— Вы тоже возьмитесь за руки, — добавил Шими. Ту спокойную уверенность, что появилась в его голосе, Джейк раньше не слышал. — Это поможет.

Джейк затолкал Ыша за пазуху.

— Роланд, ты смог показать Шими…

— Смотри. — Роланд взял его за руки. Остальные уже образовали вокруг них тесный кружок. — Смотри. Думаю, ты увидишь.

Яркая щель разорвала темноту, скрыв от Джейка Шими и Теда. На мгновение задрожала, потемнела, Джейк уже решил, что щель сейчас исчезнет, но яркость вернулась к ней и она начала расширяться. Он услышал, едва-едва (словно находился под водой), звук грузовика, проехавшего в другом мире. И увидел здание с небольшой асфальтовой площадкой перед ним. На площадке стояли три легковушки и пикап.

День! — подумал он в испуге. Потому что, раз время никогда не текло вспять в Ключевом мире, получалось, что оно соскользнуло, прыгнуло вперед. И если он видел перед собой Ключевой мир, там ночь с пятницы на субботу уже уступила место дню, 19 июня, одна тысяча девятьсот…

— Быстро! — прокричал Тед с другой стороны этой яркой дыры в реальности. — Если вы идете, пора! Он сейчас лишится чувств. Если вы идете…

Роланд рванул Джейка за собой. Его заплечный мешок подпрыгнул на спине.

«Подожди! — хотел крикнуть Джейк. — Подожди, я забыл свои вещи!»

Но опоздал. Возникло ощущение, что большие руки сжали ему грудь, он почувствовал, как весь воздух вышел из легких. Успел подумать: Изменение давления. Потом ему показалось, что он падает вверх, а в следующее мгновение уже стоял, пошатываясь, на асфальте автостоянки, с привязанной к каблукам тенью, щурясь и гримасничая, а где-то в глубинах сознания задаваясь вопросом, а как давно он не видел естественного дневного света. Наверное, с того самого момента, как вошел в Пещеру двери, чтобы отправиться на поиски Сюзанны.

Из далекого далека донесся крик:

— Удачи!

Он подумал, что кричала девочка, которая поцеловала его, а потом смолк и он. Тандерклеп, Девар-тои и темнота исчезли вместе с ним. Они находились на американской стороне, на автостоянке, в том самом месте, куда перенесли их память Роланда и мощь Шими, усиленная четырьмя Разрушителями. Это был универсальный магазин в Ист-Стоунэме, где на Эдди и Роланда напали люди Джека Андолини. Только если не произошло какой-то ужасной ошибки, нападение это случилось двадцатью годами раньше. А Роланд и Джейк попали на автостоянку перед магазином 19 июня 1999 года, и если верить часам в витрине (по циферблату тянулась надпись: ВСЕГДА ЕСТЬ ВРЕМЯ ДЛЯ МЯСНЫХ ЗАКУСОК «БОС ХЕД»[130]), до четырех пополудни осталось девятнадцать минут.

Отпущенное им время практически истекло.?

Мысль о том, что руки у него стали невероятно быстрыми, как-то не приходила в голову Джейку Чеймберзу. И возвращаясь в Америку из Девар-тои, он знал только одно: его рубашка, выпирающая вперед под весом Ыша, вылезает из джинсов. Ушастик-путаник, которому никогда не везло в путешествиях между мирами (в последний раз он чуть не угодил под колеса такси), вывалился из-под рубашки. Практически никто не смог бы предотвратить его падение (которое скорее всего не причинило бы Ышу никакого вреда), но Джейк отличался от огромного большинства. Вот и ка просто не смогла обойтись без него, даже нашла способ обмануть смерть, чтобы опять привести его к Роланду. Руки Джейка развили такую скорость, что на мгновение просто исчезли из виду. А когда появились вновь, одна держала Ыша за густую шерсть на загривке, а вторая — за короткую на спине, неподалеку от хвоста. Джейк осторожно опустил своего друга на асфальт. Ыш посмотрел на него и коротко гавкнул. Вроде бы озвучил не одну мысль, а две: «Благодарю» и «Никогда больше так не делай».

— Пошли, — бросил Роланд. — Нам нужно спешить.

Джейк последовал за стрелком, который направился к магазину. Ыш, как всегда, семенил у левой ноги мальчика. На двери, закрепленная резиновой присоской, висела бумажка: МЫ ОТКРЫТЫ, ТАК ЧТО ЗАХОДИТЕ В ГОСТИ, точно так же, как и в 1977 году. В левой от двери витрине Джейк прочитал:

Джейк подумал: «Бобы в горшке» начнут есть примерно через час. Они уже стелят скатерти и расставляют тарелки.

Справа от двери висело еще более удивительное послание общественности:

Джейк сразу подумал о Харригане, странствующем проповеднике с угла Второй авеню и Сорок шестой улицы, и задался вопросом, в какую из этих двух церквей он мог бы пойти. Разум звал его в 1-ю Конго, но сердце…

— Поторопись, Джейк, — повторил Роланд. Когда стрелок открыл дверь, послышалось мелодичное звяканье. В нос ударили приятные запахи, напомнившие Джейку (как раньше они напомнили Эдди) магазин Тука в Калье Брин Стерджис: запахи кофе и мятных леденцов, табака и салями, оливкового масла, рассола, сахара, пряностей, разной вкуснятины.

Следом за Роландом он вошел в магазин, отдавая себе отчет как минимум о двух вещах, которые прибыли с ним из другого мира: пистолете-пулемете «койот», заткнутом за пояс, и плетеной сумке на левом плече, в которой все еще глухо позвякивали с полдесятка орис. Достать любую для него не составляло труда.

Уэнделл «Чип» Макэвой стоял за прилавком с деликатесами, взвешивал нарезанную ломтиками, выдержанную в меде индейку для миссис Тассенбаум, и пока над дверью не звякнул колокольчик, еще раз перевернувший жизнь Чипа («Ты перевернулся вверх дном» — так говорили старожилы, если твоя машина оказывалась в кювете), они обсуждали все возрастающее число водных мотоциклов на Кейвадин-Понд… вернее, обсуждала миссис Тассенбаум.

Чип полагал миссис Т. своей более или менее типичной летней покупательницей: богатой, как Крез (по крайней мере таким богачом был ее муж, владелец одной из новых компьютерных компаний), говорливой, как попугай, глотнувший виски, и безумной, как Говард Хьюз,[131] подсевший на морфий. Она могла бы купить себе яхту (и дюжину водных мотоциклов, чтобы тащить ее на буксире, возникни у нее такое желание), но приплывала на рынок в этом конце озера на старой весельной лодке, привязывала ее там, где привязывал свою Джон Каллем до Того Дня (по мере того, как уходящие годы облагораживали его историю, доводили до блеска, как мебель из тика, Чип все выше и выше поднимал ее статус, во всяком случае, в голосе, произнося слова «Тот День» с той же благоговейной интонацией, с какой преподобный Конвей произносил слово Бог). Мадам Тассенбаум была болтливой, сующей нос в чужие дела, симпатичной (в каком-то смысле… полагал он… если вас не мутит от избытка косметики и лака для волос), набитой «зеленью» и республиканкой. В сложившихся обстоятельствах Чип Макэвой не видел ничего зазорного в том, чтобы придавить большим пальцем уголок чашки весов… этому трюку он научился от отца, который говорил, что ты просто обязан обвешивать приезжих, если те могли себе это позволить, но не вправе обвешивать местных, даже если они богатые, как этот писатель, Кинг, из Лоувелла. Почему? Да потому что новости распространяются быстро, и очень скоро в магазин будут заходить только приезжие, а попробуй найти их в феврале, когда сугробы вдоль обочин шоссе № 7 поднимаются на добрых девять футов. Но февраль, однако, еще не наступил, и миссис Тассенбаум — несомненно, дщерь Авраамова, если он хоть раз видел одну, — родилась и жила не в этих краях. Нет, миссис Тассенбаум и ее богатый-как-Крез компьютерный муженек вернутся в Жид-Йорк, как только увидят первый упавший на землю пожелтевший осенний лист. Вот почему он не испытывал ни малейших угрызений совести, легким нажатием большого пальца доведя стоимость покупаемой миссис Тассенбаум индейки с шести долларов до семи и восьмидесяти центов. Он продолжал во всем соглашаться с ней и после того, как она сменила тему, начала говорить о том, какой ужасный человек этот Билли Клинтон, хотя на самом-то деле Чип дважды голосовал за Баббу и проголосовал бы еще раз, если б Конституция разрешила ему баллотироваться на третий срок. Бабба умен, умел добиться от арабов, чего хотел, не совсем забывал о тех, кто зарабатывал на жизнь своим трудом, и, право слово, поимел больше кисок, чем туалетное сиденье.