только глазами моргал. Все было нормально. А потом… Уже сюда, во двор, въехали, он вдруг бряк… и готов. Немного подергался — и все. Не понимаю… Инфаркт его хватил, что ли…

— Все может быть. Возраст такой, как раз для инфаркта… Врача вызывали?

— Вызывал. Констатировал смерть, но отчего и почему, не говорит. Надо делать вскрытие.

— Неприятность… — задумчиво проговорил Иван Васильевич. — Костя, ты еще тут посидишь?

— А что?

— Попроси, чтобы с обедом подождали. Схожу посмотрю. Не нравится мне эта смерть.

Длинными коридорами прошел Иван Васильевич в здание внутренней тюрьмы. Шарковский лежал в приемной на широкой деревянной скамейке. Первое, что бросилось в глаза, — это посиневшее лицо умершего. Рубашка была расстегнута, и кожа на груди покрылась темно-синеватыми пятнами.

«Что же это такое? — думал Иван Васильевич. — Естественная смерть от инфаркта или самоубийство? Может быть, разговор о Тарантуле привел его в такое состояние, что он не выдержал и отравился. Но когда? Где он взял яд? А может быть, отправляясь в милицию и зная о том, что ему приготовлено, яд принял заранее?»

— Сергей Кузьмич, в боковом кармашке пиджака у него вы смотрели во время обыска?

— Кажется, смотрел…

— Почему «кажется»?

— Не уверен, товарищ подполковник. Во всяком случае, снаружи рукой прощупал, это я помню.

— А не остался ли там какой-нибудь порошок?

— Вряд ли… А вы думаете, что он принял порошок? Не-ет! Этого не может быть. Всю дорогу я с него глаз не спускал. Сразу бы увидел, — уверенно сказал Маслюков.

— В инфаркт я не верю.

— Почему?

— С плохим сердцем в разведке не работают. Тут что-то другое. Вы обратили внимание, какое на него впечатление произвело сообщение о Тарантуле?

— Конечно. Он не знал, что Мальцев и Тарантул одно лицо.

— В том-то и дело. Тут какая-то тайна. И вот, видите, тайна ушла в могилу.

— Мальцев расскажет.

— Он может и не знать… А что, если и Мальцев… — начал было Иван Васильевич и, не договорив, задумался.

— Что будем делать, товарищ подполковник? — спросил Маслюков после того, как Иван Васильевич, нагнувшись к телу, поднял веко и посмотрел глаз.

— Что делать? — машинально переспросил Иван Васильевич, думая о другом. — Явное отравление. Не знаю, почему врач не мог определить сразу…

— Он у нас слишком ученый. Сто раз примеряет и только потом отрежет, — с усмешкой заметил Маслюков.

— Н-да! Что делать? — опять повторил подполковник, не слушая помощника. — Что делать? Пускай тут где-нибудь полежит до завтра…