Судьба благоволила к Тарантулу. Он уже попадался в сети советской контрразведки, но в самый последний момент благополучно уходил.

Вот и сейчас. Счастливый случай привел на набережную, и здесь он выяснил, что сети снова расставлены…

Осенью сорок первого года Тарантул лихорадочно засылал в Ленинград группу за группой, а сам собирался войти в город вместе с германской армией.

Осенью сорок второго года, когда готовился решительный штурм, пришлось приехать самому. Штурм не состоялся, но людей он потерял много, а сам едва успел скрыться.

Осень сорок третьего года. Он снова в Ленинграде, и снова дела складываются не в его пользу.

Было уже совсем темно, когда Мальцев вышел из трамвая и, не оглядываясь, медленно зашагал к дому. Теперь он знал, что за ним наблюдают, но тем более не следует показывать, что это ему известно. Завтра утром он исчезнет, и советская контрразведка останется с пустыми руками.

«А что, если сегодня ночью?..» Эта мысль заставила остановиться. Тарантул никогда не ждал. Так он учил и других. Малейшее подозрение — и немедленно принимаются меры. Без паники, с трезвым, холодным расчетом, и немедленно… Но на квартире Завьялова остались вещи и нечто такое, что он не может бросить… Как же быть?

Сегодня он был на кладбище. Там все спокойно. Казанков, который его предал — а в этом он теперь не сомневался, — ничего не знал о Лынкисе, и, значит, вторая явка в безопасности. Неизвестно, что говорил Казанков о Шарковском и не вызван ли арест аптекаря его разоблачением. Но даже если и так, Шарковский никогда не сознается. В этом Тарантул был уверен…

Под воротами дома горела синяя лампочка. Мальцев увидел, как оттуда вышел человек и торопливо направился в его сторону.

«Мужчина или женщина? Если женщина, надо рискнуть», — задумал он.

Человек быстро приближался, и, когда поравнялся, Мальцев разглядел солдатскую шинель.

— Опоздал, дружок? — спросил он.

— Да, засиделся, — ответил тот на ходу. Солдат ушел, но вопрос остался нерешенным. Рискнуть или не рискнуть?..

Снова и снова он взвешивал свои шансы на успех, восстанавливал в памяти последние дни, проведенные в Ленинграде, стараясь разгадать план советской контрразведки. Никаких признаков, что сегодня ночью намечен его арест, не было. Значит, надо рискнуть!

Перелезая через кучи мусора, Мальцев еще испытывал тревогу, но когда поднялся по лестнице и остановился перед дверью квартиры, окончательно успокоился. Почему, собственно, он решил, что сегодня ночью?

Лена, открывшая дверь, встретила его необычайно приветливо, почти радостно, но и в этом он не увидел ничего подозрительного.

— Долго вы сегодня, Григорий Петрович.

— А Коля еще не пришел? — спросил Мальцев, взглянув на вешалку.

— Нет. Он звонил, что придет очень поздно. У них там какие-то срочные работы. Судно ставят на зимовку… Чаю вам согреть?

— Пожалуйста…

Мальцев разделся, прошел в свою комнату и зажег свет. Вещей не было. Не веря своим глазам, он откинул одеяло и заглянул под кровать. Пусто. С перекошенным от отчаяния и злобы лицом он выскочил в прихожую. Там стоял высокий, коренастый мужчина с седыми висками, в штатском костюме. Правую руку он держал в кармане пиджака.

— Простите, пожалуйста. Алечка вас не предупредила…

— Да, да, — сказала девочка, выходя в прихожую. — У нас гость, Григорий Петрович. Он тоже к папе приехал. Знакомьтесь.

Мальцев быстро справился со своим состоянием, и на лице его появилось любопытство, с каким обычно встречают нового человека.

— Очень приятно, — сказал он. — Вы тоже ученый?

— Да. Я химик.

— Коллега, значит. Моя фамилия Мальцев, — сказал Григорий Петрович, протягивая руку.

— Нет, нет… Фамилия ваша не Мальцев, и здороваться с вами я не могу, — любезно сказал гость, предостерегающе поднимая левую руку. — Оставайтесь на месте. Разговор у нас предстоит большой и интересный, но я должен быть уверен, что вы взвесили все…

— Я взвесил, — насмешливо сказал Мальцев. — Вы очень хорошо спрятали людей.

— Тем лучше. Приятно иметь дело с умным человеком. Алечка, посмотри, что у дяди в карманах… Попрошу вас поднять руки на минутку.

— Пожалуйста, ничего не имею против. Мальцев поднял обе руки, но Лена стояла у двери в гостиную, не решаясь выполнить просьбу Ивана Васильевича.

— Не стесняйся, Аля. Посмотри, нет ли у него в карманах оружия.

— Не бойся, Аля. Смотри, — ободряюще сказал Мальцев. — Мы же с тобой друзья…

Любезный тон разговора сбил Лену с толку, и она широко раскрытыми глазами смотрела на мужчин. Она уже догадалась, что пистолет в правом кармане Ивана Васильевича направлен на Мальцева и потому он так послушно поднял руки.

— Ну, в чем же дело, Аля? — строго спросил Иван Васильевич и этим привел ее в движение.

По очереди она осмотрела все карманы, но никакого оружия в них не оказалось.

— Руки можно опустить? — спросил Мальцев, когда Лена закончила осмотр.

— Сейчас. Аля, в боковом кармане у дяди вечная ручка. Дай ее сюда.

Лена вынула массивную, необычно тяжелую ручку и передала Ивану Васильевичу.

— А вы знакомы с этой техникой? — спросил Мальцев.

— Да. Приходилось видеть. Однозарядный пистолет, — ответил подполковник, пряча ручку в карман. — Теперь можно опустить руки. Пройдемте сюда…

Они прошли в гостиную, и здесь Мальцев развалился в кресле, как дома. Лена осталась в дверях.

— Значит, чаю не надо? — спросила она.

— Действительно, время у нас есть, давайте выпьем чайку и поболтаем, — предложил Иван Васильевич.

— Не возражаю.

Лена ушла, и на какое-то время воцарилось молчание. Оба с интересом разглядывали друг друга. Со стороны можно было подумать, что в гостиной сидят два ученых, собирающихся обменяться мнениями о научных проблемах.

— Простите за любопытство, — сказал Мальцев. — Зовут вас Иван Васильевич?

— Совершенно верно.

— Н-да… А ведь я знаю вас давно, майор госбезопасности.

— Теперь уже подполковник.

— Вот как!.. Поздравляю. Карьеру у вас делают быстро. Головокружительно быстро.

— По способностям, — заметил Иван Васильевич, но Мальцев пропустил это мимо ушей.

— Да-а… Знаю вас давно, а вижу впервые.

— А разве вы не собирались со мной встретиться, когда отправлялись в Ленинград?

— Признаться, нет… Казанков у вас?

— У нас.

— Сколько раз я давал себе слово не связываться с такими болванами. Трус и дурак, — что может быть хуже?

— Это верно, — согласился Иван Васильевич. — Я предпочитаю иметь дело с людьми идейными.

— Вроде этих… девчонки и мальчишки. Как тебя зовут? — спросил Мальцев вошедшую в этот момент Лену.

Лена поставила на стол хлебную корзиночку с галетами и вопросительно взглянула на Ивана Васильевича.

— Он сомневается в том, что вас зовут Аля и что вы дочь Сергея Дмитриевича, — пояснил тот.

— Я не сомневаюсь, — возразил Мальцев, — Я точно знаю, что настоящие дети Завьялова живут при заводе.

— И давно вы это узнали? — спросил Иван Васильевич.

— Часа два тому назад.

— Зачем же вы сюда пришли?

— За вещами. Решил рискнуть. Но как же все-таки тебя зовут, девочка?

— Скажите ему правду, — разрешил Иван Васильевич.

— Меня зовут Елена.

Мирный тон беседы мужчин подействовал на Лену так, что она совсем перестала волноваться.

— И ты, Лена, знала, на что идешь? — спросил Мальцев. — Ты знала, кто я такой?

— Я знала, что вы наш враг.

— Почему во множественном числе? Почему наш?

— Вы враг моей Родины.

— Ах, вот что… А твой брат?

— Он мне не брат, но он тоже патриот.

— Леночка, чай, наверно, готов, — напомнил Иван Васильевич и, когда она ушла, обратился к Мальцеву: — Убедились?

— Да… Вы с детства вбиваете в головы высокие идеи, а они, как попугаи, их повторяют.

— Странный вывод. На собственной своей особе вы испытали, что они не только повторяют эти идеи, но и борются за них. Обычная ваша ошибка. Вы начали с нами войну потому, что недооцениваете силу наших идей.